Прощайте, мой Александр!
Ваш Паррот
141. Г. Ф. Паррот – Александру I
[Санкт-Петербург], 10 января 1809 г.
Со вторника я в Петербурге[529]. Пишу только сейчас, потому что дожидался окончания празднеств в честь короля и королевы Пруссии. Если сможете мне вскорости уделить несколько мгновений, меня осчастливите. Сердце мое этого желает страстно, а дела, о которых с Вами говорить хочу, многочисленные и чрезвычайной важности.
Ваш Паррот
142. Г. Ф. Паррот – Александру I
[Санкт-Петербург, 21 января 1809 г.]
Теперь, когда гости Ваши уехали[530], позвольте мне, Возлюбленный, о себе напомнить. Вы знаете, как страстно сердце мое желает не быть Вами забытым, а меж тем время моего отъезда приближается. Из 30 дней каникул 20 уже прошли, а я Вам представить хочу дела, которые сами Вы признаете очень важными и которые едва ли можно закончить за столь короткое время. Если любите Вы Вашего Паррота, докажите ему это и не заставляйте ждать слишком долго; дни и недели слишком быстро уходят.
143. Г. Ф. Паррот – Александру I
[Санкт-Петербург], 26 января 1809 г.
Государь!
Не без стыда после вчерашнего вечера, когда Вы мне столько времени уделили, вновь о делах заговариваю. Но надобно мне Вас предупредить насчет частицы серебра, которую примешать намерены в новые медные деньги, о каких Вы мне рассказали и какие, боюсь, Комитет министров узаконит.
Тот, кто Вам эту идею предложил, ни дела не знает, ни людей, иначе догадался бы, что идея эта либо неисполнимая, либо вредная. Есть только два способа такую смесь изготовить: либо эту частицу серебра в сплав добавить, либо монеты посеребрить. В первом случае Россия за 20 лет необходимого серебра не накопит; ибо даже если предположить, что частица составляет одну сотую от веса монеты, а при таком количестве народ даже не заметит, что монета в его руках не из чистой меди, масса серебра потребуется огромная, ведь если надобно сто миллионов медных рублей переплавить, придется в сплав добавить более 60 000 пудов серебра. Имей Россия такую массу серебра, курс ассигнаций был бы даже выше, чем один к одному.
Если же новые медные монеты только посеребрить решат, народ это сразу заметит и объявит эти новые монеты фальшивыми, и переубедить его сразу не удастся. Правительство будет запятнано, любовь и уважение к Государю – компрометированы.
Гораздо лучше народ не обманывать; можно ему правду сказать, потому что здесь дело идет о его собственном интересе, и готов я набросать прокламацию на сей счет, которая наверняка желаемое действие окажет.
Видите, Государь, с какой легкостью Вам проекты представляют, и боюсь, как бы собрание министров, из которых от силы двое разбираются или должны разбираться в этой области, не приняло меры неверные. Изберите образ действий, какой я Вам вчера предложил. Министр финансов, министр коммерции, Вирст и я могли бы составить особый комитет под Вашим председательством, и Вы бы резоны обеих сторон выслушали; за два часа бы со всем покончили. После этого сможете это дело представить официальному Комитету министров. Задайте мне работу на те несколько дней, какие я еще здесь проведу. Хотел бы Вам служить, Возлюбленный, каждый день, каждый час своей жизни.
Двум министрам не зазорно быть должно в одном комитете состоять с таким человеком, как Вирст, этот вопрос изучивший досконально, и с профессором физики, в своей области не последним. Не примите это за гордыню. Знаете Вы, что я сторонюсь сношений с вельможами, так же как и знаков отличий. Единственное мое желание в том состоит, чтобы действовали Вы более верно и быстро. Хорошую вещь откладывать не следует.
144. Г. Ф. Паррот – Александру I
[Санкт-Петербург, 30 января 1809 г.]
Сегодня 30-е, мой Возлюбленный! В сей день следовало бы мне уже в Дерпт отбыть. Не сможете ли Вы мне нынче вечером один час уделить? Помимо телеграфа, нужно мне еще Вам представить вопросы чрезвычайной важности, касающиеся народного просвещения. Г-н Сперанский мне передал, что должен я завтра прийти к нему за указом, который Вас просил издать[531]. – Если возможно, благоволите меня призвать нынче вечером[532]; ведь завтра Вы будете на представлении в Эрмитаже, а начало недели – как правило, не то время, когда Вам со мною видеться удобно.
