– Нет, домой, только домой!
– Дверь твоего дома – могильная плита. Когда она за тобой закроется, всему конец.
– Нет, я не желаю поступить, как Асунсьон, и, дождавшись, когда графиня уснет, тайком бежать из дому. Я желаю освободиться из моей тюрьмы при свете дня, выйти на глазах у всех из распахнутой двери. Идем. Боже мой, на какой безумный шаг решилась я сегодня. Где ты, Асунсьон? Неужели ты умерла для меня и для всех остальных?.. Ни минуты дольше я не останусь здесь. Мне кажется, будто я слышу голос доньи Марии, она зовет меня, от страха у меня волосы становятся дыбом.
Инес шагнула к выходу. В тот же момент до нас донесся шум экипажа с улицы.
Мы замерли на месте, прислушиваясь к шагам на лестнице; дверь гостиной открылась, на пороге появился лорд Грей. Хмурый, взволнованный, мрачный.
Он с удивлением взглянул на нас и попытался рассмеяться, но его искаженное лицо способно было выражать лишь гнев. Дрожа от ярости, англичанин заметался по гостиной, как тигр в своей клетке; порой он смотрел на нас, порой бросал нам какие-то отрывистые непонятные слова, потом что-то невнятно бормотал себе под нос, мешая английский язык с испанским.
– Доброй ночи, Арасели… А вы что делаете здесь, девушка? Ага… Мой дом служит убежищем для влюбленных… Вы счастливее меня… Будь прокляты юные ханжи! Такой человек, как я… Не надо было уступать… Клянусь святым Георгием и святым Патрицием!..
– Лорд Грей, – сказал я, – нас привела в ваш дом совсем иная причина, чем вы предполагаете.
– Где Асунсьон? – запальчиво спросила Инес. – Нет, вам не удастся бежать из Кадиса. Я подниму на ноги весь город.
– Асунсьон? – переспросил англичанин, с гневом топнув ногой и сжав кулаки. – Я поступил, как дурак… но мы еще увидим… Пусть меня черт заберет, если завтра я уступлю… Что вы спросили? Асунсьон… очень серьезная и честная девушка… Проклятое ханжество… Слезы, рыдания, вздохи… К черту!.. Что вы говорите?.. Прошу прощения… Я вне себя… Я весь в огне, я киплю… Так вот, как я сказал, Асунсьон…
– Да где она? Вы злодей!
– Бедняжка вернулась домой и, сложив ручки на груди, исповедуется в грехах перед алтарем… Будь прокляты набожные девушки! Можно было подумать, что ее воля тверда, как скала, а она просто церковный воск. Из нее выйдет отличная монахиня… Так вот, она дома, вернулась. Невинный ангелочек насмерть перепугался, очутившись со мной наедине в незнакомом месте. Таким ангелочкам по душе лишь в церкви. Она плакала, стенала, пыталась покончить с собой, подняла крик на весь дом знатной доньи Моники, куда я ее привез… Такого у меня еще не случалось в жизни… Несчастный котенок, как он мяукал! Какие вздохи! С какими воплями защищала она свою честь!.. Да, в этой стране надо быть монахом или пономарем… Словом, она снова у себя дома, куда я ее доставил тайком, как и похитил. А вы, донья Инесита, оказывается, решительная женщина… Вы смело сбежали из дому с этим замечательным юнцом… К чему все охи да ахи в защиту своей чести и прочая ерунда?.. Графиня весь вечер только и твердила мне об одном и том же… Она просила меня вызволить вас из неволи, и я дал слово… Но вы сами устроили свою судьбу… И отлично сделали. А на мою долю достались одни невзгоды и беды… Но завтра… я уж приму меры. Не знаю, то ли дьявол сотворил ханжей, чтобы насмеяться над влюбленными, то ли их создал Бог, чтобы покарать нас… Восстановим в памяти все по порядку. О боже, боже!
– Уйдем отсюда поскорее, – сказала Инес. – Этот человек сошел с ума. Если верно, что несчастная девушка вернулась домой, мы быстро узнаем об этом.
Приняв внезапное решение, я спросил англичанина:
– Милорд, могу я воспользоваться вашим экипажем?
– Он стоит у дверей.
– Идем же.
Мы спустились по лестнице. Я поднял Инес на руки и, усадив ее в высокий экипаж (одна из причуд лорда Грея, введенная им в Кадисе), бросил кучеру:
– К дому сеньоры де Сисньега на улице Вероники.
– Куда ты меня везешь? – со страхом спросила Инес, когда я сел с ней рядом и экипаж тяжело тронулся с места.
– Ты же слышала. О причине не спрашивай. Узнаешь на месте. Я принял решение, и ни один человек не в силах отговорить меня. Это не сумасбродство, я исполняю свой долг.
– Что ты говоришь! Я покинула дом, чтобы спасти мою подругу от бесчестья, а погубила себя.
– Инес, послушай, ты решилась выйти замуж за дона Диего?
– Не говори глупостей.
– В таком случае молчи и следуй покорно туда, куда я тебя везу. Счастливый случай вручил мне твою судьбу, и я почел бы себя преступником, снова вернув тебя в ненавистную темницу, где тебе суждено в конце концов пасть жертвой себялюбия и невыносимого деспотизма той особы, которая не имеет никакого права тебя тиранить… Бедняжка, запомни мои слова и знай, что придет время, когда ты благословишь мой безумный шаг. Нет, ты больше туда не вернешься. Не вспоминай о донье Марии. Доверься мне. Скажи, я хоть раз обманул тебя? С тех пор как мы встретились, разве ты не была для меня святыней, которую оскорбить – преступление? Не видела ли ты во мне всегда наряду с безграничной любовью глубокое уважение и почтительность, торжествующие над всеми человеческими слабостями? Инес, ты жертва страшной ошибки. Ты боишься донью Марию, трепещешь перед маркизой де Лейва, дрожишь при взгляде этих мрачных и грозных женщин, которые неустанно следят за тобой. Знай же, обе эти женщины для тебя не более чем два пугала, которыми устрашают малых ребят. Подойди ближе, тронь их рукой, и ты убедишься, что они всего-навсего картонные пугала.
