Государь! Я не финансист, хотя в юности эти материи изучал. Однако позвольте мне начертание составить о способах улучшить состояние финансов. Основываться буду на правилах надежных и простых, особенно для России (страны сельскохозяйственной), независимых от тех тонкостей, какими люди, подобные Смиту и его комментаторам, нас пичкают. Хотел бы Вам их предоставить с немедленным применением к нынешнему положению дел. Затем сможете их с финансистами обсудить. Выскажу там также свое мнение о займе, но (обещаю Вам) более сдержанно, чем теперь, и, чтобы только наименее обидную сторону осветить, исходить буду из второго моего предположения – что заем произвести не удастся.
Государь! Когда будут Вам представлять сложные проекты финансовые, особливо такие проекты, в которых государство выступает исключительно в роли банкирской конторы, вспомните, что Сюлли и Кольбер на подобные хитрости не пускались, что первый Францию, разоренную гражданскими войнами, превратил за немногое число лет в державу процветающую, а второй доставил Людовику XIV средства для ведения бесконечных войн, не разорив нацию. Фридрих II, к нам наиболее близкий, так же поступил с Силезией и Бранденбургом. Умел он брать, это правда, но отдавал куда больше, промышленность создавая.
Больно мне думать об огорчении, какое Вам это письмо доставит. Но должен ли промолчать? – Конечно, нет. Ваш Паррот на это не способен до тех пор, пока Вы его доверие не отвергнете.
151. Г. Ф. Паррот – Александру I
[Дерпт], 22 августа 1810 г.
Государь,
Забудьте <хоть на несколько мгновений> Ваше недовольство, заслуженное или нет, и выслушайте Вашего верного Паррота, который хочет с Вами говорить о предмете чрезвычайно важном. <В течение долгого времени, когда были мы разлучены> Я с Вас ни на миг глаз не спускал и жестоко страдал, видя попытки Ваши улучшить состояние Ваших финансов, попытки совершенно бесплодные, гибельное следствие мер, Вам присоветованных, которые должны доверие ослабить, вместо того чтобы его укрепить, цену ассигнаций уменьшить, вместо того чтобы ее увеличить, – мер, которые ни простыми не были, ни исчерпывающими. Заем произведен быть не может, и это для Вас большая удача. Ведь обещанное погашение невозможно, если только не займутся этим ростовщики или, вернее, если все капиталисты Империи не сделаются ростовщиками, которые против Вас сговорятся и начнут настаивать на продаже государственных имуществ по цене, какую сами назначат. – Серебряную монету любой приличной пробы чеканить невозможно будет; ни запасов серебряных слитков, в казне имеющихся <я Вам это прежде доказал>, ни мощности монетных дворов всей России не достанет, чтобы изготовить в короткое время необходимое количество серебряных монет для замены монет медных, которых в торговых губерниях теперь почти и не сыщешь. Кстати, зачем выводить медь из обращения? Вы сами у себя 70–80 миллионов отнимаете[548].
Нет у меня никакого интереса Вам мрачную картину рисовать. Но глубокий интерес ко всему, что до Вас касается, молчать мне не позволяет. Я Вам <еще в прошлом году предлагал> повторяю предложение представить простые способы восстановить систему финансов, насколько это возможно в нынешних обстоятельствах <повторяю просьбу позволить мне Вам их предложить>. Не удивляйтесь, что я вначале позволения прошу. Стал робким в этом отношении по причинам, Вам известным. Не удивляйтесь и тому, что я Вам по этой части желаю советы давать; я с нее начинал, но вскоре к математике и физике перешел, которые больше отвечали любви моей к наукам и неприязни к делам. Вдобавок нет в Европе страны, где так легко было бы исправить финансы, потому что не было в России никогда настоящих финансистов – таких, которые зорким взглядом обозревают как будущее, так и настоящее и, презирая меры сиюминутные, желают основать систему солидную и защищенную от внешних и внутренних потрясений. <Будьте уверены, что имеете Вы изобильные и чистые источники, откуда почерпать можете счастье и славу Вашей нации, но Вам только ручьи тонкие и уже зараженные показывают. Дайте мне знать хотя бы одним словом, что Вы согласны принять или по крайней мере прочесть то, что я Вам хочу сообщить об этом предмете чрезвычайной важности.>
О, как счастлив был бы я возвратить Вас на путь истинный, с которого Вас дельцы свернуть заставили! Скажите только, что позволяете мне представить Вам меры простые и систематические, какие я могу предложить для решения этого вопроса чрезвычайной важности.
Прощайте, мой Александр! Не дожидайтесь эпохи еще более критической, чтобы выслушать Вашего истинного друга. Не пренебрегайте его упорным желанием Вас любить.
152. Александр I – Г. Ф. Парроту
[Санкт-Петербург, 3 сентября 1810 г.][549]
Совершенно напрасно полагаете Вы, что я Вами недоволен. Отчего бы мне таковым быть? Если за знак недовольства принимаете Вы мое молчание, вспомните, что природа и обилие занятий, поглощающих ежедневно все мое время, не позволяют мне поддерживать с Вами переписку регулярную. Давно уже ожидаю те бумаги, касающиеся финансов, о которых Вы мне в предыдущих письмах говорили. Поэтому не спрашивайте у меня больше позволения присылать мне полезные сочинения, ибо я им всегда рад. Постарайтесь только отдавать их переписчику, чья рука никому не известна. Вашу слишком многие знают, и потому не смогу я бумаги пустить в ход так быстро, как захочу.