Простите мне мою докучность. Но я из всего года только январь могу здесь провести. Не сердитесь на
Вашего Паррота.
145. Г. Ф. Паррот – Александру I
[Санкт-Петербург, 31 января 1809 г.][533]
Мой Возлюбленный!
Делаю необходимые распоряжения касательно телеграфа, а г-н Сперанский мне патенты обещал сегодня вручить. Позвольте мне завещание написать на мой прежний манер, иначе говоря, перечислить Вам вкратце те главные предметы, какие Вам на словах представил.
Переплавка медных монет. Предмет, чрезвычайно важный для Вашего народа и для Вас. Не теряйте его из виду. Ускорьте исполнение. То, что Вам правильным кажется, откладывать не следует.
Перемены столь необходимые в Министерстве народного просвещения. Мой Александр! Будь я накануне смерти и имей я возможность Вам дать последний совет, самый для Вас спасительный, самый достойный Вашего царствования, повторил бы Вам то, что вчера сказал. Чувствуете Вы, что только благодаря просвещению Вашей нации может новое поколение родиться, которое будет Вам служить и Вашему народу, но тот прекрасный проект, который Вы задумали, исполнить невозможно, если не поручите Вы его человеку твердому и надежному. Только Клингер это осуществить способен. Шесть лет бился бесплодно. Дайте ему необходимую власть. Верните ему надежду, угасшую от мысли, что Вы его отвергли, когда его Владимиром второй степени не наградили; он о награде не просил, но служил Вам тридцать лет верой и правдой, и отказ его опечалил. Вы о его к Вам редкой преданности знаете, следственно, должны мнением тех, кто иначе думает, пренебречь. Коль скоро Вы его уважаете сами, известите публику об этом уважении. Сделайте это до отъезда в Финляндию[534]. Я Вас об том умоляю. Тит ни одного дня не терял. Ради исправления зла давать особливые приказания министру – значит еще большую ненависть к Дерпту вызвать из-за меня. Чтобы преуспеть, нужно осуществление того, что Вам дорого, поручить людям, которые свое дело любят. Только они будут Вам служить на совесть. Сказали Вы мне, что есть у Вас человек с характером, которого можно во главе Министерства народного просвещения поставить[535]. Государь! Такой человек всегда пригодится. Сделайте его попечителем Казанского университета. Румовский ни на что не способен и достаточно стар, чтобы можно было его на пенсию отправить.
Приходские училища. Вчера Вы на этот счет ничего не решили. Умоляю Вас в записке, Вашей дражайшей рукой начертанной, сказать мне, желаете Вы их создания или нет. Г-н Репьев мне наверняка поможет их завести в Лифляндии. Быть может, смущают Вас денежные суммы, необходимые для открытия семинарий. Скажите мне об этом, Возлюбленный. Я уже четыре года этим важным предметом занимаюсь; меня это гложет. Известите меня о Вашем решении. Отрицательное мне боль причинит, но еще большую причиняет неопределенность.
Будьте милосердны к Зонтагу. Неужели хотите Вы, чтобы нужда заставила его искать пропитания в других краях? <Знаю, что делались ему предложения; отверг их, потому что к Вам привязан.>
Прощайте, дражайший Александр! Прощаюсь на целый год. Будьте счастливы во всех своих начинаниях! – Господь всемогущий, храни моего Возлюбленного. Руководствуй им на его трудном и тяжелом поприще!
Приложение
[Записка о реформе медных денег в России]
Указная цена медной монеты относится к ее торговой цене как 16 к 30 или 35. Таким образом, казна на всей медной монете, которую чеканит, теряет в среднем 110 процентов. Эта потеря за собой другую влечет, еще более значительную; медь, в монеты превращенная, за границу контрабандой отправляется или переплавляется на медных заводах, вследствие чего нация, лишившись части звонкой монеты, попадает во власть жидов всех вероисповеданий.
Чтобы медь, в монеты превращенную, в обращении оставить, есть одно-единственное средство – чеканить ее так, чтобы указная цена равнялась бы торговой, то есть пуд – 35 рублям. Казна на этом зарабатывать станет ежегодно 118 ¾ процента. Этого результата двумя способами можно добиться.
