Глава 6Гадание Кама
– Царь! – послышалось за дверью, от коновязи. – Царь! Кадын! – высокий мальчишечий голос, и все, кто был в доме, обернулись. – Царь! – ворвался Алатай и бросился с порога к очагу, взрыл руками пепел, утонул носом в ладонях, но слишком был рад, слишком билось сердце, чтобы соблюдать правила. – Царь, я нашел! Я выполнил твой приказ, я выследил, где зимуют лэмо! – выдохнул он и только тут, избавившись от своей вести, вгляделся в лица перед собой.
Кадын смотрела исподлобья, склонив голову. Взгляд ее был мрачен, и не на него был даже устремлен этот взгляд – она глядела на очаг, не поднимая головы. Алатай осекся и замолчал. Он потерялся так, что не мог бы сейчас вымолвить и слова. Справа от царя у очага сидели приближенные воины, и Аратспай смотрел так же сурово, один лишь Каспай улыбался, как всегда, приветливо. Но тут пошевелился человек, сидящий на месте гостя, которого Алатай сразу не заметил. Он перевел взгляд – и лицом к лицу столкнулся со Стирксом, с насмешливым его и злым взглядом, и похолодел. И тут же понял, как не вовремя был он со своей вестью, и, как во сне, захотелось провалиться сквозь землю, или стать невидимым, и чтобы все это кончилось. Но ничего изменить уже было нельзя – Алатай сидел, как замерзший, и боялся пошевелиться.
– Вестник, выйди и дождись, тебя позовут, – сказала Кадын, поднимая на него глаза.
– Да, царь. – Алатай смиренно поднялся, но тут Стиркс подал голос:
– Нет, царь. Вижу и я, да и ты видишь, наш разговор завершен. Я нашел то, ради чего сюда ехал, и отныне сердце мое спокойно. Теперь тебе осталось сказать свое слово, которое я передам старому больному отцу: привезу ли я ему радость для сердца или же весть, что царь наш – вор и крадет птенцов из гнезда прежде, чем те станут на крыло.
Воины встрепенулись, и Алатай тоже дернулся всем телом от такой дерзости. Только Кадын молчала, и никто не отважился сказать ни слова, так тяжело было мрачное ее молчание. Сердце Алатая ныло, он смущенно и жалко бросал взгляды на царя и ждал, что она ответит.
– Гость, ты желаешь испытать мое сердце, но тебе не удастся это, – сказала она наконец. – Ваше дело с этим воином – только твое и его отца, царь не в силе ни держать, ни отпустить его. Свободный человек свободен во всем. И того, кому служить, воин выбирает собственным сердцем. Теперь уходи. Оставим наш разговор и вернемся к нему, когда придет время. Оставайся в моем стане, живи в гостевом доме. Тебя позовут ко мне.
Стиркс поднялся, не теряя насмешливого выражения на лице, и вышел из дома, кинув на Алатая высокомерный взгляд. Тот сжался и вздохнул свободно, только когда дядя вышел.
– Те, теперь и поесть можно, как долго сидела здесь эта лиса, что живот подвело, – сказал Каспай и потянулся за лежащим на блюде мясом. – Не ко времени тебя духи пригнали, воин, – добавил он с набитым ртом. – Тебя столько не было, мы уж решили, ты оборвал удила и утек в отцовый стан. А нет: отцовый стан сам пришел искать тебя здесь. Всех удалось тебе обвести!
Он смеялся, и Алатай усмехнулся тоже, хотя было ему не весело.
– Ничего, – сказал и Аратспай, тоже беря кусок конины. – Теперь лиса знает, что мы не съели их стригунка и даже силком не держим у своей коновязи.
– Убежденного кто убедит? – возразил Каспай. – Он не поверил ни одному слову царя.
– Словам не поверил – так поверил глазам, – ответил Аратспай.
– Шеш, – прервала их Кадын. – Бело-Синий показал ему то, что было нужно. Не стоит на то слова тратить. Говори, Алатай, с чем приехал.
Он поднял несмело глаза и всмотрелся в лицо царя, силясь понять, не держит ли она гнев в сердце. Но ничего нельзя было прочесть в этом лице.
– Я нашел, – сказал он тихо. – Я выследил, куда уходят на зиму лэмо.
– Те! Это новость так новость! – ударил Каспай по коленям.
– Да верно ли? Лучшие следопыты не смогли этого сделать, а ты, мальчишка!.. – усомнился Аратспай.
Алатай метнул было в него взгляд, но не посмел ничего возразить. Кадын сама вдруг вступилась за него:
– Шеш, воин! Бело-Синий тому открывает, кто видеть умеет. Алатаю это дано, знаете сами. Рассказывай же, Алатай. Все, что ты принес, сейчас очень важно.
Ободренный, он принялся говорить. Начал с того, как пустился в дождь через перевал, и как их застал вечер, и как чужеземец встретил лэмо… Он волновался и говорил сбивчиво, но Кадын слушала внимательно, задавала вопросы и смотрела серьезно, и Алатая охватил восторг под ее взглядом, он вскочил на ноги, рассказывал и показывал, размахивая руками. Воины перестали есть, следили за ним, не отрывая глаз, и он дошел уже до того, как заметили его лэмо, и чуть было не сказал, что это он спас чужеземца, даже уже язык завернул на эту дорогу, как его перебил Каспай:
– Шеш, трясогузка, шумишь, как град! Дай хоть слово ввернуть. Кто же тот воин, что с тобой был? Думал я сперва, ты про ээ своего говоришь, но вижу теперь…
– Это Эвмей! – перебил его Алатай в нетерпении. – Чужеземец! Его девы отпустили.
– Те! И что же ты молчишь, трясогузка? С этого начинать стоило, – прищелкнул языком Аратспай. – И где же он сейчас?
