– Она решила не отвечать, – буркнула наконец Очи. – Не хочет говорить нам самого главного. Она всегда делает так.
Я хотела возразить, что это не так, но Очи не дала:
– Вы можете ждать, сколько хотите, а я ухожу, – заявила она и решительно поднялась с места, но сделала шаг – и с силой ударилась обо что-то всем телом и головой.
Мы с Ак-Дирьи вскочили. Очи в недоумении смотрела перед собой, но ни она, ни мы ничего не видели. Темный ночной воздух был пуст. Что за стена выросла перед ней, мы не понимали.
– Это она! – крикнула Очи. – Те, ты все слышишь! – обернулась она к Камке. – Почему не даешь мне уйти? Мне надоели твои игры! Я хочу знать правду о силе, которая дает каму власть!
Но Камка не шевелилась, она сидела в прежней позе, только чуть громче гудела и несильно раскачивалась взад-вперед. Очи фыркнула и хотела сделать шаг, но снова наткнулась на стену. Мне показалась, я расслышала звон от удара.
– Что это? – она протянула руку и стала ощупывать. Вверх, вниз, в стороны и всюду была преграда, хотя мы не видели ничего. Выглядело это жутко, как Очи, словно полоумная, мечется руками по воздуху. Я потянулась к ней, мучительно хотелось ее коснуться, чтобы прекратить наваждение, но моя рука наткнулась на ровную и прохладную невидимую стену, разделявшую нас. – У тебя то же? – удивилась Очи. – Что это?
Я не могла ответить. Разделенные, мы двигали руками, которые, казалось, вот-вот соприкоснутся. Ак-Дирьи с ужасом смотрела на нас. Бледная, она почти дрожала, губы ее поджались.
– Чего ты боишься? – бросила я, обернувшись к ней. – Это просто воздух стал жестким. Камка так сделала, ничего больше.
Но тут по глазам Ак-Дирьи я поняла, что ужас ее от другого. Она смотрела куда-то за меня, и, сообразив это, я обернулась.
Впервые ощутила я тогда, как волосы на голове зашевелились. Прямо на меня двигался размытый, бесформенный, точно мокрый грязный войлок, рождающий ужас ээ-борзы. Он двигался медленно и, казалось, не видел меня, но был в то же время так близко, что вот-вот пожрет. Я помнила, что надо быть спокойной, но он был уже совсем рядом. Я крикнула: «Берегись!» – и упала на землю.
Я лежала, ожидая нападения каждый миг, но ничего не происходило. Вместо этого я услышала визг Ак-Дирьи и боевой, отчаянный вопль Очишки. Я подняла голову: Дирьи прыгала от черно-грязных теней, проплывавших мимо нее, а Очи выхватила меч, пытаясь напасть в смертельном отчаянии, но постоянно натыкалась на невидимую стену и отскакивала, ударившись об нее теперь уже с явно слышимым звоном. Вокруг творился ужас, мы были окружены алчными духами, одни медленно, словно нас и не было, проплывали мимо, другие проносились сверху, третьи останавливались, сплетались, соединялись… Меня затошнило от этого зрелища. Небо стало тяжелым и мглистым, с кровавым оттенком, будто по нему заходили зори. Деревьев, обрыва не было видно в клубившейся темноте. Я старалась быть пустой и холодной, как учил меня дух, но мне казалось, что вот-вот лишусь рассудка. Надо было зацепиться сознанием за что-то спасительное – я дотянулась до хвороста, лежащего поодаль, и сунула ветку в догоравшие угли. Она занялась, и с огнем в руках я обернулась к алчным духам.
Вокруг стало кромешно темно, мой слабый факел не давал света. Алчные исчезли. Девы переводили дыхание и озирались, не зная, откуда ждать нападения. Я сделала круг, освещая пространство, потом присела, чтобы вернуть огонь в костер и добавить еще веток.
Я занималась этим, пока пламя не разгорелось сильнее, осветив часть поляны. А когда подняла глаза, увидела прямо перед собой дикого кота в буро-рыжей полосатой шкуре. Он лежал на большом камне и смотрел перед собой невидящим взглядом. Потом скользнул на землю, плавно, будто был лишен костей, и растекся огнистым ручьем по земле, заструился вниз с утеса и скрылся… Я смотрела, оторопев. Я уже догадалась, что это был ээ-тоги, но не могла понять, почему так ясно вижу его, хотя ничего для этого не делаю.
Утес переменился. На нем росли крупные деревья с желтыми стволами и острыми как лезвия листьями. Большие валуны лежали в невысокой, тоже острой на вид траве и на песчаных проплешинах. Песок был крупным, как галька, черный и желтый… И я почти не удивилась, когда увидела других звероподобных духов: я уже догадалась, что мы в мире ээ-тоги.
Следующая перемена была так же незаметна и быстра. Воздух вдруг посветлел, словно вышло солнце. Но ни травы, ни деревьев не проступило из темноты, вместо них были полупрозрачные голубоватые глыбы как будто из мягкого льда. Рои мелких ээ-тай кружили вокруг, питаясь ими. Нам уже было не страшно. Мы успокоились и с улыбкой смотрели на них…
Ночь вернулась постепенно. Воздух стал свеж и легок. Луна спустилась за гору, что означало конец второй трети ночи. Костер плюнул искрами, они пожили звездочками на камнях и угасли. Бормотание Камки оборвались, стало тихо.
Откинув с глухим звуком бубен, она вдруг завалилась на бок. Я кинулась к ней и, только подскочив, вспомнила про невидимые стены – их не было. Подоспели девы, мы усадили Камку к огню. Очи зажгла ветку можжевельника и одымила вокруг, чтобы придать ей сил. Мы молчали. Никто из нас не видел еще Камку в слабости, мы были растеряны, налили ей молока. Камка встряхнулась, сняла тяжелую кожаную куртку, потом провела пальцами по боку котла, в котором грели молоко, испачкала себе сажей лицо и лишь тогда обернулась к нам.
– Вам нельзя сейчас видеть меня, – сказала она. – Запомните это, если будете делать такое сами. Еще сутки на мне будет след наших дорог, и вам нельзя видеть это.
– Что это были за стены? – спросила Очи. – Они не давали мне сделать ни шагу. Ты специально поставила их, чтобы не дать мне попасть в мир ээ-борзы?
Камка поморщилась, будто ее укусила муха.
– Ты несносна. Я защищала вас, чтобы вы не потерялись в дороге.
– Мы стояли на месте, – сказала Ак-Дирьи. – Ты нас очень напугала, созвав ээ-борзы.
– Как бы вы напугались, узнав, что попали в один из их миров? – ответила Камка.
Мы молчали. Меня начала трясти дрожь, хотя страха я уже не чувствовала. Мельком глянув на Очи, я заметила, что ее тоже трясет от сильнейшего напряжения.
– Того, о чем спрашивала Очи, нельзя объяснить словами, – сказала Камка. – Но я не хочу, чтобы вы верили, как пастухи в становищах, будто бы духи спускаются к нам сверху или выходят из-под земли. Вы видели луковицу? – вдруг спросила она. Мы растерялись и молчали. Но она не ждала ответа. – Вы разреза́ли ее ножом? Видели кольца на срезе? А разбирали когда-нибудь чешуйки, из которых она состоит? Мы все живем в луковице. Мы все – люди и духи – близко друг от друга, стоит лишь протянуть руку. Границы между мирами невидимы и хрупки, но никто не в силах нарушить их, пока Бело-Синий держит. Настанет миг, и они рухнут, но это будет конец мира, и я желаю всем нам не дожить до этого часа.
Она улыбнулась. Я не знала, чему она улыбается, меня трясло все сильнее, но, несмотря на это, я ощутила улыбку и на своих губах тоже. Мне стало страшно от этого: будто внутри меня нечто знало то, в чем я сама не отдавала себе отчета. Знало и понимало все, о чем говорила Камка.
– Мы с вами находимся в центре луковицы. Поэтому все ээ стремятся сюда. Людям не дано так легко переходить границы, они слишком тяжелы и плотны. Много сил надо для этого. Тогда можно, как стрела, пронзить луковицу, попав в чужие миры. Сейчас вы сделали это вместе со мной. Когда-нибудь сделаете сами. Но нелегко же было, признаюсь, протащить вас за собой, – усмехнулась она. – Вы еще слишком тяжелы, а настоящая дева, себя посвятившая Луноликой, легка, как увядший лист. Ее даже ветер может унести в мир ээ. Ей надо усилие, чтобы оставаться на месте, а не наоборот.
Она опять улыбнулась, а я улыбнулась вместе с ней, хотя снова не знала чему. Камка опять была старухой: даже голос у нее стал дряхлым, а руки, которые она сложила по-старчески на коленях, мелко дрожали. Когда с трудом поднялась, чтобы идти в пещеру, то показалась такой древней, что у меня было желание ее поддержать. Но она остановила меня и пошла сама.
– Но как попасть в мир борзы? – крикнула Очи ей в спину. – Ты так и не ответила! Это нечестно!
– Спроси у охотника, которого гора слизнула ледяным языком. Спроси у того, кого сама хотела скормить алчным духам за власть над ними, – не обернувшись, спокойно ответила Камка. Очи замерла как подстреленная. Ни до, ни после мать ее не подавала вида, что ей известна история Зонара.
Позже научила нас Камка сзывать перед битвой алчных духов, чтобы помогали осилить врагов. Рассказала и о том, как стать стрелой, чтобы пронзать миры-луковицу и остаться незамеченной среди ээ. Все, что хотела знать Очи, она узнала, но к тому моменту страсть ее улеглась. Как напомнила ей Камка о Зонаре, словно чужая шуба спала с нее.
Три дня Камка после того сидела в пещере, возвращая силы. Три дня Очи по лесам рыскала, а как вернулась, тиха была, и страсть, снедавшая ее, – желание власти над сильнейшими духами – казалось, ее покинула.
Глава 21Черный козел
В конце лета, в сухой месяц кончилось наше у Камки учение. Принеся обет Луноликой, мы отправились с кручи, чтобы никогда больше уже не бывать в тех местах.
Все дни пути мы молчали, погруженные в свои думы. Многому научились мы у Камки за это время, и зов домашних очагов, желание тихой жизни, какую ведут в станах, совсем покинули нас. Качаясь в седле, я спрашивала себя, готова ли к жизни в чертоге, стала ли уже такой сильной и твердой, какой всегда мечтала видеть себя, и приходилось отвечать: да, я изменилась, я уже не та девочка, что пришла на посвящение. Но радости я в себе не находила – слишком долгой и трудной была изменившая меня работа. Было лишь спокойное чувство человека, завершающего очередное кочевье и готового к жизни на новом месте – не счастливой и легкой, а просто такой, какой она будет.
Были сумерки, когда мы подъезжали к чертогу. За забором послышались голоса, смех и лай собак. Красные сполохи большого костра освещали темноту. Не успели мы постучать, как ворота распахнулись. Выбежали девы, взяли наших коней под уздцы, ввели в чертог. Мы спешились, и нас тут же куда-то повлекли.