Весь Ваш
[Росчерк]
153. Г. Ф. Паррот – Александру I
[Дерпт], 5 сентября 1810 г.
Итак, не совсем потерял я своего Александра! Отчего не могу я ему полезен быть так, как мое сердце того желает! – Теперь пишу Вам впопыхах, чтобы известить о получении Вашего письма; со следующей почтой пришлю Вам свой труд, который должен переписать, ибо замечание Ваше касательно моей руки навело меня на мысль о переменах, которые в форму всего сочинения внести следует.
Я не молчание Ваше принял за знак недовольства; никогда на регулярную переписку не надеялся; слишком хорошо знаю, что у Вас дел слишком много. (Вы слишком за многие дела беретесь; путь Ваш совсем не легок.) Но Вы не столько забыли, сколько забросили телеграф, и это меня огорчило, а когда я Вам послал официально, через попечителя и графа Завадовского, первый том труда моего по физике, не благоволили Вы меня почтить даже несколькими условленными словами, какими самых безвестных иностранцев благодарят. Знаете Вы, что я ничего не добиваюсь; но со стороны кажется это знаком презрения. Впрочем, будь это явленное презрение для Вас полезно, с какой охотой я бы ему покорился! Но в нем видят новое доказательство того факта, что Вы людей, наиболее к Вам привязанных, бросаете, и это мне сердце раздирает.
Университет к правилам для студентов сделал добавление[550]. Царил среди них дурной дух, с которым боролся я безуспешно. Эти новые правила нас половины студентов лишат, а у второй половины доверие истребят. Сочтено было, что у кого власть имеется, тот в доверии к себе не нуждается и что можно Университетом командовать, как полком. Если Вы эти новые правила еще не подписали, заклинаю Вас этого не делать и отложить всякую реформу этой области до предусмотренного Уставом срока его общего пересмотра, который должен в 1812 году состояться. – Следовало мне Вам об этом раньше написать; а теперь, быть может, уже слишком поздно. Но представьте, как я страдал <уже около года>, если мог поверить, что утратил право Вам писать даже о предмете, столь для меня важном. Только забота о личном Вашем интересе могла меня принудить за перо взяться. Снизойдите к моему чувству. Я его ни менее живым, ни менее тонким сделать не могу.
Видели мы Императрицу, я изблизи в кабинете физики. Прелесть ее от поэтов ускользает, но поражает людей чувствительных, к какому бы они сословию ни принадлежали. Ее достоинств еще не знают вполне. – Это замечание наблюдателем сделано, а не поклонником рыцарства. Впрочем, надеюсь, что Императрица Вам об Университете нелестных слов не сказала. На сей раз сумели мы все устроить порядочно, потому что имели для того средства. Студенты ей почести отдавали не только с восторгом, но и с соблюдением самого лучшего порядка и превосходно нам помогли сдержать напор публики. Когда Дерпт будет иметь счастье Вас на церемонии увидеть, сами в том убедитесь.
Прощайте, мой Александр, неизменно дорогой моему сердцу! Отправляюсь на работу. Да вдохновит меня лучший из умов!
154. Г. Ф. Паррот – Александру I
[Дерпт], 7 сентября 1810[551]
Шлю Вам, мой Возлюбленный, две записки. Пространную можно кому угодно показать; дайте ей такое употребление, какое сочтете нужным. Краткая только для Вас одного; в некоторых отношениях она самая важная и о таких предметах говорит, какие в пространной не упомянуты, но тесно с ними связаны. Положение весьма критическое. Но благодаря осторожности, твердости и ясности в мыслях можно его изменить в Вашу пользу.
Не умножайте споры. Потребуйте от Совета быстрых ответов[552]. Если Вам мои предложения нравятся, дайте это почувствовать заранее. Если желаете с кем-то отдельно посоветоваться, предлагаю Вам Вирста и Бека; у первого мысли справедливые, у второго мысли острые и познания обширные. Но посоветуйтесь с ними лично. Полчаса беседы больше принесут, чем два часа чтения. Главное, поспешите; не теряйте ни дня. Введите новый порядок сбора подушной подати, продажу государственных имуществ и налог на роскошь с 1 января; тогда же должна появиться новая стоимость у старых медных монет и начаться изготовление новых; с того же времени нужно прекратить заем и установить курс для контрактов. Пусть Ваши указы будут короткими и ясными. Последним связности и ясности не хватает. Объявите, что реформы эти – навсегда. Вашу нацию колебания тревожат, а тревога доверие отравляет.
Записка
Со времен Тильзитского мира Вы с Наполеоном постоянно друг другу противостоите. Он финансы Вашей Империи разрушил, чтобы Вас ослабить, и время, когда он на Вас впрямую нападет, не за горами. Не сомневаюсь, что это сознаете прекрасно, и потому Вас от доказательств уволю. Но вот Ваше положение. Слева грозит Вам уже сейчас союз с Австрией; справа скоро грозить будет союз со Швецией. На прусский престол французского короля посадят, чтобы обеспечить надежную поддержку в центре операций. Разрыв же наступит тогда, когда Наполеону в результате успешных переговоров подчинится под скипетром Бернадота Швеция с Данией, а также покорятся Испания и Португалия[553]. Употребите передышку на приготовления. Начните с финансов; финансы прежде всего, а затем область военная.
Начинаете Вы систему обороны с параллельных линий крепостей. Я в этом деле разбираюсь мало. Но уверены ли Вы, что
1) система крепостей подобает военному духу русских? Умеет ли Ваша нация воевать с помощью крепостей?
2) точно ли хватит у Вас средств на постройку одной или нескольких линий крепостей, достаточно крупных, чтобы врага остановить? Малые крепости тут не помогут; гарнизоны у них слишком малочисленные для того, чтобы большой армии противостоять.
3) хватит ли у Вас времени на окончание этого великого труда, даже если найдутся у Вас на него средства?
Если Вы на эти три важных вопроса ответить положительно не можете, не тратьте силы на тщетные усилия или на проекты, наполовину выполненные.
В любом случае воспользуйтесь дешевизной хлеба в Риге и наполните большие амбары, а главное, следите за тем, чтобы хранили хлеб как можно более тщательно. До тех пор, пока Ваши армии иметь будут хлеб, порох и орудия, можете Вы за свои границы не беспокоиться.
Другая моя записка содержит такие предложения о восстановлении финансов, которые можно кому угодно показать. Вот к ним прибавления:
Восстановите торговлю, насколько возможно, не выходя из Вашей роли союзника. Сделайте это с помощью особых дозволений, как это сам Ваш Союзник делает. Если он ради пользы Франции выдает такие дозволения некоторым отраслям торговли, Вы на это имеете по меньшей мере столько же прав. Вам это право Ваш долг перед нацией дает. Итак, выдайте для начала дозволение торговать лесом, пенькой, железом и медью. Купите семена, которые Вам для армий нужны, а когда контракты подпишете, выдайте дозволение и на этот предмет <рожь>. Деньги вернутся, поднимут курс ассигнаций и оживят финансы. Напротив, для ввоза товаров никаких послаблений. Для неотложных нужд страны достаточно будет товаров контрабандных, а Вас подобная политика представит верным союзником Франции. Вы, мол, желаете разрушить торговлю английскую, но восстановить Вашу собственную. Не знаю точно, как устроены дозволения французские. Об этом знает наверняка Бек из коллегии иностранных дел. Сделайте вид, что Вы с французов пример берете.
Не гневайтесь на то, что я Вам теперь советую такой политики придерживаться, которая на слабость похожа. Когда война начнется, узнаете Вы своего Паррота. На сей раз будет он подле Вас и даст Вам такие основания это во весь голос признать, против которых никто не возразит. Дал я моей голове несколько недель отдыха, и здоровье мое частично восстановилось; в шуме войны, при звуке пушек восстановится окончательно.
Заключите мир с Персией по собственной воле, позже Вас к этому обстоятельства вынудят[554]. Но заключите его быстро. Зачем России покорять восточные страны, которыми она управлять не сможет? Незачем Вам идти против законов природы. Ладога и Персидский залив одному и тому же повелителю покоряться не станут никогда.
Заключите мир с Портой. Это задача потруднее, с тех пор как австрийцы в Турцию вошли. Предлагала ли Вам Франция сделку при таком исходе? В обоих случаях положение Ваше нелегкое. Но в обоих случаях мир остро необходим. Ибо, если нападут на Вас, армии Ваши за Дунаем окажутся в окружении[555]. Лишь только заключите мир, выдвинете в качестве предлога состояние финансов; но заключить мир надобно стремительно, пока Вам его результаты не испортили. Обязаны Вы его заключить в самом деле ради финансов, ради того, чтобы за убытки от войны Вам серебром заплатили. Теми частями покоренных земель, которые у Вас останутся, управляйте точно так же, как и прежде. Поставьте там Ипсиланти генерал-губернатором и удовлетворитесь уплатой одного дуката с человека, как он раньше Порте платил, и содержанием 30 000 русских. Ипсиланти человек решительный, благонадежный и, как мне кажется, прямой. Жители этих земель присутствие его примут как самый лучший дар. Проекты насаждения земледелия и администрации европейских придется отложить.
Толкуют о восстановлении ополчения. Если произойдет это, умоляю Вас привести в исполнение тот план, который я Вам присылал, касательно прибалтийских и польских губерний. Сострадание к человечеству, равно как и интерес государственный, того требуют. Тысячи несчастных ополченцев эстляндских и лифляндских умерли от голода. Напротив, русские в тех краях найдут себе пропитание. Их голодом морить даже не попытаются. Прежде нашлись люди, которые скверные проекты предложили ради получения наград и преуспели.
Настал момент решимость выказать. Не премините это сделать, мой Возлюбленный! Действуйте мощно, хотя осторожно. Чувствую, что только наброски Вам предлагаю. Но на что нужны длинные трактаты? Время, потраченное на их чтение, для действия потеряно.
Разрыв наступит, но не сразу. Сила и политика способны этот разрыв отсрочить. Излишняя снисходительность его приблизит. Знаете Вы политику и историю войн Фридриха Великого. Вы нынче в его положении. Силы, которые против Вас направлены, пропорциональны тем силам, которые Вы имеете и которых у Вас больше, чем у этого великого короля имелось.
