современного мира, чем теоретическим выводам Вирильо. И после того как в последний день заседаний конгресса Изабелла в восхищении замерла перед картиной Огюста Кота, репродукцию которой из музейной лавки ей затем подарил Бошан и которая теперь висела на двери ее кабинета на философском факультете, где ее с каким-то нехорошим и, как оказалось, вполне оправданным чувством рассматривала потом Нелли, оба наконец поняли, что пора подумать о будущем и легализовать отношения, которые они со всяческими предосторожностями продолжали поддерживать в Париже.
Болезнь профессора случилась очень кстати, так как в часы, проведенные с ним в пропахшей ментолом и лимоном спальне, Изабелла приняла печальное решение расстаться с женихом («бедный, бедный, Леандро!»). Но представить себе жизнь вдалеке от своей многочисленной семьи она тоже была не в состоянии.
– Пойми меня, дорогой, я не могу остаться в Париже! – сказала она, глядя на него огромными умоляющими глазами. И что поделаешь – этим глазам ни в чем невозможно было отказать. – Семья – это все-таки семья!
Хотя насчет семьи Бошан был иного мнения и в душе не разделял ее энтузиазма, он все же стал прощупывать почву, чтобы устроиться преподавателем в Болонский университет. А так как удача хоть и не всегда, но довольно часто оказывается на стороне влюбленных, а профессор вдобавок заработал себе превосходную репутацию в ученом мире, его согласились принять на преподавательскую должность с осени следующего года. Оставшееся до тех пор время решено было использовать для переезда и изучения итальянского языка, который пока что был знаком профессору только в части любовного лексикона.
Разумеется, его немного пугала необходимость объявить новость, эффект которой будет подобен разорвавшейся бомбе. Ангина подарила ему небольшую отсрочку, но теперь настало время, когда больше нельзя было откладывать необходимые переговоры, в ходе которых он должен был сообщить о своем уходе. Сегодня в полдень у него уже было назначено собеседование с деканом. Отступать было поздно. В пятницу на праздновании Рождества они с Изабеллой собирались объявить о своих отношениях всем остальным. А потом он будет отмечать Рождество в доме своей будущей жены за большим застольем, в котором примут участие ее многочисленные и многоречивые родственники. Вот что творит с человеком нежданно-негаданно обрушившаяся любовь! Профессор Бошан не переставал этому удивляться.
Профессор Бошан покачал головой и погрузился в изучение бумаг, скопившихся у него на столе. Разумеется, он будет скучать по своей команде, в первую очередь по мадемуазель Делакур, своей лучшей и самой способной студентке, которая писала у него магистерскую диссертацию и в которой он за то время, что она у него работала, так толком и не разобрался. Он испытывал почти отеческое чувство ответственности в отношении этой очаровательной девушки, которая, словно добрая фея, всегда была рядом, когда это требовалось. Тихая вода означает глубокий омут, в ее случае он был в этом уверен. Чересчур серьезна для своего возраста, но стоит ей улыбнуться, как все вокруг озаряется светом. Вот что он скажет ей на прощание: чтобы она почаще улыбалась!
Осторожный стук в дверь пробудил его от задумчивости. Бошан поправил очки и поднял голову от бумаг.
7
– А-а-а, мадемуазель Делакур! Входите, входите! Я как раз о вас подумал.
Профессор отложил документ, который только что просматривал, и сделал знак Нелли подойти ближе. Он сидел перед стеллажом во всю стену, уставленным книгами, и, казалось, был в превосходном настроении.
– Bonjour, Monsieur Beauchamps![40] Как хорошо, что вы снова здесь! – Улыбаясь, Нелли быстро подошла к столу. То, что профессор только что думал о ней, показалось ей добрым предзнаменованием. – Вы правда уже совсем поправились?
– Да, я прекрасно себя чувствую, – правдиво ответил Бошан. Ему и впрямь редко когда в жизни бывало так хорошо, как сейчас. – Прошу вас, садитесь, пожалуйста! – предложил он, кивнув на кресло перед своим столом, и его взгляд с удовольствием остановился на ассистентке, которая сегодня выглядела особенно миловидной.
Нелли села. За несколько минут до прихода она проверила в зеркале свой внешний вид. Малиновое платье с круглым вырезом, на ширину ладони не доходившее до колен, маленькие висячие сережки, симпатично покачивающиеся при каждом движении головы, блестящие каштановые волосы до плеч, слегка завившиеся на концах от царившей на улицах сырости, красная губная помада – все выглядело как надо.
С сильно бьющимся сердцем она слушала, как профессор, кутая шею в платок с огуречным узором, чтобы защитить свои больные миндалины от холода и сквозняков, разглагольствовал об ужасной погоде вообще и своей ангине в частности. Наконец он, сложив перед собой на столе руки, обратился к Нелли:
– Ну а вы-то как поживаете, мадемуазель Делакур? Все хорошо? Как продвигается диссертация? Кстати, вступительная часть мне очень понравилась. Возможно, вам бы следовало немного подробнее остановиться на вопросе о…
– Профессор Бошан, – прервала его Нелли, которой в этот момент было совершенно не до диссертации. Ей нужно было выполнить важную миссию. Не колеблясь ни минуты, она вынула из сумки голубой конверт. – Вот! Я уже давно хотела вам его передать! – Она протянула профессору конверт.
