– Можно я скажу, что о вас думаю?
– Да, конечно.
– Мне кажется, вы хотите заполнить потерянное время.
– Может быть, – ответила она, немного подумав. – Но почему ты так считаешь?
– А я делаю то же самое.
– Заполняешь потерянное время?
– Да. Начиная с детства, у меня так много всего отняли. Много важного. И сейчас надо вернуть хотя бы кое-что.
– Чтобы жить дальше?
Я кивнул:
– Это необходимо. Человеку требуется место, куда можно вернуться. Сейчас мы еще можем успеть. И я, и вы.
Саэки-сан зажмурилась, положила руки на стол, переплела пальцы. Потом с обреченным видом открыла глаза и спросила:
– Кто же ты такой? И почему ты все знаешь?
Кто я такой? Вы должны это знать, Саэки-сан, говоришь ты. Я – «Кафка на пляже». Я – ваш любовник, и я – ваш сын. Парень по прозвищу Ворона. Нам не будет свободы. Обоим. Нас закрутил мощный вихрь. Иногда мы оказываемся по ту сторону времени. Где-то ударила молния и угодила в нас. Беззвучная, невидимая молния.
В ту ночь вы снова любили друг друга. Ты слышишь, как заполняется пустота внутри этой женщины. Так же тихо осыпается в лунном свете мелкий песок на берегу моря.
Ты задерживаешь дыхание и прислушиваешься к этим звукам. Теория… Так – не так. Так – не так. Вдох-пауза-выдох. Вдох-пауза-выдох. В голове, словно живая желеобразная масса, не смолкая, пульсирует Принц. Всходит луна, начинается прилив. Морская вода устремляется по руслу реки вверх. Нервно раскачиваются ветви кизила под окном. Ты прижимаешь ее к себе, и она прячет лицо у тебя на груди. Ты чувствуешь на голой коже ее дыхание. Она проводит рукой по каждой твоей жилке, каждой мышце, потом ласково, с исцеляющей нежностью, облизывает налившийся кровью член. Ты еще раз извергаешься у нее во рту, и она выпивает твое семя, как драгоценный напиток. Касаешься губами вагины, пробуешь языком ее тело. Становишься кем-то другим, чем-то другим. Переносишься куда-то.
«Во мне нет ничего такого, о чем ты должен узнать», – сказала она. Прислушиваясь к тому, как течет время, вы не отпускаете друг друга, пока не приходит утро – утро понедельника.
Глава 34
Гигантская иссиня-черная грозовая туча медленно плыла над городом, со всей щедростью рассыпая из своего чрева молнии, будто желая разобраться, куда же подевались принципы морали и справедливости. В конце концов она отползла на восток, откуда еще доносилось слабое сердитое ворчание. И тут на землю внезапно обрушился страшный ливень. А потом наступила удивительная тишина. Хосино встал, открыл окно, впуская в комнату свежий воздух. Свинцовая туча исчезла без следа, уступив место редким и мелким облакам. Все дома в округе стояли вымытые дождем, ставшие заметными кое-где трещины в стенах чернели, как набухшие стариковские вены. Капли с проводов срывались вниз, собираясь на земле в лужицы. Снова появились прятавшиеся где-то от грозы птицы и сразу подняли нетерпеливый крик, вызывая на расправу очнувшихся после дождя насекомых.
Хосино покрутил шеей, проверяя, как похрустывают косточки, и потянулся всем телом. Присел у окна и, глядя на умытую дождем улицу, достал из кармана «Мальборо», поднес зажигалку и закурил.
– Слышь, Наката-сан? Так ничего и не произошло. Сколько мы с тобой корячились, ворочали его. Вход открыли, а толку? Ни царевны-лягушки, ни злых духов. Никого. Может, конечно, это то, что надо, не знаю. Хотя столько шуму было, столько готовились и… пшик! Ерунда какая-то.
Не услышав ответа, Хосино обернулся и увидел, что Наката сидит с закрытыми глазами, ссутулившись и опершись в пол обеими руками. Своим видом он напомнил парню измученного богомола.
– Эй? Что с тобой? – окликнул его Хосино.
– Извините. Наката что-то устал. Нехорошо себя чувствует. Прилечь бы, поспать немного.
И действительно лицо у Накаты побелело, точно из него выкачали кровь. Глаза ввалились, пальцы мелко дрожали. Казалось, за эти несколько часов он постарел еще больше.
– Хорошо. Сейчас я постелю… Давай, ложись. Поспи. Ну как ты? Живот не болит? Не тошнит тебя? В ушах шумит? Может, в сортир отвести? Нет? Врача вызвать? У тебя страховка-то есть?
– Есть. Господин губернатор дал. Она в сумке.
– Отлично. Сейчас, конечно, не время в детали углубляться, но страховку не губернатор выдает. Это же медицинское страхование населения… Не губернатор, правительство. Точно не знаю, но, по-моему, так. Губернатор ни при чем. Забудь ты его пока, – говорил Хосино, доставая из встроенного шкафа постель и расстилая ее на полу.
– Хорошо. Господин губернатор ни при чем. Наката пока о нем забудет. Но врач Накате сейчас не нужен, Хосино-сан. Надо лечь, поспать, и пройдет.
– Эге… А ты как в прошлый раз спать собираешься? Тридцать шесть часов?
– Наката не знает. Извините. Он же заранее не решает, что будет спать, не планирует.