Приложение
[Записка о финансах]
Неизвестный правительству, но не совсем чуждый делам, дерзаю представить взгляд на финансовое положение России, которое нынче сделалось предметом серьезнейших обсуждений. Почитаю нынешнее положение государства критическим и, исходя из этого убеждения, буду говорить прямо, без прикрас, не заботясь о том, увидят ли в моем труде хвалу или осуждение того, что было сделано в самое последнее время.
Правительство в последних своих манифестах указало две стороны, на которые надобно в финансах Империи внимание обратить, – налоги и курс ассигнаций. Буду следовать этому порядку и, не останавливаясь на предварительных спорах, которые уже два года идут, сразу представлю мои соображения, зиждущиеся на правилах, которые правительство не сможет за верные не признать.
Io) Подушная подать, с крестьянина и ремесленника собираемая, считается справедливо главным источником доходов государства, поскольку все остальное, включая торговлю, во многих отношениях менее надежно. Однако и сама подать, собираемая так, как собиралась она до сей поры, <ненадежной становится> такой же становится по вине курса ассигнаций, а также из-за изменения стоимости денег металлических, которая постоянно снижается. Истинная стоимость вещей от их употребления зависит, и ничто постоянной стоимости не имеет, кроме съестных припасов самых необходимых. Полагают, что казне обеспечивают постоянный доход, назначая столько-то миллионов рублей, но забыли при этом, что во времена Петра I на рубль в три раза больше съестного приобрести можно было, чем теперь. Ощутили это на себе офицеры, которые нынче, получая жалованье в размере, еще Петром I определенном, умирают с голоду либо обкрадывают государство или публику. Правительство об этом уже давно известилось вполне, однако не сумело за отсутствием средств истребить это семя развращенности нравственной и политической. Манифест от 2 февраля 1810 года доказывает, что нынешнее правительство хотело источник зла уничтожить и восстановить необходимую пропорцию, но меры его недостаточные и неуверенные[556]. Предлагаю по сему поводу:
«Пусть подушная подать возвратится к тем меркам, какие при Петре Первом были заведены, иначе говоря, пусть рассчитывают ее в четвертях ржи, а взимают бумажными деньгами, исходя из цены, установленной в данном году в данной губернии».
Мера эта справедливая, опирается на авторитет великого монарха, которого Россия вечно почитать будет, и доходы казны увеличит значительно. Взимать ее следует следующим образом:
a) Надобно отыскать в архивах среднюю цену ржи в последние десять лет царствования Петра Великого, а поскольку в ту пору подушная подать крестьянская равнялась 1 рублю, нынешнюю следует приравнять к тому количеству ржи, которое в те времена на 1 рубль купить было можно.
b) Все крестьяне без исключения обязаны будут свою долю внести сразу после сбора урожая в общинный амбар (там, где таковых нет, надобно будет их построить); община двух доверенных лиц выберет, чтобы этот урожай продать в самый подходящий момент и на самых выгодных условиях; на сей предмет время будет им предоставлено от сбора урожая до 1 мая.
c) Правление каждой губернии публиковать станет 15 марта каждого года посредством торговых билетов и газет среднюю цену на рожь в ассигнациях, а следственно, и величину подушной подати.
d) Подать заплатить надобно будет неукоснительно 1 мая исходя из цены, в предыдущей статье указанной. Всякая община, которая к назначенному дню подать не заплатит, подвергнута будет военной экзекуции; за уплату в срок ответственны только сами общины.
e) Если продали рожь дорого и после уплаты подати излишки остались, распределить их следует между крестьянами в случае отсутствия общего амбара, если же он имеется, туда излишки сложить. Если же продали рожь так дешево, что денег не хватает на уплату подати, тогда, коль скоро общего амбара не имеется, крестьяне недостающие средства внесут, а если он есть, из хранящихся там запасов недостачу возместят. Так или иначе операцию эту до 1 мая завершить необходимо.
f) Подать, с ремесленников собираемая, будет для подмастерья втрое, для рабочего в пять, для мастера или начальника мастерской в десять раз превышать крестьянскую, а рассчитываться на тех же основаниях, без различий между иностранцами или жителями местными.
Сей способ взимать подушную подать следующие имеет преимущества:
1) Казна получает ежегодно доход в самом деле определенный, потому что расходы ее зависят от цены на съестные припасы первой необходимости.
2) Крестьянин и ремесленник в самом деле платят государству определенную часть стоимости своего труда.
3) Задолженности и недоимки крестьянина невозможными становятся безо всякого принуждения, потому что крестьянин сразу после сбора урожая внести в казну свою долю непременно сможет. Вносит он ее натурой, а обращение ее в деньги совершается с как можно меньшими издержками и трудами. Помещики смогут это зерно покупать оптом для изготовления водки, а если община сочтет более выгодным его ближайшему городу продать, довезти его туда можно будет гораздо дешевле, чем если бы каждый со своей небольшой долей в путь двинулся. Купцы, которые крестьян обманывают чудовищно при продаже розничной, хотя бы в этом случае внакладе останутся, а крестьяне научатся выгоднее свой товар продавать. Нищета крестьянская, во всяком случае в губерниях прибалтийских, происходит в большой мере от немыслимых обманов и притеснений со стороны мелких торговцев.
4) Предлагаемая суровость в сборе подати есть благо для подданного. Никаких недоимок! Государство ни в коем случае не должно крестьянина своим должником делать. При полной несостоятельности общины государству выгоднее отказаться от взимания с нее подати полностью или частично. Таковым правом можно губернские правления наделить.
