– Скажи, пожалуйста, что ты предпочтешь: переночевать здесь или отправиться домой? Если последнее, я вызову тебе такси.
– Лучше вызвать такси.
– Хорошо, тогда я поищу какую-нибудь одежду для тебя. Все мое будет тебе, конечно, велико, но что делать.
Да, все было катастрофически велико, так что выглядел я как какой-нибудь бомж. Правда, очень чистенький. Еще счастье, что размер ноги у нас оказался одинаковым.
– Спасибо, – сказал я.
– Да не за что.
– Ты натурально спас меня.
Мы стояли на крыльце, ожидая такси. Дождь уже перестал.
– Мы увидимся еще? – спросил я.
– Конечно. Ты должен вернуть мне кроссовки. Они совершенно новые. Одежду можешь выбросить.
– Вот еще! Все верну в целости и сохранности.
– Вот моя визитка. Позвони.
– Еще раз спасибо!
Повинуясь неожиданному порыву, я обнял Ивана, быстро сбежал по ступенькам и запрыгнул в подъехавшее такси. Дома я первым делом изучил визитку: «Мастер Иван. Новая жизнь старых вещей» – было написано на ней. И телефон. «Мастер Иван» – интересно, это на самом деле его фамилия или прозвище? Или просто констатация факта: я – мастер. Очень интересно.
Постепенно я завершил все свои дела, дописал картину, покрыл ее лаком и вставил в раму. Потом тщательно упаковал и отправил Ромеро – на адрес выставочного зала. Больше мы с ним не виделись никогда – он умер спустя полгода после нашей встречи. Я узнал об этом из новостей.
С Иваном мы встретились еще несколько раз – он очень меня интересовал, даже интриговал. Удивительный человек. И так вовремя мне встретился! Иван словно заменил Теодора… Нет, не так! Заменить Теодора невозможно, эта рана не заживет никогда. А Иван оказался пластырем на рану. Пластырь с бальзамом. Я так и не узнал, сколько ему лет, есть ли семья и что он пережил, прежде чем стать таким, каков он сейчас. Рядом с ним мне было очень спокойно, и, уходя, я уносил это спокойствие с собой, словно драгоценный подарок. А при расставании Иван подарил мне маленький овальный медальон на цепочке. Вернее, дал выбрать из нескольких. Внутри оказалась тонкая свернутая бумажка, на которой бисерным почерком было написано: «Ты не можешь изменить этот мир, но ты можешь стать причиной того, что этот мир меняется». Я прочел, изумился, потом прочел еще раз…
– Кажется, я понял.
– Вот и хорошо, – улыбнулся Иван.
– А у меня нет для тебя подарка!
– Это не страшно. Знаешь такого актера – Робина Уильямса?
– Да, конечно! Снимался в комедиях!
– Он однажды сказал: «Не знаю, какую ценность я представляю в этой Вселенной, но я точно знаю, что сделал некоторых людей счастливее, чем они были бы без меня. И пока я это знаю, я так богат, что больше мне не надо». Я тоже богат.
Мы расстались, не зная, увидимся ли вновь. Но мне очень хотелось познакомить Ивана с Иоландой! У них много общего, мне кажется. И только в самолете, возвращаясь к Иоланде и Нику, я вспомнил, что Робин Уильямс, сказавший такие прекрасные слова и живший на «Вилле Улыбок», страдал от тяжелой депрессии и покончил с собой. У меня заныло сердце, и я твердо решил, что буду часто навещать Ивана. Так часто, как только смогу.
И еще я понял, как мне себя вести с Рэйвеном: надо быть честным. Никаких игр, никакого кокетства или притворства. А для начала надо стать честным с самим собой: нравится мне Рэйвен? Нравится. Хотел бы я завести с ним серьезные отношения? Нет. И несерьезные – тоже нет. С этим я справлюсь. Но как справиться с тем, что я нравлюсь ему? Надо подумать. Он сложный мальчик. Творческая натура, что делать! Но я-то уже перерос тот уровень, когда кидаешься на шею всякому, кто тобой заинтересовался. Надеюсь, что перерос. И надеюсь, что смогу стать причиной того, что этот мир меняется. Не зря же мне досталась бумажка именно с этим текстом.
Семья приняла меня как родного. Только Зинуля как-то напрягалась и ежилась, но я знал, в чем дело.
– Послушай, – сказал я ей, выбрав подходящий момент. – Ты зря так ко мне относишься. Я тебе не враг и не соперник. Между мной и Рэйвеном никогда ничего не будет, кроме простой дружбы, да и то не факт.
– Он тебе не нравится?
– Он меня интересует. Прежде всего как музыкант. Но… Понимаешь, это раненая птица. Что-то его гложет изнутри. И я не уверен, что смогу ему помочь – не сделать бы хуже. Может быть, постепенно он отогреется среди нас. Посмотрим.
– Если бы ты не был таким красавчиком!
– Ну извини! – усмехнулся я. – Я ж не нарочно.
Зинуля невольно улыбнулась:
– Ладно, я поняла.
– Хочешь совет?
– Ну?
– Не висни на нем. Если вам суждено быть вместе, это произойдет. А если нет – смирись.
– Да знаю я… Спасибо.
– Обращайся, если что.