– Верно, с конем у коновязи. Позвать?
– Зови!
Кадын едва заметно кивнула, и Алатай метнулся к двери. Эвмей и правда сидел у дома.
– Царь! Царь зовет! – замахал Алатай руками и потянул его внутрь. – Царь, она тебя спасла! – Он показывал то на дверь, то на самого Эвмея. Тот встал и послушно пошел за ним. В доме он сделал шаг к очагу, остановился напротив Кадын и смиренно опустился на одно колено.
– Хе! Я-то думал, мы спасли воробья, а он журавлем обернулся! – присвистнул Каспай.
Алатай стоял у двери и вдруг увидел своего чужеземца, как видели его воины и царь. Увидел – и удивился. Перед ним был крепкий и рослый воин, сильный и спокойный духом. Золотые волосы, казалось, светились, как солнце. Лицо его было полно достоинства. Настоящий воин. Какое счастье, что не успел Алатай соврать, будто это он спас чужеземца от лэмо. Где ему! Одного взгляда было бы достаточно, чтобы понять, какая это ложь.
– Царь? – спросил Эвмей, и слово прозвучало странно, округло и мягко. Кадын кивнула.
– Я – царь. Кто ты? – Она указала рукой.
– Я – Эвмей. Я вещь твой. Ты владелец меня, – сказал он и наклонил голову. Кадын отрицательно повела рукой.
– Нет. Ты свободный. Ты – воин. Сам владелец себя.
Эвмей внимательно слушал, стараясь считывать с губ. Потом растерянно обернулся на Алатая, будто просил объяснить.
– У нас нет рабов, зачем они нам? – загремел тут Каспай. – Их, говорят, кормить надо. Нет, брат, рабом ты был у желтых. А здесь ты сам себе хозяин. Хочешь – иди, куда сердце зовет, хочешь – с нами живи. Будешь служить царю, заслужишь хорошего коня. Дом тебе поможем поставить. А там и жену найдешь. Девы у нас знаешь какие…
– Он не понимает тебя, Каспай, – остановила его Кадын. – Ты пролил много слов, но они протекли мимо: смотри, какие у него глаза. Алатай, ты говорил с ним? Он достаточно уже знает слов, чтобы рассказать о себе?
– Нет, царь. Я понял только, что его зовут Эвмей и он жил в далекой стране за горами.
– Мне бы очень хотелось знать, как живут люди в землях за горами, – проговорила она и вгляделась в лицо чужеземца так, что Алатай почуял, как засвербело в горле. Такими глазами она никогда не смотрела на него. – Учи его, – сказала она, обернувшись к нему. – Пусть он будет тебе младшим братом. А на праздник весны скажет, чего желает его сердце – уйти или остаться с нами.
– Хорошо, царь. – Алатай наклонил голову. Он сам подивился, что на сей раз ему не хотелось спорить, когда чужеземца назвали его младшим братом. Напротив, он готов был прямо сейчас начать обучать его и словам, и жизни в их люде.
– Ешьте теперь, – улыбнулась она как добрая хозяйка. – С дороги мясо в сладость.
Дважды просить не было нужды – они принялись за печеное мясо. Эвмей, не зная обычая, брал обеими руками, и никто из воинов не указал ему на это, а Алатай был так голоден, что не стал поправлять: успеется, решил он, начну учить его завтра.
Кадын не ела, молча смотрела на них и что-то обдумывала. Потом сказала, глядя тепло:
– Ты очень смел, юный воин. То, что ты узнал, очень важно. И как не побоялся только пойти один за этими тварями, не людьми и не духами.
– Я для тебя только, царь. Откуда было страху взяться? – ответил он и тут же смутился до алого цвета. Она только улыбнулась, а воины сделали вид, что ничего не слышали.
– Хорошо же. Раз ты так смел, приходи ко мне завтра на рассвете, – сказала потом. – Поедем с тобой к Камке. Ей все то же расскажешь.
– К Камке? – поразился Алатай и поперхнулся. – К Каму? – проговорил сквозь кашель. – Но царь! Кам сейчас дает посвящение девчонкам, разве я могу – к ним?
Воины грохнули. Эвмей перестал есть и озирался на них, не понимая. Кадын тоже улыбнулась:
– Те! Да разве я возьму в овчарню такого лисенка? Вот еще забава! Нет, ради нас отвлечется Кам от посвящения. Но ты отдыхай, завтра отправимся до света.
Весь день они блуждали в тайге. По горам летал верховой ветер, гудел в кедрах, рвал легкую хвою с лиственниц. Дождь лупил со всех сторон, затекал под накидку, и Алатай вновь чувствовал себя как в тот день, когда убежал с чужеземцем. Но теперь перед ним ехала сама Кадын, и он не смел впадать в уныние.
Сперва, только выехав, она много расспрашивала и была весела. Потом притихла, кричать друг другу в тайге через дождь и ветер было утомительно и дурно. Алатай видел, что бродят они без цели и словно бы в одном месте. Он замечал, что несколько раз уже Кадын отправляла своего ээ на поиски Кама, но тот возвращался пустым. Алатай не верил, что она не знает, где дает посвящение девочкам Кам, но понимал, что царь ищет иного места для встречи.
День уже катился к закату, когда прекратился дождь, и кони вошли в плотный туман, точно в облако. Лес серебрился, стало очень тихо, не было ни ветра, ни звука. Копыта чавкали в пропитанной водой лесной подстилке. Все кругом стояло зачарованное, оцепеневшее, и Алатай заметил, как подтянулась, подобралась в седле Кадын, и сам подобрался тоже – казалось, невидимые глаза наблюдают за ними из-за лишаистых деревьев.