Первый и самый простой в том состоит, чтобы чеканить новую монету нового веса, а старой монете, чтобы сразу ее не перечеканивать, придать двойную цену. Чтобы ее из обращения потихоньку вывести, довольно будет при обмене набавлять два или три процента, а это сделать можно без ущерба для казны, поскольку старые монеты на 118 ¾ процента тяжелее новых. Небольшая выгода, назначенная при обмене, позволит постепенно все старые монеты на монетные дворы возвратить, и через несколько лет они сами собой из обращения выйдут. Этот способ тот недостаток имеет, что не даст казне мгновенной прибыли, а это весьма существенно.
Второй способ заключается в том, чтобы сначала старые монеты перечеканить. Трудно, однако, их в короткое время на монетных дворах собрать. Чтобы это исполнить, довольно будет часть прибыли частным лицам посулить, издав указ о том, что через какое-то время старые монеты указной цены лишатся и подлежат обмену, при котором за 5 копеек старой монеты получат частные лица 6 копеек новой. Самый невежественный крестьянин предпочтет верную прибыль в 20 процентов полной потере своей звонкой монеты, а там, где крестьяне по-другому рассудят, положиться можно на ловкость торговцев и ростовщиков, которые сумеют старые монеты выманить и на обмене заработать.
Чтобы этот обмен осуществить, нужно предварительно на всех монетных дворах отчеканить как можно больше новых монет и завести во всех, даже самых мелких городах обменные конторы, куда новые монеты завозить, а старые монеты оттуда отправлять будут на монетные дворы. Двойную эта перевозку осуществлять следует за счет казны, но по цене, ею установленной, меньшей, чем общепринятая, но достаточной, чтобы покрыть расходы возчиков сухопутных и водных. Возчиков и лодочников всей Империи рекрутируют для этой цели, каждого соответственно его силам. Поскольку эта часть нации в последнее время огромную прибыль заработала, справедливо будет, чтобы она государству помогла без выгоды для себя, но и без ущерба.
Если исходить из того, что вся медная наличность, находящаяся ныне в обращении, доходит до 100 миллионов рублей (точную оценку дать, пожалуй, невозможно), ее указная цена в новой чеканке дойдет до 218 ¾ миллиона, а поскольку казна даст 20 процентов лажа при обмене, заплатит она 120 миллионов в новой монете и, следственно, получит прибыль в 98 ¾ миллиона. Но придется из этой суммы вычесть деньги на дорожные расходы. Вес ста миллионов старой монеты равен примерно пяти с половиной миллионам пудов, а перевозка каждого пуда стоит будет примерно один рубль. Таким образом, двойная перевозка этой массы меди обойдется в 11 миллионов рублей. Вычтем их из 98 ¾ миллиона, и у нас останется чистой прибыли 87 ¾ миллиона.
Операция эта ассигнациям не только не повредит, но, наоборот, благоприятствовать будет. С одной стороны, общеизвестно, что медь, находящаяся в обращении, обеспечить не может все ныне существующие бумажные деньги. Доказательство тому – трудность, а в некоторых губерниях и совершенная невозможность их обмена. С другой стороны, казна, получив дополнительных 87 миллионов медных рублей, перевозка которых вполовину проще станет, восстановит прежние банки, где можно будет ежедневно бумажные деньги на медные рубли обменивать с тем большей легкостью, что, поскольку медь, в монеты превращенная, исчезать больше не будет, количество ее станет из года в год умножаться и послужит в конце концов обеспечением действительным для всех ассигнаций, в обращении находящихся.
Могут возразить против всего этого проекта, сказав, что у народа, особенно во внутренних губерниях, вызовет он ропот. Но если с этим возражением согласиться, означало бы это, что никакой реформы монетной произвести невозможно, что медь может торговой цены достичь в десять раз большей, чем указная, эту цену никто изменить не посмеет, и в результате останется нация совсем без монет. Разумеется, правительству подобными операциями злоупотреблять не следует; однако должно оно в себе чувствовать достаточно силы, чтобы их совершать и продолжать, если они необходимы. А нынче даже силы не требуется. Достаточно нацию просветить насчет истинных ее интересов. Идеи, на которых вся система монетная основывается, не настолько абстрактны, чтобы нельзя было необходимую реформу популярной сделать. А для сего только и надобно будет, что публиковать эти идеи путями ординарными и экстраординарными, какие правительству известны.
Наконец, желательно, чтобы на новых монетах образ Государя был запечатлен; народ это ценит, и не случайно; нравится ему видеть изображение монарха, которого он обожает, тем более что счастье лично царственную особу лицезреть выпадает ему редко.