«Ну что за дрянь!» – выругалась про себя Рита и со злостью запулила книгу в угол комнаты. Она хотела отвлечься, прочесть какую-нибудь красивую историю любви с хэппи-эндом, а тут попалась очередная муть. И ведь кто-то же это писал! Рита запустила пальцы в растрепавшиеся волосы. Она же хотела их покрасить перед праздниками, но совсем забыла. Да и какие уж тут праздники, когда она чувствовала себя так, будто с нее кожу содрали живьем. И кто содрал? Сама же с себя и содрала!
Все новогодние каникулы Рите пришлось притворяться. Притворяться перед Лизой, придумывая какую-то ложь, почему Ратмир не отмечает с ними Новый год. Притворяться перед бабушкой Таней и Василием Ивановичем. Притворяться перед самой собой. У нее это неплохо получалось. Еще бы! Поднаторела за все эти месяцы, что длились их с Ратмиром отношения. Она просто-напросто запрещала себе думать о возможности совместного будущего. Провели страстную ночь вместе – и ладно. А назавтра Рита забивала голову другими мыслями, каждый раз останавливая себя и насильно переключая внимание, если вдруг ловила себя на том, что думает о Ратмире. Вот и теперь, когда все между ними было кончено, Рита запретила себе думать об их разговоре. По крайней мере, пока оставалась на даче в кругу родных. У нее даже получалось весело смеяться, будто ничто не рвало душу изнутри.
Но сегодня она вернулась в пустую московскую квартиру, оставив Лизу у бабушки. Дочка приболела, и бабушка Таня настояла, чтобы еще недельку ребенок посидел дома, хотя, в общем-то, кроме насморка, ничего у Лизы и не было. Однако Рита согласилась и одна поехала в Москву. Новогодние праздники подошли к концу, и завтра нужно было выходить на работу. Как она завтра явится в «Валид», Рита не представляла. Как вести себя с Ратмиром? Что делать? Как дальше быть? Ведь сама разрушила свое счастье. Рита взглянула на свои руки. Да-да, вот этими руками и разрушила.
Только теперь, оставшись наедине с собою, когда и глупый бульварный роман не стал спасением от собственного я, Рита наконец-то поняла, что натворила. Она снова бросила взгляд на руки. Их било мелкой дрожью. Даже маникюр не сделала! «Надо поплакать», – подумала Рита. Но слез не было. Да что с ней такое? Так чего ты, в конце концов, хочешь-то, Рита? Любишь его? Так надо было раньше любить! А нет, так чего теперь тебе так плохо?
Плохо не плохо, а на работу идти было нужно. Без работы ей теперь никак. От Владовых алиментов она отказалась. Еще тогда, летом, когда Ленка встретила ее у метро и обвинила во всех смертных грехах. Спустя несколько дней Рита позвонила ей и сказала, что соглашение с Владом, которое она подписала, порвала, в суд ни на какие алименты подавать она не будет, приставов по душу Влада присылать не станет. Рите ничего от них, Лены и Влада, не нужно. Если Влад посчитает нужным материально помогать родной дочери, Рита не будет отказываться, но если он на этом умоет руки – пусть умывает. Рита, конечно, не верила, что у бывшего мужа проснется совесть, и он, без принуждения с ее ли стороны, или со стороны закона, начнет переводить Лизе деньги. Но мало ли? Вдруг Лена настоит? Промоет мужу мозги? Все-таки Ленка теперь тоже мать. Должна бы понимать… Однако надежды на это было мало.
Ратмир знал о решении Риты и не одобрял, считая, что тем самым она будто бы в глазах Лены подтверждает вранье Влада о том, что Лиза не его дочь. Лена глупа и верит мужу, не поймет она истинных причин.
Не одобрили Ритино решение ни Людмила, ни Ольга. С последней дружба крепла день ото дня, и Рита все больше доверялась этой маленькой, но такой сильной женщине.
Бабушка Таня, узнав, что Влад подписал соглашение выплачивать на Лизу аж по семьдесят тысяч – это против-то семнадцати, что он платил все эти годы, – и о том, что Рита отказалась, назвала внучку дурой. Ну и пусть! Зато больше Влад ее доставать не будет, и она наконец-то забудет о том, что он когда-то был в ее жизни.
Поэтому теперь Рите ни в коем случае нельзя было терять работу. Но как встречаться в «Валиде» с Ратмиром, она не представляла.
Однако Рита зря волновалась. Ни в первый, ни в последующие дни Ратмир ее к себе не вызывал, совещания не устраивал, и случайно в стенах корпорации они не пересекались. А спустя неделю Рита узнала, что Ратмир вообще все это время в «Валиде» не показывался – ушел в отпуск. «Наверное, нашел, с кем на Мальдивы слетать», – зло подумала Рита и сама же себя одернула за такие мысли. Она не верила, что он мог так легко и быстро найти ей замену. Ага! И в подлость его ты, Ритуля, не веришь, но и в любовь его тоже? С каждым днем Рита все больше и больше осознавала, что совершила самую большую ошибку в своей жизни.
С каждым новым днем она понимала это все отчетливее и отчетливее. А Ратмир все не появлялся в «Валиде». Еще через неделю Рита краем уха услышала, что он сразу после новогодних праздников улетел в Болгарию, работать над большим проектом, который «Валид» осуществлял вместе с иностранными коллегами. Когда вернется – неизвестно.
Что ж, тем лучше. С глаз долой – из сердца вон? Хотя в ее случае, наверное, наоборот. Из сердца вон, а потом и с глаз долой. А был ли он в сердце? Рите пришлось признаться, что не только был, но и взял в полон. Просто она, дура, пыталась делать вид. Доделалась! Рита чувствовала себя так, будто у нее вырезали какой-то орган. Вроде и не больно, но на его месте ощущается пустота. И ноет, и ноет, и ноет. А кто вырезал? Сама и вырезала!
Рите было так муторно на душе, что она даже плакать не могла, чтобы испытать хоть какое-то облегчение. Ей хотелось выть от отчаяния, в которое сама себе и проложила путь.
Присутствие вернувшейся Лизы утешало, но облегчения не приносило. Дочка видела, что с Ритой что-то не так, и ластилась к матери, как котенок, все время заглядывая в глаза, пытаясь понять, что же такое с Ритой творится. Так они частенько и сидели вечерами, обнявшись. Лизе даже играть не хотелось теперь, когда мать ее хандрила и сидела, словно побитая собака, которая даже раны зализать не может.
А кто во всем виноват? Она, Рита, и виновата. Сколько прошло между днем рождения Арины Сергеевны и тем злосчастным вечером, когда они с Ратмиром «поговорили по душам»? Полгода прошло. А ведь она могла бы все это время быть счастливой. И его делать счастливым. А не подавлять чувства, не притворяться, что она ничего не хочет и ничего не ждет. Они бы и сейчас могли быть счастливы, если бы Рита ответила правдиво на вопрос Ратмира: «Рит, ты меня любишь?» Неужели не могла она произнести эти слова? Ведь любила она его! Любила! И теперь любит. Теперь, наверное, даже больше. Неужели Рита никогда не будет счастлива? Не умеет она, что ли, счастливой быть? Вбила себе в голову, что ничем хорошим их с Ратмиром история не закончится, что одной с Лизой ей проще и спокойнее. Но разве это правда? Разве лучше ей сейчас, когда его больше нет рядом? Нет, не лучше.
Рита даже ни с кем не могла поделиться своими переживаниями. Знала, что сама виновата. Знала, что все ее осудят. Бабушке Тане она ничего рассказывать не хотела, хоть та уже и поняла, что не все у Риты с Ратмиром ладно. Людмиле звонить и плакаться в жилетку не хотела. У подруги вроде бы в самом разгаре был роман с Русланом. Рите не хотелось, чтобы Людмила поделилась с братом Ратмира ее, Риткиными, откровениями. Хоть она и знала, что Люда не из болтливых, но ведь та может решить взять на себя роль Купидона и помирить-таки Риту с Ратмиром. А Рита не хотела кого-то вмешивать в их отношения. Правда, отношений больше и не было. «Ты же всегда кричала, что их и нет», – сама себя упрекала Рита.
Когда к началу февраля Рита извелась настолько, что стала нет-нет да и срываться на Лизе, чего она никогда раньше не делала, Рита поняла, что дальше так продолжаться не может. В выходные она договорилась с Ольгой. Ей нужно было выговориться, хоть кому-то рассказать, что ее съедает, просто пожирает изнутри. И Оля, пожалуй, была единственной, от кого Рита в таком состоянии могла бы выдержать и осуждение, и критику. В пятницу вечером они отвезли Лизу с Катей на дачу к бабушке Тане, чему девочки были рады до безумия, а сами рано утром вернулись в город, устроив посиделки у Риты. Когда Рита закончила свою исповедь, Оля выпалила:
– Ну вы, бл**ь, даете. А я-то думаю, что это Ратмир в компании не показывается, а ты ходишь серее серой мыши. Твою ж налево, Ритка, – дальше последовала целая тирада отборного мата. Ольга, как всегда, в выражениях не стеснялась.
Когда она закончила, перевела дух и затянулась сигаретой, Рита уже не чувствовала себя так плохо, как несколькими часам ранее. Оля, побарабанив пальчиками по столу, сказала своим тоненьким голоском:
– Я только одного не пойму, а чего ты убиваешься?
Рита даже не нашлась, что ответить, уставившись на подругу.
– Ну, смотри, – Оля стряхнула пепел с кончика сигареты. – Он тебя любит. Ты его любишь. Я не вижу проблемы, Рита.
– Как не видишь, я ж тебе два битых часа рассказывала о нашем с ним разговоре, вообще, обо всем.
– Не кипятись, – остановила ее Оля, отмахнувшись. – Ну, где здесь проблема, Рит? Почему ты считаешь, что все кончено? Что тебе мешает позвонить ему и сказать: Ратмир, прости, я была дурой, я тебя люблю и бла-бла-бла.
– Разве я могу вот так просто взять и позвонить? И даже если позвоню, он же меня пошлет ко всем чертям.
– Во-первых, я уверена, что не пошлет. Он же знает, какая ты дура, – усмехнулась Оля.
– А во-вторых?
– А во-вторых, Ритуля, ты и так уже в ж**пе. Даже если Ратмир скажет тебе «прощай», то от этого ничего не изменится.
А ведь Оля права… Права Оля! Что такого страшного случится, если она сама попробует исправить то, что наворотила. Ведь если Ратмир ее любит, то простит Рите ее малодушие, страхи ее простит. А если нет… Хуже ведь уже все равно быть не может.
После того как Рита проводила Олю, она не дала себе ни минуты раздумий, чтобы, не дай бог, не начать анализировать и попытаться просчитать все возможные «за» и «против». Закрыв за подругой дверь, Рита тут же набрала номер Ратмира. Пальцы ее предательски дрожали, а сердце прыгало так, будто Риту затащили на высокий трамплин и заставили прыгнуть без страховки. Ратмир ответил после четвертого гудка, когда Ритино сердце уже готово было вылететь из груди.