И мы разошлись по своим делам. Но как я ни осторожничал, мне все же пришлось вникнуть в душевную смуту Рэйвена. Общались мы с ним не очень часто, и я старался выдерживать ровный дружелюбный тон, но Рэйвен порой срывался и грубил мне. В его присутствии я чувствовал себя словно под лучом прожектора, так напряженно Рэйвен за мной следил, пытаясь это скрывать. В один из дней я задержался в кафе, занимаясь отчетами и договорами. За окнами шумел надоедливый дождь, а я сидел за столиком Теодора у зеленой лампы, в тепле и уюте. Вдруг кто-то постучал в дверь. Я обернулся – это был Рэйвен, совершенно мокрый. Я впустил его и пошел готовить чай.
– Как ты тут оказался в такое время? – спросил я.
– Случайно… Шел мимо…
– Шел мимо в первом часу ночи?
– Ну, не случайно. Как думаешь, можно мне тут переночевать?
– Тут?
– В подсобке есть лежанка.
– А что, больше тебе ночевать негде? Эта лежанка только Квану по росту подходит.
– Больше негде. Я ночевал у одних, но больше нельзя.
– У тебя нет своего дома?
– Есть, но… В общем, я поссорился с родителями.
Я вздохнул: примерно чего-то такого я и ожидал. Подумал немножко… Может, попробовать сразу расставить все точки над «i»?
– Значит, так! – решительно произнес я. – Ты можешь переночевать у меня. Но есть два условия.
– Какие?
– Во-первых, ты мне расскажешь, что случилось, хорошо?
Рэйвен подумал, поморщился и кивнул:
– Ладно. А что второе?
– Во-вторых, ты просто переночуешь – и все. Не надейся ни на что другое, понял?
– Почему?
– Потому что.
– Это не ответ. Я тебе совсем не нравлюсь?
– Нравишься, но не до такой степени, чтобы…
– И так будет всегда?
– Думаю, да.
– Почему ты так уверен?
– Потому что ты не мой человек.
– Что это значит?
Я снова вздохнул: вот как ему объяснить?
– Потому что я не занимаюсь сексом ради секса, потому что мне надо любить человека, чувствовать наше с ним родство, потому что мы должны совпасть, как два пазла. С тобой мы не совпадаем, прости. Можем просто дружить.
Рэйвен мрачно молчал, опустив голову. Потом стукнул кулаком по столу и крикнул:
– Иногда мне хочется тебя убить!
Я усмехнулся:
– Так не доставайся же ты никому, так, что ли? Послушай, не в наших силах это изменить. Тебе нравлюсь я, ты нравишься Зинуле, я равнодушен к тебе, ты к ней. И что с этим можно сделать? Ничего.
– А кто нравится тебе?
– Пока никто. Ну что, пойдешь ко мне ночевать?
– А ты не боишься, что я…
– Убьешь меня? Нет.
– Почему это? Я могу! Не веришь?
– Верю. Но кому ты тогда расскажешь о своей беде? А тебе нужно рассказать, потому что ты уже устал носить это в себе. Я прав?
Рэйвен усмехнулся:
– Прав. Ты всегда прав, черт тебя побери! Всегда спокоен и выдержан, всегда элегантен и красив! Золотой мальчик, прекрасный принц, недоступный и высокомерный!
– Ты мне завидуешь, что ли? Нашел кому.
– Я не завидую! Не знаю. Я запутался.
– Посмотри на меня, – попросил я, и Рэйвен неохотно взглянул мне в лицо. – Теперь слушай. Любимый человек предал меня, родители выгнали из дома, я ночевал на улице и питался объедками, воровал, я даже продавал себя – за деньги, за еду, за крышу над головой! Я знал, что качусь в пропасть, и думал: «Ну и пусть. Чем хуже – тем лучше». Меня спас Теодор. С ним я не спал, если ты так думаешь. Он заменил мне отца и мать, вылечил мою душу – и не ждал благодарности. Но я вечно благодарен. Я вижу, что тебе тоже нужна помощь. Принять ее или отказаться – дело твое, я не настаиваю. Можешь просто переночевать, ничего не рассказывая. Но знай – сердце мое открыто для тебя. А вот спать с тобой я не буду.
Рэйвен молчал, потрясенный. Потом тихо сказал:
– Я даже не мог представить, что ты через такое прошел… Прости.
– Мы никогда не знаем, какие бездны скрываются в другом человеке. А у меня еще и упаковка хорошая.
– Не понимаю, как ты вообще выжил!
– Один бы не выжил. Спасибо Теодору. Ну что, пошли? Пока дождь поутих.
Почти всю ночь мы проговорили. История оказалась простая, но трагическая. Рэйвен оказался приемным сыном. Узнал он об этом где-то год назад, совершенно случайно и совершенно гнусным образом: наткнулся на тетку, которая жила по соседству с его семьей в том городе, откуда они уехали, когда Рэйвену было года три. Сначала она попалась на глаза всем троим, и родители не стали с ней разговаривать, просто раскланялись. Но потом она специально подкараулила Рэйвена и вывалила ему на голову все, что знала и что додумала.
– Ой, какой же ты вырос пригожий да хороший! – тараторила она. – А я-то так переживала, что толку из тебя не будет! Мать, поди, гулящая, отец – наркоман! Что ж хорошего может выйти? А ты выправился, возмужал. Не обижают они тебя? Все ж не своя кровь!
Рэйвен еле избавился от нее. Услышанное засело в нем занозой. Он долго ничего не говорил родителям, но потом сорвался, и вышла безобразная сцена: Рэйвен истерически упрекал родителей в обмане, а они пытались привести мальчика в чувство. Кончилось тем, что Рэйвен хлопнул дверью и ушел из дома.
Излив душу, Рэйвен надолго замолчал. Сидел понурившись и шмыгал носом – я дал ему бумажных салфеток. Спросил: