— Да брось, не трогай ты его! — умолял и я Менгли.
Он чуть улыбнулся и сказал:
— Ну, ладно, ради тебя пощажу эту сторожевую собаку. Но их надо запереть.
Мы вышли, заперли мельницу и поскакали на север, домой.
Хозяевами этой мельницы, оказывается, были два брата. Одного мы связали и заперли вместе с Куламали, а другой, старший брат, был близким человеком хану. Вот Куламали, чтоб хан не повесил его за то, что он помог нам бежать, и научил Менгли сделать так. Мельник видел своими глазами, как Менгли хотел отрезать голову старику, и у него уж не могло быть никаких подозрений.
Мы благополучно доехали — я до своей крепости, а Менгли с парнем до своих крепостей, и скоро я услышал, что вслед за нами в ту же ночь все пленные бежали от хана и тоже благополучно добрались к себе домой. А когда я узнал, как попался вор Али-бек, так я даже рот разинул.
— А как он попался? — нетерпеливо спросил я Ниязмурада.
— А вот слушай, если не надоело!
— В те времена мало кто пахал и сеял в одиночку. Сам знаешь, воды было мало, и почти вся она текла на поля ханов и баев. А если у кого из крестьян и был свой пай воды, так не было у него ни лошади, ни бороны, ни плуга. Приходилось объединяться, пахать и сеять сообща. Да одному-то, я уж говорил, опасно было выезжать в поле, сразу в плен уведут.
В тот год хозяин Дордепеля объединился с двенадцатью крестьянами, такими же небогатыми, как и он сам. Посеяли они пшеницу, ячмень. Надо было поливать. Хозяин Дордепеля боялся оставлять коня дома, брал его всегда с собой в поле.
Али-бек в это время перешел границу и как-то пронюхал об этом — стал караулить.
Как-то раз выехали крестьяне на поливку. Коней своих спутали, и Дордепеля тоже, взяли лопаты, пустили воду, работают. А неподалеку были овраги, размытые потоками. Из этих-то оврагов вдруг и выскочило десятка два конных иранцев во главе с Али-беком, подскакали к Дордепелю. Али-бек, разбойник, живо распутал Дордепеля и вскочил на него. Дружки окружили Али-бека и поскакали все в сторону гор.
Ну, крестьяне: "Ах, ох! Из-под носа увели!.." А что поделаешь, когда на всех четыре ружья да десяток сабель и кони-то остались все рабочие? Разве догонишь? Один парень вскочил на лошадь и поскакал в крепость, да без толку. Пока он доскачет, Али-бек на Дордепеле будет уже в Иране.
Хозяин Дордепеля, бледный, смотрел вслед коню и молчал, только борода у него тряслась. И вдруг бросился бежать за конем. Крестьяне за ним с ружьями, саблями. Иранцы оглянулись и, должно быть, обрадовались: "Бежит, дурак! Хочет в плен попасть вместе с конем!" И придержали коней, почти шагом едут.
А ты знаешь, как у нас в праздники на скачках: соберутся люди, весь аул, выведут лошадей, отмерят расстояние, какое они должны пробежать, и пустят их. Кони только добегут до конца, кто-нибудь махнет шапкой, крикнет: "Дошли до места! Назад!" Кони сейчас же поворачиваются и, как пули, обгоняя друг друга, летят назад, к народу, обегут вокруг и остановятся. Дордепель всех коней побеждал на скачках. Никто за ним не мог угнаться.
Вот хозяин-то бежал, бежал, свернул в сторону на бархан и закричал:
— Эй, дошли до места! Назад!
И замахал шапкой.
Дордепель, как услышал это, увидел шапку, мотнул головой, повернулся и полетел, как птица, на голос хозяина. Али-бек, разбойник, вцепился в луку седла, ни жив ни мертв. И товарищи его растерялись, не знают, что делать. Стоят на месте.
А Дордепель думал, что он на скачках, подскакал к крестьянам, дал один круг и остановился. Один парень схватил его под уздцы. Али-бек вытаращил глаза, натопорщил усищи, побелел, как не раз уже стиранная тряпка. Кто-то ударил его прикладом ружья по затылку. Он свалился с коня, и его связали.
А хозяин Дордепеля обнял своего красавца и заплакал от радости.
Иранцы сунулись было выручать Али-бека, но их обстреляли из ружей, да еще вдали показались какие-то всадники. Иранцы испугались и ускакали.
Узнал я об этом, как вернулся из плена, и захотелось мне посмотреть на Али-бека. Поехал я в Геок-Тепе к хозяину Дордепеля. Он хорошо меня встретил, расспросил, кто я, откуда родом, из какого племени, усадил меня в кибитке, поставил передо мной хлеб, сливки, кислое молоко. По тем временам это было самое лучшее угощение. Сейчас-то приедешь, сначала напоят тебя зеленым чаем, потом супом, пловом накормят. А вы, молодежь, и без вина не обходитесь. А тогда все это было только у ханов и беков.
Угостил он меня и говорит:
— Ну, пойдем, покажу тебе своего пленника.
Возле кибитки была у него небольшая мазанка. Он раньше хранил в ней седла, сбрую, лопаты, всякую всячину, а теперь в ней, распушив свои усищи, сидел в цепях Али-бек.
— Вот просится на волю, — сказал мне хозяин. — Говорит, что он бедный солдат и хан насильно послал его за Дордепелем, пригрозил повесить, если не поймает.
