Ждать пришлось недолго. Вскоре невдалеке послышался жалобный плач, и в освещенный костром круг вошли два огромных волка. Один из них нес в пасти небольшое существо. Волк осторожно наклонил голову и положил его возле огня. Оно свернулось в клубочек и тихо скулило, боясь поднять глаза.
— Хортлак, — безошибочно определил альв; и близнецы (никто даже не успел заметить, как они опять приняли человечье обличье) подтвердили: действительно, хортлак — степной дух.
Существо запричитало и заойкало, словно приготовилось быть вторым блюдом на этом ужине.
— Оно речь понимает? — спросила Каэтана у альва, но тот не успел ей ответить.
— Оно понимает, — жалобно произнесло существо. — Оно‑то как раз все понимает. Взяли моду хортлаками лакомиться, а я невкусный. Прямо заявляю — не‑вкус‑ный, понятно?
— Куда уж понятнее, — рассмеялся Джангараи. — И что же это ты так оплошал, братец?
— Почему это, почему это оплошал? — заволновался хортлак. — Я специально горькие травы ем, чтобы от меня горечью пахло. Это у ваших урахагов обоняние напрочь отбило.
Такое небрежное отношение к их нюху близнецы восприняли как оскорбление и угрожающе надвинулись на съежившегося под их взглядами степнячка.
— Ну‑ну… — Ловалонга подошел к маленькому комочку, так и лежавшему на земле, и взял его на руки. — Никто тебя есть не собирается. Просто ты как‑то неловко пробежал, всполошил нас, вот мы и приняли тебя за лазутчика врага.
— А, — успокаиваясь, проговорил дух, — так это вы от армии прячетесь.
— От какой армии? — в один голос рявкнули Джангараи и Бордонкай.
Хортлак вздрогнул от их могучих голосов, но, прижавшись к Ловалонге, почувствовал себя уверенней.
— Известно, от какой. Мы небось в степи не совсем серые…
— Как раз вы‑то и серые, — встрял альв.
Хортлак Насупился и брякнул:
— От мохнатого и слышу!
Обиженный Воршуд сжал лапки в кулачки и стал ужасно похож на маленького насупленного медвежонка
Каэ посмотрела на альва и хортлака, думая, что они находятся в гораздо более близком родстве, чем сами: хотят признавать, и примирительно сказала:
— Вам абсолютно незачем ссориться. Почтенный хортлак окажет нам огромную любезность, если расскажет, о какой армии он говорит и где она находится.
— А вы лазутчики? — спросил степнячок с непередаваемым выражением на круглой мордочке. Он был страшно похож на толстого и сытого кота, только ушки у него были круглые.
— Нет, — ответила Каэ.
— Жаль, — вздохнул хортлак.
Он медленно и осторожно спустился с рук Ловалонги. Все уселись вокруг костра, и степнячок, так и не решившийся отойти от аллоброга дальше чем на шаг, уселся около его ног, на всякий случай взявшись за край одежды талисенны. Теперь у спутников была возможность спокойно рассмотреть хортлака.
Ростом он был еще меньше Воршуда и едва достигал Бордонкаю колена. Поэтому на исполина он смотрел с плохо скрываемым ужасом. Так же как и альв, хортлак был с ног до головы покрыт шерстью — только она у него была подлиннее и грязно‑серого цвета. Небесно‑голубые и круглые, как плошки, глаза под громадными загнутыми ресницами глядели и доверчиво, и лукаво. А лицо или мордочка — друзья так и не смогли определить, на что же это больше похоже, — было кошачьим и человечьим одновременно.
— Я почтенный хортлак. И я окажу огромную любезность, о которой вы просите, — проговорил он крайне серьезным тоном. — Меня Момсой зовут.
Невозможно передать словами, скольких усилий стоило друзьям, чтобы не рассмеяться и не порвать тонкую ниточку доверия, которая едва‑едва протянулась между ними и их новым знакомым.
— Я ужасно любознательный, — степенно продолжа‑етепной дух. — Можно потрогать? — попросил он Ловалонгу, касаясь лапкой его доспехов. Тот согласно кивул — Ужасно… Поэтому, когда армия двинулась к столице, я шел следом. Там такое затевается!
— Что именно? — заинтересовался Джангарай.
— Война будет очень серьезная. У Дахака Давараспа, как я слышал, союзники объявились.
— И кто?
— А вот этого не скажу. Я любопытный, но не врун какой‑нибудь. Чего не знаю, того не знаю. Только, боюсь, несладко придется императору.
— Что ты можешь знать об императоре? — недоверчиво хмыкнул Воршуд.
— Побольше тебя, ковер мохнатый! — огрызнулся хортлак, и всем стало ясно, что они наблюдают отголоски какой‑то давней, непримиримой межродовой вражды.
— Не был бы я образованным и мудрым существом, — прошипел альв, — я бы тебе, суслику!..
— Кто суслик?! Я суслик?! — Голос степнячка сорвался на визг. — Я Момса из рода могучих и прекрасных Момс, а ты вообще белка безродная.
Шерсть на загривке альва стала постепенно подниматься, а глаза загорелись холодным воинственным огнем. Каэ поняла, что здесь недалеко и до смертоубийства, и открыла уже рот, чтобы вмешаться, но тут Воршуд нашел самый весомый аргумент:
— У тебя даже холщовых штанов нет, а у меня бархатные…
— Воршуд, тебе сколько лет? — полюбопытствовал, вроде как некстати, ингевон.