5) Наконец, предлагаемая ставка принесет казне доход куда больший, чем тот, что в Манифесте от 2 февраля определен, без несправедливостей и угнетения[557].
IIo) Налог на капиталистов. Налог на гербовую бумагу для облигаций всегда заемщика обременяет. Заимодавец своими доходами без налога пользуется. Несправедливо это по отношению к трудящимся классам.
Собственник облигации, внесенной в роспись, платить будет ежегодно ½ процента с капитала государству.
Этот источник доходов тем более справедлив, что законные ренты недавно на 1 процент были увеличены, к большому ущербу землевладельцев, вошедших в долги, но без ущерба для ростовщиков, которым это только на руку оказалось. Честные капиталисты изумились 6 процентам, а ростовщики свою цену на 2 процента подняли. Имеют они наглость доказывать, что, если государство один процент прибавляет, они в своем праве, добавляя двойной процент к тому, что взимали прежде. Источник зла глубже прячется.
IIIo) В России нет налога на роскошь, за исключением ввозной пошлины на товары иностранные. Внутренняя роскошь налогом не облагается. Предметы роскоши, которые следовало бы обложить налогом, суть таковые:
Слуги
Экипажи
Посуда серебряная и золотая
Путешествия в чужие края
1) Слуги
а) Мужчина неженатый одного слугу иметь может, налогом не облагаемого; семья – трех.
b) За первого дополнительного слугу заплатит хозяин 5 рублей, за второго – 10, за третьего —15 и так далее в арифметической прогрессии.
c) Под слугами разумеются все служители мужского и женского пола, которые не занимаются сельским хозяйством или ремеслами, но делают более удобной и роскошной жизнь своих хозяев. Гувернеры, гувернантки и кормилицы к слугам не относятся.
d) Налогом этим облагаются слуги как в поместьях, так и в городах.
e) Полиция правительству предоставит список слуг, облагаемых налогом.
Мера эта тем выгодна, что казне предоставит доход весьма значительный (за полсотни дополнительных слуг заплатят хозяева 6375 рублей, за сотню – 25 250 рублей) либо возвратит в число класса производителей миллионы индивидов, которые в крайнем случае под ружьем будут очень полезны.
2) Экипажи
<а) Достигшие по службе 8-го класса могут содержать двух лошадей, налогом не облагаемых.>
а) За двух упряжных лошадей платить будут владельцы 10 рублей, за третью и четвертую – 20, за пятую и шестую – 40, за седьмую и восьмую – 80 и так далее в прогрессии геометрической.
b) Одна верховая лошадь приравнивается к паре лошадей упряжных, а несколько верховых лошадей в той же прогрессии налогом облагаются.
c) К упряжным лошадям относятся такие лошади, которые используются только для жизни удобной и роскошной.
d) Купцы и ремесленники, которым лошади нужны для работы и которые этих лошадей запрягают в экипажи, дрожки или сани, налогом облагаются. Сельские жители, такие как арендаторы, священники, врачи и проч., имеют право на двух лошадей в упряжке или одну верховую без налога.
e) Извозчики в городах платят ежегодно по 25 рублей за одну лошадь, если ее на улице держат, и 100 рублей с каждой лошади, которую они нанимают на день, на неделю, месяц или год.
f) Полиция каждой губернии губернскому правлению предоставит список всех лошадей, подлежащих обложению налогом.
Мера эта казне принесет доход весьма значительный (за дюжину упряжных лошадей платить придется 320 рублей, за две дюжины – 20 480) или же уменьшит цену лошадей и фуража, которые армии требуются в столь большом количестве.
3) Посуда серебряная и золотая
а) За 10 единиц серебряной посуды налог не взимается. За первые дополнительные 10 единиц налог будет равняться одному проценту в год от собственной стоимости посуды, за следующие 10 – двум процентам, за следующие 10 – трем процентам и так далее в арифметической прогрессии.
b) За всякую золотую посуду взимается налог в размере пяти процентов от ее собственной стоимости.
c) За посуду из позолоченного серебра взимается налог вдвое больший, чем за посуду из серебра простого.
d) К серебряной или золотой посуде относится не только вся столовая утварь, но также подсвечники, канделябры, светильники, вазы, статуи и проч., вообще все, что служит для украшения или хранится для иных целей.
Этот налог большой выгоды не принесет из-за невозможности определить точное количество такой посуды у каждого частного лица. Но он остановит частных лиц, которые эту посуду заводят в избытке, и возвратит большую часть этих металлов в обращение.
4) Путешествия в чужие края
а) Всякий, кто отправляется в чужие края для поправления здоровья или для развлечения, платит государству ежегодно вплоть до возвращения 10 процентов своих доходов серебряными деньгами.
b) Путешествиями образовательными считаются те, которые совершаются мужчинами не старше 30 лет; женский пол образовательных путешествий не совершает. Всякое семейство, которое отправляется в чужие края для обучения своих детей, налог платит.
c) Деловые путешествия должны быть в губернском правлении засвидетельствованы, и правление их срок определяет. Правление без прочих формальностей все паспорта выписывает и Министерству внутренних дел о том докладывает.
d) Все путешествия официальные от налога освобождены.