— Это он-то бедный солдат!.. — закричал я. — Да это отъявленный плут, командует у хана солдатами и только и делает, что грабит по дорогам и уводит в плен туркмен. Это большой негодяй! Ну, — спрашиваю, — узнаешь меня, Али-бек? Помнишь, как я сидел под навесом у твоего хана? А теперь ты сам сидишь, как дикая кошка в капкане. Разве хан послал тебя? Ты сам вызвался, хотел получить награду. Вот и получил!
А он опустил голову и ни слова не сказал.
Я уехал домой и после слышал, что жена и родные Али-бека уговорили хозяина Дордепеля обменять Алибека на пленного туркмена-геоктепинца. Тот отпустил злодея, но взял с него клятву, что он никогда больше не будет грабить туркмен.
У нас в колхозе в конюшне стоит потомок Дордепеля. Я тебе покажу потом.
Я после плена тоже обзавелся конем и оружием, купил сироту-жеребенка и вырастил хорошего коня. Иначе нельзя было. То и дело то ночью, то днем в крепости кричали глашатаи:
— Эй, на такую-то крепость напали иранцы! У них столько-то всадников! Скорей на помощь!
А не иранцы, так хивинцы. И уж тут нам никто не приказывал, сами знали, что делать, хватали оружие, садились на коней и скакали на помощь в соседнюю крепость. Таков уж был обычай наших дедов и прадедов. И если чей-нибудь конь оставался на приколе, — значит, хозяин его или только что помер, или помирает. Другой причины не могло быть.
И я участвовал в большом сражении в Карры-Кала, когда разгромили мы войско иранского шаха, потом в Янкале, в Мары, Анау, всего не вспомнишь теперь.
Тяжело тогда жилось, и если бы не вступились за нас русские, не знаю, что и было бы.
Раз, после сильного боя с солдатами хивинского хана, ехал я домой вместе с Овез-батыром. Заехали мы к нему, и уже стемнело. Они говорит мне:
— Теперь поздно тебе ехать. Переночуй у меня, а завтра поедешь.
Я остался. Сели мы на ковер. Перед Овез-батыром жена поставила медный чайник с хорошим чаем. Он налил мне пиалу и сказал:
— Эх, Сумасшедший!.. (Эта кличка так и приросла ко мне после плена.) Тяжелое наше положение. Не знаешь, что и делать. То ли воевать, то ли хлеб сеять. Не дают нам жить иранцы и хивинцы. Да и бухарцы еще лезут. Не можем мы вытянуть ноги и спать спокойно. Что это за жизнь? Ведь с нас, как говорится, уж и попона сползла. Нужда тело пронзила и до костей дошла. У кого-то надо защиты искать.
"У кого же? — думаю. — Уж не хочет ли он, чтоб мы стали подданными иранского шаха или хивинского хана? Да туркмены скорее смерть предпочтут. Они только и знали, что отбивались от иранских ханов и шахов, а хивинский хан — настоящий тиран".
Я сказал это Овез-батыру. Он выпил чай и одобрительно посмотрел на меня.
— Это ты верно говоришь. Туркмены никогда не покорятся ни иранскому шаху, ни хивинскому хану. Но нам нужна сильная опора, иначе жизни не будет народу. И есть такая опора — это русские люди.
— Русские? — удивился я.
— Да, это сильный народ и хороший, хлебосольный. Ханмамет Аталык и Оразмамет-хан давно уже думают об этом. И в Мары многие старейшины одобряют эту мысль. И я одобряю. Но наш хан три раза разбил войска иранского шаха и нос задрал, думает, теперь ему уж некого бояться. И сам хочет быть ханом над всеми Туркменами. А признают ли его все туркмены своим ханом, еще неизвестно. Да если б ему и удалось объединить весь наш народ, разве он устоит против врагов со старым оружием? Даже если с Ираном и Хивой мы и справились бы, то за ними лежит еще ядовитый дракон. Он схватил и сжал в своей лапе всю Индию и теперь тянет шею в нашу сторону и облизывается. Слышал про англичан? Вот они-то и есть этот самый дракон. Недавно к Керимберды-ишану приезжал гость, будто бы святой из Мекки, и будто бы он чудеса творит и может одним взглядом окинуть все четыре угла света. Все старики во главе с нашим ханом ходили на поклон к этому "святому пиру[37]". И я ходил.
Когда мы вышли от него, Ханмамет Аталык — он умный человек — сказал:
— Овез, а глаза-то у этого гостя, как у плута и вора. Я думаю, это не святой, не ишан, а просто английский шпион.
Так оно и оказалось. Наш хан-ага уже не может отличить голубя от ястреба. Вот, чтоб англичане не зажали нас в свою лапу, и надо бы нам примкнуть к русским. У них сила большая.
— А ты говорил об этом с Чопан-батыром, с Дяли-батыром и Кара-батыром? Как они думают?
— Намекнул раз Чопан-батыру, он сердито посмотрел на меня и ничего не сказал. Заговорил об этом с Дяли-батыром, он сразу перебил меня. "Э, Овез, занимайся ты своим делом! Разве мы можем вдвоем решить такое дело? Ты же знаешь, у каждого туркмена своя голова, поди втолкуй всем-то!" Ну, а с Кара-батыром и говорить нечего. Ты скажешь, а ему не понравится, он и думать не станет, сразу зарубит.
Скоро мы легли спать. Наутро я уехал домой и после узнал, что есть какая-то связь с русскими не только у Овез-батыра, но и у других сердаров. Слышал и то, что будто бы Ханмамет Аталык раза два ездил в Оренбург. Ну, а потом сам знаешь, чем это дело кончилось. Как примкнули к русским, так и стали спать спокойно.