и понравлюсь? Зачем ей такой «подарок»? Но, как я ни старался, окружающие меня раскусили, даже Капустка. Однажды, после очередной партии в «дурака», когда я, проводив Иоланду к выходу, вернулся к дочери, Капустка спросила, хитро прищурившись:
– Она тебе нравится, правда?
– Нравится, – признался я, чувствуя, что краснею.
– Мне тоже. Она классная! И ты ей тоже нравишься.
– Откуда ты знаешь?!
– А вот и знаю.
– Так ты была бы не против? Если бы я… Если бы мы…
– Конечно, нет! Я только об этом и мечтаю!
– О чем именно? – спросил я дрожащим голосом.
– Как мы будем жить все вместе! Ты же это устроишь?
– Ну да… Конечно… Но все очень сложно, понимаешь?
– Вечно у вас, взрослых, какие-то дурацкие сложности. Просто скажи ей, и все. Ох, папа! Ты такой смешной!
Ухохочешься, точно. Скажи ей – и все! Как будто это так просто. Что прикажете делать, если у меня из головы вылетают вообще все слова, когда я вижу устремленный на себя вопросительный взгляд карих глаз Иоланды! А тут еще этот Рэйвен… Я видел, что Иоланда увлечена им, но не мог понять почему. Гитарист он, конечно, от Бога, что говорить. А так – довольно противный подросток. Я сам таким был когда-то: презирал окружающих меня жалких людишек и одновременно жаждал их обожания. Но странное дело: я ревновал, не отрицаю. И при этом чувствовал какую-то отстраненность, сладостную и болезненную одновременно: она выбрала другого – что я могу поделать? Ничего. Просто продолжать любить ее, не надеясь на взаимность. Такая вот возвышенная хрень завелась в моей душе, и что с ней делать, я не понимал. Но тут одновременно случились два события: я подслушал разговор Иоланды с Кваном, и мои надежды дружно расправили крылья. А визит Теодора помог поставить на место мою слегка съехавшую крышу.
Распрощавшись с Теодором и Анджеем, мы с Кваном поехали домой. Всю дорогу я молчал, настраиваясь на предстоящий мне – завтра же! – разговор с Иоландой. Кван в мои размышления не вмешивался, только порой поглядывал на меня, чуть усмехаясь. Выгрузил меня у крыльца, помахал и скрылся в ночи. А я, пребывая все в той же задумчивости, поднялся к себе, заглянул к Капустке – она спала. На полу валялась какая-то книга, я поднял – Марина Цветаева. Наверняка Иоланда забыла, она большая любительница поэзии. Я открыл томик там, где лежала закладка – сложенный конфетный фантик, – и с замиранием сердца прочел… Нет, услышал голос Иоланды, произносящий вот эти строки:
Наконец-то встретила
Надобного – мне:
У кого-то смертная
Надоба – во мне.
Что для ока – радуга,
Злаку – чернозем —
Человеку – надоба
Человека – в нем.
Мне дождя, и радуги,
И руки – нужней
Человека надоба
Рук – в руке моей.
И за то, что с язвою
Мне принес ладонь —
Эту руку – сразу бы
За тебя в огонь!
Я захлопнул книжку и до крови прикусил губу – забыла? Да она специально оставила тут книгу, специально отметила закладкой стихотворение! Чего тебе еще надо, болван? Каких доказательств?! «Наконец-то встретила надобного мне» – яснее некуда. Я посмотрел на часы – половина второго. Черт, поздно! Ладно, завтра так завтра. Прямо с утра. Как только проснусь, сразу же ринусь к Иоланде и…
Ну, там видно будет.
Правда, чтобы проснуться, хорошо бы для начала заснуть. Но с этим у меня возникли проблемы: спать я не мог. Категорически. Помаявшись некоторое время, включил компьютер и занялся веб-серфингом: бездумно перескакивал по разным ссылкам с сайта на сайт, не в силах ни на чем сосредоточиться. Каким-то неведомым образом меня занесло на FlightAware – сайт, на котором можно в реальном времени следить за авиарейсами. Тут я вспомнил про Теодора и решил взглянуть, как обстоит дело с его рейсом. Я слегка запутался во времени, поэтому решил, что самолет еще в пути, но потом сообразил, что тот должен был приземлиться еще минут двадцать назад. Но самолет не приземлился! Значок этого рейса все еще мигал над точкой, обозначающей пункт прилета. И долго мигал, я следил. Что за черт? Но тут значок погас, и появилась надпись: «Посадка совершена». Подождав некоторое время, я позвонил Теодору – молчание. Перезвонил еще раз через полчаса – снова молчание. Я забеспокоился и решил выяснить, в чем дело. Но пока я рылся на новостных и авиа-сайтах в поисках информации, новости нашли меня сами: ожил мой мобильник. Рингтон прозвучал так неожиданно, что я подскочил и поспешно схватил телефон. Но это был не Теодор. Выслушав сбивчивую речь Анджея, я долго сидел, глядя невидящим взглядом в темный экран компьютера, на котором медленно вращались какие-то цветные спирали. А потом понял, что должен немедленно увидеть Иоланду. Я выскочил за дверь и помчался, даже не подумав, что всего пять утра – наверняка она спит. Но Иоланда не спала. Она бежала мне навстречу. Мы встретились ровно посредине проезжей части и сразу обнялись. Так крепко, что не слышали ничего, кроме грохота собственных сердец, и, кажется, даже не дышали. Потом она тихо спросила:
– Ты уже знаешь, да? Про Теодора?