Ущерб, который государству наносят путешествия богатых людей, очень велик, особливо потому, что тратят богачи в таких путешествиях металлические деньги, и на что бы они ни были потрачены, в любом случае эта дань достается чужестранцам. Итак, справедливо, чтобы богач, который может себе подобную роскошь позволить, государству ущерб возместил. Разговоры о необходимости поправить здоровье, поехать на воды и т. д. – не более чем предлоги; и если на десяток богачей найдется один, которому поездка в чужие края в самом деле необходима, может он на одну десятую больше заплатить за возможность исцелиться в Швейцарии или Италии. Напротив, государство должно облегчать, насколько возможно, путешествия полезные, прежде всего деловые, и мы не устанем повторять, что препоны, перед такими путешественниками воздвигаемые (возможно, по соображениям бдительности), только стесняют людей, а безопасности государству не прибавляют. В случаях сомнительных губернское правление по месту жительства путешественника о нем докладывает, прежде чем выписать ему паспорт.
За каждое нарушение закона полагается штраф, в десять раз превышающий сумму налога.
Главная мера, которую правительство предприняло для снижения курса ассигнаций, есть заем, объявленный в манифесте от 3 июня 1810 года, в сочетании с продажей имений[558]. Первый вредит ассигнационному кредиту, наносит особый ущерб казне и еще больше – продаже имуществ.
Кредиту он вредит, потому что этот заем обнажил затруднительное положение, в каком казна оказалась; судить о том нетрудно по неслыханным выгодам, которые она сулит. Кроме того, все капиталисты знают, что ста миллионов, которые казна получить рассчитывает, даже близко недостанет на то, чтобы число ассигнаций довести до сносной пропорции, и сама казна в своем манифесте об этом объявляет, поскольку обязуется в течение семи лет возместить заем серебряными деньгами из расчета 2 рубля ассигнационных за 1 рубль серебром. Непомерно щедрое это обещание, не имеющее себе подобных в истории финансов, смогло привести несколько миллионов в кассу Империи, потому что некоторые частные лица произвели следующий подсчет: за серебряный рубль дают сегодня 3 рубля 30 копеек ассигнациями, таким образом, за тысячу рублей серебром получить можно 3300 рублей ассигнациями; если эти 3300 рублей внести в казну, через семь лет возместят их серебряными рублями, по одному за каждые два рубля ассигнационных; следовательно, обладатель облигации стоимостью 1000 рублей получит 1650 рублей серебром, иначе говоря, 65 процентов сверх своего капитала. Поскольку ренты также серебром выплачиваются и с той же выгодой, поднимутся они до 9 и 9/10 процентов. Несмотря на громадную эту выгоду, большинство капиталистов, у которых серебряные рубли имеются, сомневаются в том, что получат возмещение и что государственные имущества будут проданы, и в займе участвовать опасаются. Другие, те, у кого деньги только бумажные, меньше корысти имеют облигации приобретать, а сомнения имеют такие же. Таким образом, заем произвести не удастся. Вообще природа всяких облигаций такова, что требуются для них залоги особенные. Только в Англии, где национальный кредит поддерживает ежедневно кредит казны королевской, могут существовать облигации без залогов; в России же, где речь идет о подкреплении кредита казны без помощи кредита национального, это невозможно.
Заем вреден для казны как сам по себе – настолько же, насколько полезен заимодавцу в рассуждении его капитала и процентов, так и по причине обещания выплатить ренты и капитал серебром, которого без сомнений не хватит.
Заем вреден для продажи имуществ, поскольку казна, давшая вышесказанные непомерные обещания, вынуждена будет имущества продать перед сроком возмещения займа. Этого-то момента и ждут капиталисты, чтобы цену продажную установить по своему желанию. Чтобы это исполнить, нет у них необходимости ни сговариваться, ни планы строить. Это само собой разумеется, как сами собой разумеются действия приобретателей в тот момент, когда какой-то товар редким становится. Лишь только Государство о займе объявляет, делаются капиталисты его заклятыми врагами. Снижение курса ассигнаций доказывает это со всей очевидностью; ведь не только из-за недостатка торговых сношений он снижается; ажиотаж тут немалую играет роль.
Io) Заем следует прекратить, коль скоро нация в нем участвовать не стремится. По тем же облигациям, какие уже были выпущены, нужно обещание сдержать или позволить заимодавцу свой капитал забрать назад.
IIo) Продажа имуществ в чистом виде, не зависимая ни от какой спекуляции, есть надежное средство повысить курс ассигнаций. Но осуществить ее надобно следующим образом:
1) Никаких строго определенных сроков для такой продажи, никаких местных ограничений, вообще никакого стеснения. Казна свои имущества продает повсюду, где покупатели найдутся.
2) Не только классы, перечисленные в параграфе шестом Манифеста, но также и крестьяне, как поодиночке, так и целыми общинами, имеют право приобрести любую часть имуществ и получить права, перечисленные Манифестом в статье третьей параграфа 7.
3) Платить за имущества следует наполовину серебром (в виде монет или в любом другом), наполовину ассигнациями, которые в этом случае приравниваются к серебру. Например, если поместье оценивается в 100 000 рублей серебром, 50 000 уплатить следует серебром и 50 000 ассигнациями.
4) Продажа совершается публично в каждом главном городе каждой губернии, и отдается имущество тому, кто самую большую цену предложил, а министерство безотлагательно, в тот же день, решает, достаточна ли цена для подтверждения купчей. Губернское правление не предлагает особо ту или иную землю, но ожидает от покупателей запроса на одну из земель продаваемых.
