Перед совещанием сказал Артемову:
– Коля! Я вот что подумал. Если ножницы были в крови, когда убийца нес их в ванную, то кровь непременно должна была закапать пол в коридорчике. Сдается мне, что этот пьяный дурак вытер ее своими носками. Съезди в мастерскую, посмотри, сделай соскоб и отдай на экспертизу. А я вечерком попробую отыскать художницу, которая, возможно, и дочь Графова. И еще меня очень беспокоит незнакомец, оставивший кровавые отпечатки на дверной ручке. Завтра похороны, очень может быть, что он там будет…
Перед тем как отправиться на поиски Лидии Оскольниковой, Дмитрий внимательно прочитал статью Маруси «Желтое и черное», да и ей устроил форменный допрос: какое впечатление произвела, не было ли чего-нибудь странного в ее поведении.
– Мне она показалась очень одинокой. Безусловно – умна и талантлива. Не тщеславна. Выставка для художника – это праздник, а Лидия Оскольникова была равнодушна и к похвалам, и к критике, словно отбывала повинность, подчиняясь чьей-то воле. И еще было ощущение, что она кого-то ждет и что этот кто-то для нее значит больше, чем вся остальная публика…
Дверь открыла невысокая рыжая толстушка.
– Зоя Васильевна? – Дмитрий приветливо улыбнулся. Она тоже улыбнулась в ответ, отчего на щеках появились милые ямочки. – Звоню и волнуюсь: уехала Лидия или еще у вас гостит?
– У нас. А вы ее знакомый? – Зоя оглядела его с ног до головы и осталась довольна. Мужчина был очень даже ничего. Приглашая войти, даже успела подумать: «И чего Лидия мается одиночеством?» Уже в комнате сообщила: – Знаете, только она спит. Пойти разбудить?
– Уже спит? – удивился Дмитрий, глянув на часы. Было семь часов вечера.
– Нет, не уже, а еще. Ей что-то нездоровится.
– Тогда, знаете что, давайте посидим с вами, попьем чайку, если можно. Извините, что напрашиваюсь, замерз, пока добирался.
– Ой, конечно! У меня и покрепче чего есть, чтоб согреться. Муж, Игорь, к сожалению, во вторую смену сегодня, а я не пью совсем. Но если хотите, вас угощу, сама посижу за компанию.
– Да ведь и я не пью, – засмеялся Дмитрий.
Зоя посмотрела на него с уважением. Вздохнула:
– А мой выпивает. Но меру знает, и вообще, чтоб меня обидел, то нет. А пойдемте пока на кухню, там теплее.
– Зоя Васильевна! Должен признаться, я капитан милиции, вот мое удостоверение, и пришел я по делу. Теперь воля ваша, угощать меня чаем или попросить покинуть квартиру. Тогда я только передам повестку Лидии Оскольниковой и буду разговаривать с ней завтра, в служебном кабинете.
– Господи, что-то случилось? – растерялась Зоя, и ямочки исчезли с ее лица.
– Случилось, Зоя Васильевна, случилось… Убит художник Виктор Графов. Вы, кстати, не знаете об этом? В новостях передавали.
– Да мы как-то и телевизор не включали. Все за разговорами…
– Предположительно, это отец Лидии. Вот я и хотел ей, во-первых, сообщить эту печальную новость, а во-вторых, просто побеседовать. Ну так как?
– Беседуйте здесь. И чаем вас угощу. Лиду сейчас разбужу.
– А с этим не торопитесь, давайте с вами сначала поговорим. Вы ведь давно ее знаете?
– Знаю-то давно, в одном интернате учились и жили, только потом почти двадцать лет не виделись. Встретились случайно, ну, когда выставка ее была.
– То есть вы пришли на выставку, увидели знаменитую художницу и узнали в ней подругу детства?
– Нет, не так все было. Встретились за день до выставки, случайно, на улице. А на выставку я не попала, и вот с этого все началось…
– Что началось?
– Мы должны были с мужем прийти на выставку, как раз суббота, мы оба выходные, договор такой был, а потом забрать ее к себе в гости. А тут, представляете, ни свет ни заря, к нам из деревни свекор со свекровью, да еще брат мужа, приехали на рынок мясо продавать, они теленка зарезали. Ну какая уж выставка, а как позвонить, предупредить – не знаю. С рынка приехали, мяса нажарили, обмывать стали, сами понимаете. Я, конечно, переживала, что так получилось, но куда деваться, с родней ссориться не будешь. А Лида подумала, будто со мной что-то случилось, что, может, и в живых нету.