– Не понимаю тебя.
– Я хочу этим сказать, – продолжал я с жаром, – что ты прониклась уважением и почтительностью к чужой для тебя семье. Все основано на заблуждении. Ты обманута, твоей добротой и кротостью пользуются с гнусными целями; не в силах оценить твои прекрасные достоинства, они решили перевоспитать тебя на свой лад в школе лицемерия. Не думай больше о них, дорогая Инес, забудь их, считай себя отныне свободной. Ты будешь жить под покровительством единственного человека, который вправе распоряжаться тобой; ты будешь свободна, ты познаешь невинные радости и сможешь беспрепятственно наслаждаться природой – смотреть на небо, восхищаться творением Бога; отныне ты вправе быть доброй, не лицемеря, веселиться со спокойной совестью, жить в окружении людей, которые тебя боготворят. Твой мирный сон не потревожит забота о том, какую уловку придумать, чтобы наутро избежать наказания. Тебе не придется прибегать к мучительной лжи; никто не приневолит тебя к браку с ненавистным человеком; тебе больше не придется выбирать, что лучше – пожертвовать своей совестью и быть проклятой в жизни вечной или стать несчастной, бесконечно несчастной и достойной сострадания на земле в нашей короткой человеческой жизни.
– Габриэль, – сказала Инес, заливаясь слезами, – твои слова мне непонятны. Я не верю, что ты способен обмануть меня. Но ты так странно говоришь… Что это – безумие или?.. Куда ты везешь меня? Ради бога, не сходи с ума. Кучер, кучер, на улицу Амаргура!
– Кучер повинуется моему приказу! – воскликнул я, повышая голос, чтобы перекричать стук колес – Радуйся, Инес, веселись, мой друг. Сегодня ночью вся твоя жизнь изменится. Сколько бед на тебя свалилось, бедняжка. Сколько неожиданных поворотов судьбы за твою короткую жизнь! По одну сторону ты, по другую я. Сколько страданий и горя! То нас поднимало вверх на гребне волны, то низвергало в пропасть, то мы соединялись, то снова разлучались…
– Правда, правда.
– Бедняжка моя, кто бы сказал, что в своем величии ты будешь не менее несчастна, чем в своих невзгодах.
– Да, правда, правда!.. Но что это, твое безумие передалось и мне. Ради бога, отвези меня домой. Мы потом, потом все решим…
– Все уже решено…
– Но моя семья… Ведь есть же у меня семья, имя…
– Об этом и идет речь.
– Нет, я не могу, я не согласна. Конечно, ты не можешь обмануть меня, но… Домой, домой! Что станут обо мне говорить! Пресвятая Дева!
– Говорить ничего не будут.
– У меня новый замечательный план…
– Мой лучше… Твоя кузина посвятит тебя во все. К черту и донью Марию, и ту, другую, де Лейва.
– Она старшая в семье. Она повелевает.
– Сейчас повелеваю я, Инес. Покорись и молчи. Разве ты не помнишь, что во всех трудных случаях твоей жизни ты прибегала к моей помощи? Так и нынче. Я уже давно выжидаю случая… Я неотступно следил за тобой, чтобы выкрасть, как выкрал из дома Рекехо, и наконец сегодня мне это удалось… Пусть донья Мария попробует вырвать тебя из моих рук. Остальное тебе расскажет твоя кузина. Вот мы и приехали.
То ли потому, что Инес привыкла доверять мне во всех случаях жизни и знала, как я заботливо устраивал ее судьбу; то ли смутное предчувствие подсказало ей, что я поступаю правильно, но она не пыталась сопротивляться, когда я вошел с нею в дом и повел наверх, подняв на ноги всех обитателей. Амаранта не на шутку перепугалась, услышав в столь неурочный час стук в дверь и голос, возвещавший о моем прибытии. Донья Флора и графиня поспешили ко мне навстречу, ничего не понимая от удивления.
– Что это? Как тебе удалось вырваться из дома! – воскликнула Амаранта, с нежностью целуя свою гостью. – Мы, несомненно, должны благодарить Габриэля за такой подарок.
– Какая радость снова быть с вами, дорогая кузина! – сказала Инес, усаживаясь на диван рядом с Амарантой и тесно прижимаясь к ней. – Я даже забыла, какой грех убежать из дому, счастье переполняет меня, заглушая все укоры совести. Я побуду здесь одно мгновение, только одно мгновение.
– Габриэль, – сказала Амаранта, не замечая, как по лицу ее бегут слезы, – когда вы выступаете? Я испрошу разрешение сопровождать экспедицию, мы возьмем с собою Инес.
– Бежать! – воскликнула та с нескрываемым ужасом. – Но все станут презирать меня, как девушку, потерявшую совесть. Нет, я не нанесу такое бесчестье своей семье, я вернусь в дом доньи Марии.
– Покончим с лживой видимостью! – крикнул я. – Сколько б ты ни искала, ты не найдешь более родной семьи, чем та, что тебя сейчас окружает.