5) Уплата производится частями каждые полгода; одну пятую часть покупатель платит серебром и бумажными деньгами при подтверждении купчей; вторую пятую часть – через полгода и так далее до тех пор, пока по истечении двух лет начиная с подтверждения купчей вся цена не будет уплачена полностью. Тот, кто выплаты в срок не производит, платит 10 процентов от цены и может отступиться. Тот, кто желает всю сумму уплатить раньше срока, может это сделать, и ему 6 процентов годовых скостят от суммы, уплаченной вперед.
6) Губернское правление в каждой губернии каждые три месяца печатать будет объявление о новых продажах до тех пор, пока сумма от продаж не окажется достаточной для поставленной цели.
7) Цель продажи части имуществ казенных в том состоит, чтобы уничтожить часть ассигнаций.
Продажу имуществ следует облегчить, насколько возможно; поэтому необходимо любых препон и задержек избегать. Министерству финансов известна цена каждой земли. Поэтому нетрудно будет ему в нужный момент определить, следует ли продажу утвердить. Крестьянину следует дать возможность землю покупать: а) чтобы соревновательность увеличить; b) поскольку много есть богатых крестьян, особливо среди тех, кто торговлей занимается; c) потому что у многих крестьян в губерниях, где земли наименее обработаны, а также в губерниях новоприсоединенных деньги припрятаны; для покупки земли они их в ход пустят, а следственно, через казну войдут эти суммы в обращение. Статья 3 параграфа 7 предупреждает неудобства, какие могли бы произойти от допущения крестьян к покупке земли[559].
Кажется, что предложенный выше пункт 3) казне убыток сулит, потому что за земли, оцененные в 100 000 рублей серебром, платят покупатели в действительности только 65 151 рубль, при условии что ассигнации во время продажи идут по курсу 3 рубля 30 копеек. Но, во-первых, нужна для покупателей приманка притягательная, а во-вторых, потеря эта изрядно уменьшается благодаря повышению курса ассигнаций, которое всем казенным доходам большую приносит выгоду. Более того, этот способ продажи имеет двойное преимущество, ибо доставляет казне металл, который как можно скорее следует в монеты превратить и пустить в обращение, и бумагу, которую сжечь надлежит. Не устанем повторять, что стоимость ассигнаций уменьшается не от их избытка, а от недостатка металла в обращении. Лишь только казна несколько миллионов серебряных рублей в обращение пустит и столько же ассигнаций сожжет, курс поднимется значительно.
IIIo) Способ уничтожения ассигнаций избрать следует с осторожностью, а затем гласности предать. Нация и вся Европа должны полную уверенность иметь в том, что сжигают настоящие ассигнации, а для такой уверенности залогом должно служить честное слово самого монарха.
1) Сам монарх в окружении своих министров сжигает собственноручно и публично, на балконе дворца, в присутствии населения петербургского, с этой целью на <дворцовую> площадь приглашенного, ассигнации, подлежащие уничтожению.
2) Безотлагательно газеты, в Петербурге и во всей Империи издаваемые, объявляют нации номера сожженных ассигнаций и общую их сумму.
Выгодно эту операцию начать не прежде, чем казна сможет для нее несколько миллионов предоставить. Каждую из этих операций проделать следует с суммой в 500 000 рублей и повторять примерно раз в неделю; впрочем, определенный день для нее назначать не следует, чтобы публику к подобному действу не приучать. Пожалуй, полезно даже одну неделю пропустить, а затем операцию устроить дважды в одну неделю. Эти мелкие детали не лишние; они народу доверие внушат, а доверие в данном случае очень много значит.
IVo) Указную цену медной монеты нужно увеличить вдвое. Для этого монеты в 5 копеек считать следует за 10 копеек, 2 копейки – за 5 копеек; 1 копейку – за 2 копейки, а ½ копейки – за 1 копейку. Операцию эту следует произвести как можно скорее с помощью простого указа, который вступит в действие сразу после его обнародования; указ ясными и точными словами опишет причину такого изменения и объявит о скором выведении из обращения этих монет и введении новых. Казна немедленно начнет чеканку новых монет из чистой меди, собственная цена которых на 10 процентов ниже торговой цены меди, и будет без остановки чеканить эту новую монету до тех пор, пока не сделается она единственной. Причины этой операции объяснить будет несложно даже самому невежественному крестьянину, который сам поймет, что, коль скоро стоимость меди увеличилась более чем вдвое, когда он платит купцу 1 рубль медью, он платит ему больше 2 рублей ассигнациями, но зато когда купец платит ему за съестные припасы бумажными рублями, он получает вдвое меньше, чем следовало. Напомнят крестьянину, что, когда он покупает товары из меди и платит медной монетой, он дает купцу или меднику вдвое больше металла, чем сам от него получает; объяснят, что из-за этого несоответствия медная монета исчезает из обращения, поскольку медники ее переплавляют, а контрабандисты в чужие края увозят. Наконец, заметят крестьянину, что казна от этой операции прибыли не получит, выгодна же она простолюдинам, в чьи руки медная монета попадает.