— Двести с копейками.
— А копеек сколько?
— Ну, с полсотни, наверное, уже набежало. А что?
— А то, что обычно ребятишки так спорят, кто лучше и у кого мячик красивее.
Альв насупился и отодвинулся от костра. — Мне‑то что. Возитесь со своим Момсой, Каэ улыбнулась и положила руку ему на плечо. Воршуд недовольно повозился несколько минут, но наконец любопытство пересилило все остальные чувства, обуревавшие его душу, и он притих.
Момса же, явно польщенный всеобщим вниманием и заступничеством, стал рассказывать:
— Недавно проезжали тут неподалеку несколько всадников, прямиком на ал‑Ахкаф. И говорили, будто у Давараспа объявился такой защитник и союзник, что Зу‑Л‑Карнайну небо с овчинку покажется, когда он с ним встретится в сражении. Имени союзника никто не называл и число воинов, при нем состоящее, тоже не указывал. А жаль… Я очень люблю в степи подслушивать всякие разговоры и запоминать — интересно.
— А зачем запоминать? — поинтересовался Ловалонга.
— Как же зачем? — удивился хортлак. — Потом лежу это я себе на солнышке, жую что‑нибудь вкусненькое и сам себе их пересказываю.
— Это как же? — не понимал аллоброг.
— Очень просто. — И Момса вдруг заговорил низким и тяжелым голосом: — Передай Владыке, Вахаган, что статуя пропустила их. Теперь они двигаются к ал‑Ахкафу без помех.
— Владыка будет недоволен, — тут же произнес хортлак другим голосом, более высоким и не очень приятным.
— Владыка уже давно недоволен, но это ничего не меняет.
— Ты должен был…
— Я ничего не должен, — взревел тяжелый голос. — Это не мое изображение, а Чешуйчатого Дракона!!! И я мало что могу с ним сделать, если он вдруг захочет действительно воспротивиться мне.
— Выходит, он до сих пор просто не хотел с тобой спорить?
— Ты слишком много позволяешь себе, Вестник. Ну давай‑давай, лети к своему господину и обрадуй его тем, что я тебе сказал,
— Мне кажется, А‑Лахатал, что ты сам не слишком расстроен случившимся.
— Мне некогда расстраиваться, Вахаган. Запомни расстраивается лишь тот, кто, подобно тебе, лишен возможности влиять на ход событий. Я же по‑прежнему бог.
Момса удовлетворенно сложил лапки на брюшке вопросительно поднял на замерших людей круглые лубые глаза.
— Интересно, правда?
— Момса, о чем это ты рассказывал?
— Ой, рыцарь, какой же ты непонятливый. Это А‑Пахатал — брат нынешнего Верховного бога, Джоу Ла‑хатала, — слыхал небось? И говорил он с вестником Ва‑хаганом, а о чем — не знаю. Но не важно. Зато как занимательно.
— Как это у тебя выходит? — спросила Габия.
— Ну, тебе‑то, урахагу, стыдно не знать.
— У нас такие, как ты, не водятся, — ответил Эйя, словно оправдываясь.
Альв не без неприязни произнес:
— И чего тут мудреного? Все хортлаки так могут. Они в степи заманивают путников разными голосами, как сарвохи.
— Нет!!! — завопил Момса, даже подпрыгнув от негодования. — Нет! Это уже слишком. Сравнить почтенного, приятного в обращении хортлака с отвратительной и кровожадной болотной тварью — до этого не каждый альв додумается. Все! Я ухожу. — Он решительно поднялся на задние лапки и заковылял прочь от костра, в темноту.
— Воршуд! — прошипел Джангарай таким тоном, что альв тут же подчинился.
— Эй, Момса! — окликнул он серую фигурку, медленно бредущую прочь. — Я ведь не хотел тебя специально обидеть. Просто неудачно выразился.
— Ладно, — сказал степнячок, моментально возвращаясь к огню. Причем было заметно, что назад он шел гораздо быстрее. — Ладно. Прощаю. Мы, хортлаки, тем и живем, что в степи агукаем, — вдруг кто‑нибудь откликнется? Ну бывает, конечно, что закружим караван или там отдельного человека, но не со зла, по глупости. Просто хочется пообщаться. Ведь так, как с вами, поддеть у костра редко доводится — раз в сто — сто яятьдесят лет. — И Момса оглушительно вздохнул.
Следующие несколько часов у огня было шумно и оживленно. Перезнакомившись со всеми, хортлак стал производить их голоса, вмешиваясь в разговор, — имитатор из него был превосходный.
— А что это за статуя? — наконец спросила Каэ После того, как все отсмеялись над передразниванием Бордонкая. Странно было слышать его громкий звучный голос исходящим из тела крошечного существа.
— Так Дракона — прежнего бога, — беззаботно откликнулся хортлак. — Вы что, не слышали о статуе Йабарданая, которую сбросили в Даргин еще на заре времен?
— Слышали. — Джангарай явно хотел добавить что то еще, но смолчал.
— Ну, мой шурин уже помчался к Даргину — дня через два будет обратно. Уж он точно раздобудет самые свежие новости. А пока — за что купил, за то и продаю. Думаю, кого‑то эта статуя отказалась топить, не в пример тому, как вела себя последние пару тысяч лет. И произошло это оттого, что Йабарданай почему‑то пожалел и не захотел убивать этих людей. — Тут Момса с явным подозрением оглядел новых знакомых. — А вы, часом, не со стороны реки едете?