– Да. Мне позвонил Анджей.
– А я сама ему позвонила. Что-то волновалась, ну и вот… Так жалко. Просто ужасно. Мы с Теодором совсем мало общались, но все равно…
– Да, жалко. Но знаешь, о чем я подумал? Возможно, это и к лучшему. Для Теодора. Он же был смертельно болен. Его ждал очень болезненный финал. А тут – раз и готово! Никаких мучений.
– Анджей сказал странную вещь: «Теодор забрал себе нашу смерть». Больше никто не погиб. Пострадавшие есть, но умер только Теодор. А что случилось? Я толком не поняла.
– Похоже, отказал двигатель, потом шасси. Самолет кружил над аэродромом, вырабатывая горючее, и посадка была очень жесткой.
Иоланда печально смотрела на меня, в ее глазах стояли слезы. Боюсь, что в моих тоже. Мы одновременно смущенно улыбнулись, осознав, что обнимаемся. Еще чуть-чуть, и мы бы поцеловались, но тут водитель проезжавшей мимо машины с силой нажал на гудок, и мы отпрянули друг от друга.
– Пойдем? – спросила Иоланда.
– Пойдем! А куда?
– Ко мне. Ты не против?
И мы пошли. Наверно. Я не помню, потому что всю дорогу мог думать только о несостоявшемся поцелуе и о том, что могло бы за ним последовать. Оказавшись в комнате Иоланды, мы засмущались еще больше. Не знаю, что чувствовала Иоланда, а я был готов провалиться сквозь землю.
– Он приходил ко мне. Сегодня ночью, – сказала Иоланда. Она сидела на кровати и смотрела на меня снизу вверх, печально улыбаясь.
– Кто приходил?
– Теодор.
– Теодор? Во сне? – Я сел рядом с ней.
– Я не знаю. Наверно, во сне. Мы с ним гуляли посреди серебристых облаков. И разговаривали. Это длилось очень, очень долго! Дни, месяцы… Годы! А потом слепящая вспышка и полная тьма.
Иоланда взяла меня за руку, и я сжал ее пальцы.
– Я почти ничего не запомнила из наших разговоров, но Теодор обещал, что со временем я все вспомню. Но самое интересное: я проснулась вот в этом красном платье, хотя ложилась спать без ничего. Во сне это было очень красиво: иногда я видела картинку словно со стороны, и мое красное платье светилось в серебристом тумане…
Мы соприкасались плечами, у меня кружилась голова от близости Иоланды – я чувствовал тепло ее тела, запах ее волос. Я обнял ее за плечи. Иоланда улыбнулась мне и сказала:
– Только ты не переживай из-за разницы в возрасте, ладно? Тем более что ее и нет вовсе.
– Как же нет, когда…
– Послушай! Первый раз ты родился тридцать семь лет назад, да?
– Почти тридцать восемь.
– А второй раз – после аварии. Пять лет назад.
– Уже шесть.
– Берем среднее арифметическое: тридцать восемь плюс шесть разделить на два получается двадцать два! Так что мы ровесники.
– Ловко. Мне это в голову не приходило.
Она погладила меня по щеке и тихо сказала:
– Но тебе придется быть терпеливым со мной. Я ничего не умею. Никогда еще не была ни с кем так близко, понимаешь?
– Никогда? – растерянно переспросил я.
– Даже ни с кем не целовалась. Ты будешь первым.
И тут со мной что-то случилось. Мысль о том, что до сих пор еще ни один мужчина не касался Иоланды, привела меня в восторг. Да что там, просто свела с ума! И я решительно потянул вверх подол красного платья Иоланды.
Она засмеялась:
– Подожди, сейчас!
Встала, сняла через голову платье, под которым ничего больше не было, и вернулась ко мне…
Спустя четверть часа я пришел в себя и испытал прилив мучительного стыда: Иоланда же сказала, что это для нее впервые, а я! Вместо того чтобы быть нежным и терпеливым, накинулся на бедняжку, как зверь, какой ужас! Позор мне! Я осторожно покосился на Иоланду – она лежала с закрытыми глазами и… улыбалась!
– Как ты? – тихо спросил я и поморщился: пошлее вопроса не придумаешь.
– Хорошо, – ответила Иоланда и повернулась ко мне, открыв глаза. Они сияли.
– Правда? – я совсем растерялся.
– Если честно… Я, конечно, не испытала какого-то особенного удовольствия. – Иоланда рассмеялась, увидев выражение моего лица. – Но это было потрясающе! Словно я попала в ураган. Меня подхватило и понесло порывом сильного ветра. Сильного страстного ветра. Знаешь, я даже не предполагала, что ты можешь быть таким!
Я выдохнул: вроде бы все не так плохо.
– Но… Я не сделал тебе больно?
– Ну, если немножко. Но это неважно. Больно, хорошо, плохо, сладко, приятно – это все не о том. Нет такого слова, чтобы объяснить. Ведь это из-за меня ты превратился в ураган! Я счастлива. А все прочее потом.
– Знаешь, я давно хотел признаться… Я подслушал ваш разговор с Кваном.
– Я так и знала!
– Долго обдумывал. Кажется, я понимаю, что ты имела в виду, говоря о равенстве любящих.
– Правда? А то я сама не очень понимаю. Просто чувствую, что так надо.