Для государства причины такого изменения таковы: а) Огромная нехватка меди, которую ажиотёры скупают, чтобы на ней заработать от 10 до 15 процентов несколько раз в год, а порой за один месяц. После удвоения указной цены монеты не только вся медь скупленная опять в обращение вернется, но вся сумма денег в обращении по-настоящему удвоится, и затруднения прекратятся. b) Ассигнации вырастут в цене на 10–15 процентов, поскольку не будут дешеветь из-за огромного лажа. Вырастут даже сильнее, ибо этот лаж служит источником страха и отвращения, несомненно влияющего на курс. c) Впоследствии потребуется казне всего половина всей массы меди для денежного обращения, а другая в торговле останется. Казна, по правде говоря, могла бы немедленно большую прибыль получить, если бы медные монеты отправила в переплавку, но для этого время нужно и издержки на заведение новых мастерских, а нынешний кризис требует мер скорых и с затратами не сопряженных.
Vo) Введение в обращение мелкой серебряной монеты в данный момент невозможно, какое бы малое собственное значение ей ни придали. Слишком мало у казны мастерских и слишком мало серебра для того, чтобы осуществить эту операцию, которая, впрочем, необходима лишь для чуть большего удобства публики, а казну лишит всех медных монет, которые, вместо того чтобы к ней вернуться, в плавильни отправятся и в чужие края. Потеря будет более чувствительная, чем выгода от чеканки серебряных монет, если только не станут их чеканить такой пробы, какая всякое доверие уничтожит.
VIo) Правительство не уверено, нужно ли из обращения вывести иностранные монеты, именуемые альбертовыми талерами. Неужели полагает кто-то, что, если в Риге талеры будут изъяты из обращения, Рига их из чужих краев не получит? До тех пор, пока баланс торговли положительным останется, талеры поступать будут неукоснительно. Вывод их из обращения только три следствия будет иметь. Первое в том заключается, что альбертовы талеры перейдут в русские монеты. Второе – в том, что чужестранцы не будут больше значительной выгоды получать от мелкой монеты (фюнфера), которая собственной цены почти не имеет. Третье – что вредный ажиотаж, какой в Риге вокруг альбертовых талеров царит, прекратится. Не будет слишком смелым предположить, что этот ажиотаж снижает курс ассигнаций вполовину. Все иностранные монеты следует из обращения вывести. Правительство английское, которое на своей монете не зарабатывает, в обращении не терпит иностранных монет, но зато позволяет частным лицам чеканить любые иностранные монеты для заграничного обращения.
VIIo) Правительство позволило купцам торговую пошлину платить ассигнациями и в параграфе 11 Манифеста от 2 февраля 1810 года постановило, что 1 талер приравниваться будет к 4 рублям бумажным. Мера эта, ни на чем не основанная, произвела революцию в курсе, ибо публика тотчас принялась считать эту пропорцию в качестве установленной самим правительством самой большой цены для ассигнаций[560]. Правильной мерой (при условии, что принята мера, обозначенная в разделе VI) было бы таможенную пошлину взимать бумажными деньгами по самому низкому курсу за четырехмесячный период, причем плательщики будут деньги вносить в самом конце каждого периода.
Это верный способ внушить торговцам, что им выгодно курс ассигнаций повышать, ибо таможенные пошлины весьма значительны. Банкир, который на обмене огромные суммы зарабатывает, вступит в этом случае в соперничество с настоящим торговцем, который торговать денежными бумагами станет против банкира и ради собственной выгоды, а следственно, ради выгоды казны.
VIIIo) Наконец, долг всякого благонамеренного российского подданного – привлечь внимание правительства к разорению землевладельцев, которое в нынешних условиях идет с большой быстротой. Большинство в долгах погрязло, а возвращать их обязалось серебром. Плата за товары производится оптом ассигнациями, а в розницу медью, цена которой от ассигнаций лишь на 10–15 процентов отличается. Доходы в сравнении с процентами, которые уплатить следует, становятся, следственно, в три раза меньше, чем четыре-пять лет тому назад. Таким образом, землевладелец под гнетом капиталиста страдает. Арендаторы в том же положении оказываются по отношению к землевладельцам, которые в этом случае играют роль капиталистов. Справедливость требует, чтобы правительство пресекло это угнетение, а для того приказало:
1) чтобы ренты от всех капиталов в серебряной монете<взятых в долг до 31 декабря 1807 года>, равно как и доходы, выплаченные арендаторами земли вследствие подобных условий, наконец все семейные ренты, которые землевладелец своим родственникам выплачивает вследствие совместных договоренностей, выплачивались ассигнациями из расчета 2 бумажных рубля за 1 рубль серебром до тех пор, пока курс ассигнаций до этой пропорции не поднимется.
2) чтобы возмещение капиталов производилось на тех же основаниях, с той разницей, что кредитор не обязан соглашаться на возмещение, но может принудить должника сохранить капитал на тех же условиях до тех пор, пока курс не поднимется до 2 рублей ассигнациями за 1 серебряный рубль.
Мера эта, продиктованная необходимостью и справедливостью, становится мерой правосудной. Самые крупные биржи подобные меры принимали, порой даже вообще всякие платежи прекращали при подобных кризисах.
Автору этой записки прибавить нечего, разве что сообщить, что он не банкир и не торговец, не землевладелец и не арендатор, не кредитор и не должник и что, следственно, лично ни в одной из предлагаемых мер не заинтересован. Печется он только об интересе государственном.