Сублимирование: 1,0 Б. к 2,0 С. П.
На основании этого сравнения результатов экспериментального исследования побуждениий и Я мы пришли к следующим выводам.
Убийцами являются люди с нарушениями, особенно аффективной и сексуальной жизни, имеющие неудовлетворительные защитные психические механизмы для борьбы с опасностью своих побуждений и аффектов.
Каинистическую предрасположенность к убийству можно встретить у убийцы в тюрьме и много лет спустя после совершенного преступления, поскольку она врожденная. Причем незримо присутствующая в душе убийц-грабителей предрасположенность убивать встречается значительно чаще, чем таковая же у убийц на сексуальной почве. Поэтому никогда не следует отказываться от экспериментальной диагностики побуждений и Я у того убийцы, которого собираются досрочно освободить. Поскольку это люди пароксизмальные, в них всегда может проснуться тот лев, который в данный момент пока что спит.
Таблица 2
Экзистенц-опасности бандитов-убийц
Таблица 3
Экзистенц-опасности убийц на сексуальной почве
Таблица 4
Сравнение экзистенц-опасностей бандитов-убийц и убийц на сексуальной почве
Похоже, что в деле реабилитации убийц, находящихся в тюрьме, относительно наибольший шанс имеет метод выработки у них способности преодолевать свои аффекты и сексуальность с помощью так называемого механизма навязчивости, усилением его вплоть до невроза навязчивых состояний (в групповой терапии). Попытка же ресоциализации убийцы, подталкиванием его к экзистенции заурядного человека или же человека, способного к сублимации, кажется нам, учитывая их врожденную склонность к различным нарушениям аффектов и сексуальности, способной привести к успеху лишь в редких случаях. Однако то, что путь сублимации остается всегда открытым и для них, будет показано на ряде примеров во втором томе – в «Моисее. Ответе Каину».
То, что пароксизмально-эпилептоидный Каин, нарушая закон, может стать убийцей, еще не говорит о том, что он им станет. Довольно часто он может стать на путь и других противозаконных деяний. Так, он может стать поджигателем, патологическим бродягой, страстным ворюгой, или периодически приступообразно впадающим в запой пьяницей, или даже тем, кто приступообразно – и без какого бы то ни было повода – многократно пытается покончить с собой.
В психиатрии нередко говорят еще и о «психических эквивалентах», другими словами об «эпилептиформном психизме» (Маскенс), являющихся своеобразным замещением моторного судорожного припадка, будь то постпароксизмальные нарушения, наступающие вслед за припадком, либо пароксизмальные, переходящие в припадок текущие явления (Г. Шорш) [50]. В литературе прежних лет особенно часто из таковых упоминались следующие нарушения: пиромания (тяготение к поджогам), пориомания (Донат, охота к перемене мест), клептомания (стремление похищать), дипсомания (периодически возобновляющиеся запои). Современная психиатрия в отношении психических эквивалентов более разборчива, прежде всего, из-за применения к страдающим припадками различных диагностических методов. Так, к примеру, Г. Шорш причисляет к психическим эквивалентам лишь дурное настроение, пориоманию и сумеречное состояние.
Напоминаем, что судьбопсихология устанавливает следующие критерии отнесения каких-либо форм к психическим эквивалентам:
1. Действие должно протекать пароксизмально. А это значит: действующее лицо должно быть возбуждено какими-либо внутренними или чаще всего внешними раздражителями, возмутиться, стать резким и ожесточенным и, следовательно, накапливать в себе гнев и ярость, ненависть и месть, зависть или ревность перед действием.
2. Действовать он должен в состоянии сумеречного сознания, возникшего, скорее всего, по причине внезапно нахлынувшего аффекта, который и ограничил над ним контроль сознания. Тем не менее, при этом его действия могут быть заранее подготовленными (О. Бинсвангер, Ж. Е. Мейер).
3. В профилях побуждений, полученных тестом Зонди, он должен показать признаки Каина.
4. В генеалогическом древе преступника должны находиться родственники, страдающие какими-либо припадками (эпилепсия, мигрень, заикание, астма и т. д.), либо сам преступник до совершения преступления страдал выше упомянутыми припадками. Если кратко: он должен быть носителем специфичной для Каина аффективности.
На основе проведенных в 1944 году генеалогических исследований мы установили, что выраженные пароксизмально-эпилептоидные личности имеют непреодолимое влечение к праэлементам, то есть к воде, земле, воздуху и в особенности к огню [69]. Из этих специфических инстинктивных связей и следует то, что Каины чаще выбирают те профессии, которые как-то связаны с огнем: пекаря, кузнеца, оружейника, истопника, печника, трубочиста, горняка, асфальтоукладчика, пожарного, пиротехника, огнеметчика и минера в армии и т. д. Предпочитаемый у них способ самоубийства – помимо броситься с высоты – смерть от огня, а наиболее частый вид правонарушений – поджог из мести.