– О! Вы написали мне поздравительную открытку по случаю выздоровления! Вы так внимательны!
Повертев письмо в руке, Бошан потянулся за ножичком для разрезания конвертов, который стоял в серебряном стаканчике для карандашей.
– Нет, не сейчас! – Заметив удивленный взгляд профессора, Нелли покраснела. – Видите ли, я хотела, чтобы вы прочитали это письмо в спокойной обстановке, когда никто не мешает… И тогда… То есть я уже давно хотела с вами об этом поговорить, но… Но у меня как-то плохо получается, когда… когда… Да ладно, не все ли равно! Прочтите письмо, и вы все поймете!
Облегченно вздохнув, Нелли откинулась на спинку кресла. Дело сделано, а дальше будь что будет!
Бошан опустил руку с письмом и подмигнул девушке:
– Звучит очень таинственно! – Подумав секунду, он понизил голос. – Думаю, я должен открыть вам один секрет, – сказал он с улыбкой.
Нелли так и подскочила:
– Секрет? – Ее сердце отчаянно заколотилось.
Бошан кивнул:
– В скором времени я ухожу из Сорбонны.
– Что?! – Нелли обомлела.
– Да, я знаю, это очень неожиданно. Даже для меня самого. Собственно, я принял это решение только недавно, когда болел этой ужасной ангиной.
– Но… Но как же так… Почему… – запинаясь, выговорила Нелли. – Вы хотите уехать из Парижа? – Она перестала что-либо соображать, только смутно чувствовала, что эта новость не сулит ей ничего хорошего.
Бошан покорно вздохнул:
– «Хочу» – не то слово! Если уж говорить начистоту, то я уезжаю не совсем по доброй воле. Я буду очень скучать по всем. Особенно с вами мне всегда работалось замечательно. О вас, мадемуазель Делакур, я, с позволения сказать, всегда был самого высокого мнения.
Нелли посмотрела на него удивленными глазами:
– Так почему же вы тогда уходите? Неужели здесь отказались продлить ваш контракт?
Для человека, который был вынужден уйти с работы, Бошан выглядел слишком бодрым и оживленным, подумала Нелли. До того оживленным, что это даже вызывало тревогу.
Профессор откашлялся:
– Если вы обещаете мне не проговориться об этом до Рождества, то я прямо сегодня скажу вам, в чем дело, – объявил он весело. – Я уезжаю в Болонью из-за любви.
– В Болонью? – Голова у Нелли пошла кругом. Даже не будучи математически одаренным человеком, тут легко было сложить два и два.
– В Болонью, – повторил Бошан. – Удивлены, да? – Он усмехнулся. – И если уж быть точным, то всем этим я обязан только вам или, вернее говоря, той маленькой собачке. – Профессор откинулся в кресле, и в глазах его появилось мечтательное выражение. – Помните, как вы тогда, в октябре, не смогли поехать на нью-йоркский конгресс из-за маленькой Лилы?
– Лулы, – машинально поправила Нелли, прежде чем окончательно перестала что-либо соображать.
И пока профессор с восторженно загоревшимися глазами рассказывал ей о своей великой любви, которая обрушилась на него нежданно-негаданно, как гроза, и даже обрисовал в общих чертах сияющую перспективу прекрасного будущего в качестве мужа белокурой итальянской преподавательницы с серебряными браслетами, Нелли с остановившимся взглядом пыталась удержаться от слез, которые вот-вот готовы были хлынуть у нее из глаз.
– Вы первая, кому я об этом рассказал, мадемуазель Делакур. Впрочем, что уж там! Можно я буду называть вас просто Нелли? Ну, вы же сами понимаете: мы с Изабеллой решили, что лучше пока подержать это дело в секрете, чтобы избежать ненужных разговоров на факультете. Сегодня в полдень я иду говорить с деканом. А на рождественском празднике мы обо всем объявим официально.
Бошан сиял от счастья. И только кончив говорить, обратил внимание, что его ассистентка вдруг побледнела.
– Нелли! Что это с вами? – Он испытующе поглядел на нее. – Никак вы плачете?
Нелли помотала головой и почувствовала, как стоявший в ушах тоненький звон усилился и превратился в бушующий ураган.
– Нет, нет! – заверила она его придушенным голосом. – Просто… просто я… так растрогалась…
– Ах, Нелли! Какое же вы сердечное существо! Мне кажется, я буду очень по вас скучать. – Профессор улыбался. Глядя на нее, он сам так растрогался, что готов был излить перед ней свою душу. – Но ведь это и впрямь весьма романтическая история?
Нелли встала с кресла на подкашивающихся ногах и молча кивнула. Она думала только о том, чтобы как можно скорее выбраться из профессорского кабинета.
– Я… сердечно рада… за вас, – выговорила она через силу.
Профессор Бошан тоже поднялся.
– Спасибо вам, Нелли! – сказал он, радостно кивая. – А что касается вашей магистерской работы, то пусть вас это не беспокоит. Я, конечно, останусь вашим руководителем и доведу вас до защиты.