В полдень встал, напился чаю, пошел к Халмергену и сказал ему:
— У меня есть немного пшеницы. Дай мне своего осла. Хочу на мельницу съездить.
Халмерген, не подозревая ничего, дал ему осла. Слепой погрузил на осла краденую пшеницу и поехал на мельницу. Я пошел за ним.
На мельнице собралось уже много народу. Сары Слепой хотел было смолоть без очереди, но и мельник, и все, кто сидел и ждал своей очереди, закричали на него:
— Эй, Сары, не лезь вперед, не нарушай порядка! Садись и жди, когда придет твоя очередь.
Если б он был почтенным, уважаемым человеком, его, конечно, пустили бы без очереди, а он был всего-навсего вор. Вот и пришлось ему расстелить возле мельницы свой старый халат и лечь на него.
Вижу, очередь Сары не скоро еще подойдет, придется ему возвращаться домой не раньше ночи, когда все спать полягут, и я пошел домой. Дома взял я длинную палку, привязал поперек нее другую палку, покороче, получился крест. Навешал я на него всякого тряпья, а на самый верх насадил рога. Сделал такое страшилище, вроде пугала, какое ставят на огородах. Потом взял две пустые спичечные коробки и набил их порохом.
Когда стемнело, я со своим пугалом тайком добрался до старой, развалившейся крепости и спрятался в развалинах возле абрикосового дерева. Мимо этой крепости шла дорога с мельницы, и народ боялся ходить по ней, потому что говорили, будто в развалинах жили злые духи.
Место это и правда было мрачное, жуткое. Кругом ни души, одни змеи да скорпионы ползают.
И Каджар-ага не поскупился на слова, так расписал эти жуткие развалины, что ребятам стало страшно. Им казалось — вот-вот кто-то выскочит из темноты, вцепится в спину, и они невольно подвинулись поближе к печке.
Баллы-Вара тоже придвинулся и, пугливо озираясь, спросил:
— И тебе не страшно там было сидеть ночью?
— А чего мне было бояться? В злых духов я не верил. И вы не верьте. Все это выдумка. Ну вот, я знал, что Сары Слепой поедет с мельницы непременно по этой дороге. Другой не было. Правда, была еще одна тропинка… Если бы Сары шел пешком, то он по ней бы пошел, а на осле по ней нельзя было проехать.
Вот я сижу и думаю: "Только бы он один ехал! А если вдвоем, втроем с кем-нибудь, то ничего у меня не получится".
Наступила темная ночь, ничего не видать, только звезды над головой блестят. В ауле все уже заснули, даже и собак не слышно. Тихо кругом. Сижу на углу на развалинах, жду Сары Слепого.
Вот проехал один человек — не Сары, через некоторое время другой проехал — опять не Сары. Потом через час слышу — едет, песню поет. Я сразу же узнал голос Сары. Когда ему удавалось своровать что-нибудь, он всегда пел песню. Народ, как услышит его голос, всегда говорил: "Ну, у Сары сегодня удача, с добычей, должно быть, идет". И тут он весело пел во все горло. Песня обрывалась — и слышно было, как он понукал осла: "Хых! Хых!" Но не слышно было, чтоб он с кем-нибудь разговаривал. Значит, один ехал, а мне только этого и надо было.
Я снял с себя халат, вывернул его наизнанку — изнанка была белая — и надел халат на крестовину с рогами.
Когда Сары стал приближаться к крепости, он перестал петь и даже осла не понукал. Видно, страшно ему стало, и я этому очень обрадовался.
Скоро в темноте, постукивая копытами, показался осел с мешком на спине, а за ним, озираясь по сторонам, шел Сары. Когда он подошел ко мне шагов на пятнадцать, я закричал диким, пронзительным голосом:
— Эге-гей!
— Гей-гей-гей! — со всех сторон таким же диким голосом закричало эхо.
Хитрый осел понял, что это человек кричит, и не испугался, все так же спокойно семенил по дороге.
Я поджег порох, вскочил и поднял над собой крестовину с рогами и в белом халате. Порох вспыхнул, осветил дымным светом рогатое страшилище, а я опять закричал страшным голосом:
— Сары Слепой!..
Сары начал было читать молитву "Бог один…", да сбился. Страх отшиб у него память. Он стал громко бормотать другую: "Слава богу…" А я кричу страшным голосом:
— Ты вор, ты плут и лжец!..
У Сары от страха и вторая молитва вылетела из головы.
— Да, да, истинно так, я вор и плут, — бормотал он.
А я еще грознее:
— Ты свинья, ты бесчестный человек! Ты украл пшеницу у Халмергена и на его же осле везешь муку с мельницы!
— Да, да, истинно, истинно так! — в ужасе приговаривал Сары.
— Если ты бросишь воровать, я сделаю так, что ты будешь богатым, а если не бросишь, то тебя и весь род твой сровняю с землей!
И тут же высыпал порох из второй спичечной коробки, поджег его и бросил горсть песку в абрикосовое дерево. Листва зашумела, вроде как сразу сильный ветер налетел.
Бедняга Сары от страха споткнулся и упал. Потом вскочил, приговаривая: "Истинно, истинно так!", и стал нахлестывать осла, чтоб скорее миновать это страшное место.
— Не бей осла! Все равно не убежишь от меня!.. Клянись, что не будешь воровать! — закричал я таким жутким голосом, что он опять споткнулся и упал.
Я снял с крестовины халат, крестовину бросил и кружным путем вышел на дорогу к аулу. По пути я видел, что осел по-прежнему шел спокойно. Он понимал, должно быть, что вспышка пороха, белый халат с рогами и внезапный шум листвы — все это пустяки и ничего страшного в этом нет. А бедняга Сары отстал от осла, и я его не видел.
Вот осел Халмергена один пришел в аул — и прямо к себе в стойло и стал жрать сено, какое еще не успели сжевать коровы, лежавшие тут же в стойле.
Коровам обидным показалось, что сено их ест осел, они поднялись и стали крутить рогами, чтоб прогнать осла. А осел повернулся к ним задом и давай лягаться.
В хлеве такой шум-гам пошел! Халмерген проснулся и закричал сыновьям:
— Эй, встаньте-ка да посмотрите, что там за шум! Уж не забрался ли к нам этот Сары-свинья?
Сыновья встали, вошли в хлев, а там осел дерется с коровами, на спине у него мешок с мукой, а Сары нет. Куда же он девался?
Пошли к нему, разбудили его мать, та забеспокоилась, уж не случилась ли с ним какая беда, и начала причитать.
Я в это время стоял неподалеку возле кибитки. Услышал причитания матери и подумал: "Что же это я наделал? Может быть, из-за меня теперь человек пропал! Ну, он вор, это верно, а все-таки не надо мне было путаться в это дело. А теперь у меня тяжелый грех на душе".
Я раскаивался, ругал себя, а потом, как будто ничего не знаю, подошел к сыновьям Халмергена и спросил:
— Что случилось?
Старший сын говорит:
— Да вот Сары ездил на нашем осле на мельницу муку молоть. Осел вернулся с мукой, а Сары пропал.
А я, чтоб утешить мать Сары, говорю:
— Как он мог Пропасть? Наверно, в сад к кому-нибудь за урюком полез или еще что-нибудь придумал. Вы же ведь знаете, что он ночами без работы сидеть не любит.
Успокоил я мать Сары и с двумя сыновьями Халмергена пошел по улице, а потом по дороге к мельнице.
Дошли мы до крепости и нашли наконец Сары. Он лежал на дороге без памяти, как мешок, свалившийся с осла.
Мы подняли его, притащили домой, намочили ему водой лицо, голову. Он открыл глаза и в страхе стал озираться по сторонам.
Мы спрашиваем:
— Сары, да что же это случилось с тобой?
А он дрожит, бедняга, ежится.
— Вставай, Сары! Чего ты боишься? Ты же дома лежишь.
Он встал, боязливо посмотрел вокруг и только тут сообразил, что он дома.
— Эй, Сары, да что же с тобою случилось? — опять спрашиваем его.
Он хотел что-то сказать, а язык-то его не слушается. Он прошепелявил что-то, и из глаз его покатились слезы.
Весь этот день и другой день он не мог выговорить ни слова. На третий день отоспался и заговорил. И первыми его словами были:
— Позовите Халмерген-ага.
Когда пришел Халмерген, Сары сказал ему:
— Мерген-ага, помнишь, когда-то аксакалы, муллы и ишаны и сам пристав уговаривали меня бросить воровство? А я знал себя и не дал им слова, что не буду воровать. И после того много воровал. Позавчера я украл у тебя два снопа пшеницы, обмолотил и на твоем же осле повез молоть зерно на мельницу. Возвращаюсь ночью назад, только дошел до крепости, вдруг на углу вспыхнуло что-то, как молния, всю крепость осветило, и до самого неба поднялось белое чудовище с рогами и закричало страшным голосом так, что земля задрожала и у меня волосы встали дыбом: "Сары Слепой, ты свинья, ты мошенник, ты вор. Ты украл у Халмергена пшеницу!" И точно сказало, сколько украл я снопов. И если ты, — говорит, — бросишь воровать, сделаю тебя богатым, а нет, так уничтожу тебя и весь род твой! А потом раскрыло пасть, да как дохнет огнем, и сразу будто весь мир загорелся! Деревья закачались, а с урюка так и посыпались листья. А потом все пропало из глав. Оказывается, в крепости живут злые духи, и на меня кричал сам царь этих духов.
У страха, говорят, глаза велики. Вот и Сары Слепому мои проделки показались вдвое страшнее, и он наговорил Халмергену много всяких небылиц.
Халмерген сказал:
— Ты ничем не брезговал — ни воровством, ни ложью, обижал народ, вот за то теперь наказан. Да ты еще радуйся, что дух только попугал тебя, а не причинил никакого вреда. Если б он вырвал у тебя твой единственный глаз, что бы ты стал делать?
Я тоже в это время сидел у Сары и вмешался в разговор:
— Да, это счастье твое, Сары. Люди-то знаешь что говорят? Если дух заметит, что человек сделал дурное, так он как дохнет на него огнем, так сразу и сожжет Это ты еще счастливо отделался.
— Мерген-ага, — сказал Сары, — вон мешок лежит в нем твоя мука, возьми ее. И не обижайся на меня Честное слово, если я теперь увижу когда-нибудь не тс что чужую пшеницу, а золото, — и то руки не протяну.
— Ну что ж, — сказал Халмерген, — если ты сдержишь свое слово, мы все будем рады. А муку оставь у себя, забудь, что ты ее украл. Пусть она будет для тебя, безгрешной и чистой, как молоко матери.
С той поры Сары Слепой и в самом деле бросил воровать и стал крестьянствовать.
В тот же день весь аул облетела весть, что Сары Слепой сам своими глазами видел злого духа. А по людскому поверью, тот, кто видел духа, мог изгонять злых духов из домов и кибиток.