Эта чисто эмпирическая констатация перекликается с мыслями французского философа Гастона Бакеларда, выдвинувшего в 1938 году в своей книге «Психоанализ огня» именно ту природу противоречивости огня, которую мы попытаемся здесь передать парой противостоящих друг другу в качестве символов судьбы – Каина и Моисея. Он пишет:
«Огонь является прекрасным феноменом, которым все так легко объясняется. Все, что меняется медленно, постепенно – объясняется жизнью, то же, что меняется быстро, – объясняется огнем. Огонь живее всех живых. Огонь и интимен, и универсален. Он живет в нашем сердце. Он живет на небе, он поднимается из глубин субстанции, представляя собой любовь Господа. Он вновь погружается в материю и, затаившись там, продолжает невидимо тлеть как ненависть или месть. Среди всех феноменов, пожалуй, именно огонь является тем единственным, которому в равной степени могут быть даны обе полярно противоположные оценки: и добра, и зла…» И затем продолжает: «Он является и ангелом хранителем, и карой божьей, добром и злом. Он может противоречить сам себе, а стало быть, он является одним из принципов универсального понимания мира» [70].
Бакелард, описывая свойства такого праэлемента, как огонь, напоминает им наше описание первоначальной природы человека Каина, который при определенных обстоятельствах может стать Моисеем. Философ видит в огне быстро меняющийся объект, то есть способный к внезапным превращениям, пароксизмальный. Он одновременно и интимный, и универсальный, он Бог с любовью, меняющийся на Бога с ненавистью и местью, ангел-хранитель, меняющийся на Бога карающего (Яхве). Если кратко: огонь символизирует собой основу этики, а точнее – ее элементарные понятия добра и зла.
Устраивать пожар и тушить огонь, причинять боль и избавлять от боли – это именно та смена полярно противоположных инстинктивных стремлений, которую обнаруживаем в ее экстремальном виде у пароксизмально-эпилептифорных лиц, у Каина, становящегося Моисеем, или у Моисея, который до этого был Каином. Наш пример 11 является парадигмой сказанному. Ведь так часто ежедневные газеты сообщают нам о пожарных, жажда огня у которых в том случае, если пожаров слишком долго нет, оказывается такой невыносимо неудовлетворенной, что они тайком, соблюдая все меры предосторожности, устраивают пожары сами.
Пример 11. Поджигательница, медицинская сестра (случай предоставленный нам Г. Эленбергер).
Лина Вальдман, впоследствии сестра Бриджитта, является образцом того, как мстительная и злопамятная поджигательница может вдруг стать прилежной сестрой милосердия. Этот случай подробно описан моей сотрудницей Г. Эленбергер в Зондиане I, 1953 год [71].
Сообщить о семье Л. В. наша сотрудница смогла не так много.
Ее отец был машинистом паровоза, то есть имел профессию, типичную для пароксизмальных натур. Он постоянно находился в пути, так что дома практически не бывал. Иногда он злоупотреблял спиртным, но, как только ему грозило увольнение, сразу же отказывался от выпивок. Временами он был гневным, даже грубым, однако моральные нормы не нарушал и был предан своей жене. На основании этого мы должны рассматривать его как пароксизмальную натуру.
Зато мать она описывает как чрезвычайно авторитарную, выраженно параноидную натуру, просто мегеру. Кипя злобой, она рассказала о своей дочери следующее: с самого раннего детства Лина была ленивым, строптивым, лживым, злобным и завистливым ребенком. С отвращением на лице она рассказала, что ее дочь уже в десять лет читала иллюстрированные журналы, любовные романы, Шерлока Холмса и другое бульварное чтиво. Она была в их семье паршивой овцой. Мать возненавидела свою дочь, которая отвечала ей той же монетой. Эленбергер определяла эту садомазохистскую связь мать – дочь как «délire à deux»[13] с зеркально дополняющими друг друга клиническими картинами. Также мы еще узнали еще и о том, что первый год жизни (начиная с пятого дня) Лина прожила у дедушки с бабушкой. Она постоянно плакала и была из-за этого совершенно невыносимым младенцем.
Ее брат производит впечатление шизоида, к своей сестре он относится враждебно.
Учительница Лины подчеркивает ее замкнутость и проблемы с концентрацией внимания. Пастор сообщил о ее патологической страсти ко всякого рода проделкам и выходкам. В своей семье Лина играла роль Золушки, в то время как ее брату – любимчику матери – было позволено все: занятия музыкой, в художественной студии и т. п. Все ее стремления к чему-то возвышенному тут же подавлялись. Первый выбор профессии у Лины – желание стать медсестрой – родителями был отвергнут. Тогда она стала учиться на белошвейку, однако учебу не закончила, став позже домработницей. В двенадцать лет она прочла письмо непристойного сексуального содержания, полученное ее братом. В шестнадцать или в семнадцать лет, поздно ночью она подверглась нападению какого-то молодого человека и была, правда, без изнасилования, жестоко избита.