– Да уж, наверное, – согласился парень. – Тут не спланируешь. Ладно. Хочешь спать – спи. Денек сегодня еще тот получился. Такой грохот стоял, ты с камнем разговаривал. И вход как-то умудрился открыть. Такое не часто бывает. Мозгами шевелил, вот и устал. Так что отдыхай со спокойной совестью. Об остальном Хосино как-нибудь позаботится. Спи и ни о чем не думай.
– Спасибо. Наката столько хлопот вам доставляет, Хосино-сан. Не знает, как благодарить, слов не хватает. Что бы Наката без вас делал! А у вас такая важная работа.
– И правда… – упавшим голосом проговорил Хосино. За всеми этими приключениями он начисто забыл про свою работу. – Ты прав. Надо на работу возвращаться. Хозяин, чувствую, уже икру мечет. Я же ему сказал: есть, мол, дело, передохну денька два-три и все. Сожрет теперь, когда вернусь.
Он зажег новую сигарету. Медленно выпустил дым и принялся рассматривать ворону, устроившуюся на макушке телеграфного столба.
– Ну и хрен с ним. Пусть говорит что хочет, пусть хоть кипятком ссыт от злости. Плевать. Вот послушай. Я эти годы еще и за других горбатился. Пахал, как муравей. «Эй, Хосино! Работать некому. Вечером надо в Хиросиму ехать. Сгоняешь?» – «О чем разговор, шеф! Конечно, сгоняю». Никаких возражений и – вперед. И вот, пожалуйста. Сам видел, что у меня со спиной. Если б не ты, еще не известно, что было бы. Это как же получается? Двадцать пять лет, работа – тоже мне… А здоровье ни к черту. Что я – отдохнуть не могу? Какие ко мне могут быть претензии? Но ты знаешь, Наката-сан…
Тут только Хосино заметил, что Наката его не слушает. Старик лежал на спине и, уютно посапывая, крепко спал. Глаза плотно закрыты, губы ровно сложены. Рядом с его подушкой все так же лежал камень.
– Ничего себе! – восхищенно проговорил парень. – Уже отрубился.
Не зная, как убить время, Хосино лежал и смотрел телевизор, но дневные передачи, какую ни включи, вызывали смертельную скуку. Нет, лучше прогуляться. Надо прикупить чистых трусов на смену. Он терпеть не мог стирать и предпочитал покупать по дешевке новое белье. Оплатив номер за день вперед, он попросил не будить своего попутчика: устал человек – пусть отдыхает.
– Хотя вы все равно его не добудитесь, даже если захотите.
В своем обычном наряде – кепка «Тюнити Дрэгонз», зеленые солнечные очки «Рэй-Бан», рубашка-гавайка – Хосино зашагал по улице, вдыхая ожившие после дождя запахи. Дойдя до вокзала, купил в киоске газету. Открыл спортивную страницу: как там сыграли «Драконы»? продули в Хиросиме, – пробежал глазами рекламу кино и решил сходить на новый фильм с Джеки Чаном. Самое время. Спросил в полицейской будке, где кинотеатр. Оказалось – прямо под боком, у вокзала. Купил билет, запасся жареным арахисом…
Фильм кончился. Хосино вышел на улицу; уже был вечер. Что теперь? Может, перекусить где-нибудь? Есть вроде пока не хотелось, но он все равно завернул в ближайшую сусичную. Попросил порцию суси, кружку пива, но одолел лишь половину – надо же, как устал, кто бы мог подумать…
Вот наворочался! Экая тяжесть! Устал как собака! – думал Хосино. – Совсем что-то я ослаб. Прямо как тот домик, который построил старший брат из сказки про трех поросят. Сейчас придет злой волк, дунет – и полечу я прямо до Окаямы *.
Выйдя из сусичной, он заглянул в подвернувшееся патинко и за несколько минут просадил две тысячи иен. Ну что ты скажешь… Решив больше не искушать судьбу, парень вышел на улицу и тут вспомнил, что еще не купил трусы. «Ну и дела! А зачем тогда выходил?» Пройдя по торговой улице, он наткнулся на дешевый магазин и запасся трусами, белыми майками и носками. Грязные теперь можно выбросить. Рубашку тоже скоро придется менять, подумал Хосино, но, поглядев, какой выбор в магазине, пришел к выводу, что найти новую рубашку, которая пришлась бы ему по вкусу, в Такамацу вряд ли получится. Он и летом, и зимой носил одни гавайки, но гавайки ведь тоже разные бывают.
Чтобы подкормить Накату, если тот вдруг проснется среди ночи голодный, он купил на той же улице несколько булочек. Прихватил еще маленькую упаковку апельсинового сока. Потом зашел в банк, снял в банкомате пятьдесят тысяч иен и положил в бумажник. На счете еще прилично. Эти годы так много приходилось работать, что тратить времени почти не оставалось.
Уже совсем стемнело. Хосино вдруг захотелось кофе. Оглядевшись, он заметил в одном из переулков вывеску. Вид у кофейни был несовременный, старомодный. Он зашел внутрь, сел в удобное мягкое кресло и заказал чашку кофе. Из качественных английских колонок – прочное ореховое дерево – лилась камерная музыка. Кроме Хосино, в кофейне не оказалось никого. Утопая в кресле, он впервые за долгое время смог расслабиться. Во всей атмосфере здесь было что-то успокаивающее, естественное, что-то располагало к себе. В изящной чашке ему подали великолепный кофе – густой, крепкий. Хосино закрыл глаза и, размеренно дыша, ловил запечатленное в истории сплетение звуков струнных и фортепиано. Классику он почти не слушал, но эта музыка почему-то несла покой. Можно даже, пожалуй, сказать: ложилась на душу.