– Странно делать такой вывод только потому, что вы не пришли на выставку.
– Это для нас с вами странно. А она, представьте, специально приехала, чтобы узнать, жива ли я, и снова недоразумение. Узнала в адресном бюро наш телефон, стала звонить из автомата, а слышимость сами знаете какая… Я на работе, а Игорь дома был. Взял трубку, Лида спрашивает – почему не пришли, что с Зоей? Он ей про теленка, что, мол, зарезали, приехали и все такое… А она как закричит: «Зою зарезали?! Зою?!» И трубку вроде как выронила, потому что гудок не пошел и было слышно, что Лида плачет. Надо же такое придумать! А потом приехала на такси. Ну Игорь объяснил про теленка, он прямо сам испугался, что ей так почудилось. Лида успокоилась, обрадовалась, что я живая, но как-то занемогла, все больше спит. Я думаю, пускай спит, сон – он нервы лечит.
– И что же она даже из дома от вас никуда не выходила?
– Нет, не выходила.
– А позавчера, вспомните, Зоя Васильевна! Она ведь звонила Графову, обещала прийти.
– Звонила, это точно, но не пошла. Сказала – сил нет. Вечером еще раз звонила, извиниться, перенести встречу, но недозвонилась, не отвечал никто.
– Так вы же на работе были, может, она и выходила?
– Зачем ей врать? – удивилась Зоя. – Да и Игорь целый день дома был, до моего прихода.
Открылась дверь, и на пороге появилась Лидия.
– Зоя, у тебя гость!
– Ой, уж и не знаю, у меня или у тебя.
Лидия куталась в светло-розовый махровый халат, явно с Зоиного плеча. Лицо ее было бледным, веки припухшими после сна. Она прищурилась, вглядываясь в Дмитрия. «Близорука. Но очки не носит», – привычно отметил про себя он.
– Я вас где-то видела. Но мы не знакомы.
– Лидия Викторовна! Я капитан милиции Прозоров.
– Мое отчество Нестеровна.
Извините, ради бога, что-то у меня на отчества память плохая. Хотя ваше должен бы запомнить. Редкое имя у вашего отца.
Он знал ее отчество, Викторовной назвал намеренно.
– У деда. Так где же мы с вами встречались?
– Ехали вместе из Питера. Потом я вас до адресного бюро проводил.
– Да, действительно, припоминаю.
Теперь она глядела на него широко распахнутыми глазами, в которых явно читался страх.
– Вы что, уже тогда следили за мной?
– Следил? А что, для слежки есть основания?
– Нет. Я не знаю…
– Лидия Нестеровна! Вы знали художника Графова?
– Да, это он помог мне с выставкой. Вообще, она состоялась по его инициативе.
– А в мастерской его были?
– Была. Виктор Иванович пригласил меня на чашку чая и хотел показать свои картины.
– Он был вашим отцом?
Дмитрий не отводил глаз от ее лица, на котором отразилось некое смятение.
– Быть может. Наверное, был. А почему вы сказали – «был»?
– А почему вы сказали?
– Я просто повторила за вами.
– Потому что позавчера его убили и сегодня хоронят.
– Убили? Боже мой! Значит, я его все-таки убила… Но ведь я не любила его, хотя собиралась полюбить. Когда узнала, что Зоя жива…
– Лидия Нестеровна! Я простой капитан милиции. Не говорите загадками: что значит «все-таки убила»? Вы оставили его еще живым и надеялись, что он не умрет?
– Нет, я не это имею в виду. Я не видела его позавчера.
– Послушайте, вы не принимали никаких сильнодействующих транквилизаторов?
– Вообще никаких лекарств. Вы думаете… Нет, я не наркоманка. Я даже спиртного не пью.
«Или она ненормальная, или косит под таковую, – подумал Дмитрий. – Но если косит, значит, на то есть причины. Друзья могут просто покрывать ее, создавая алиби».
– Вы не знали своего отца?
– Не знала. Мама не была замужем, а поскольку она умерла от родов, то и не могла мне ничего рассказать. Я и ее не знала.
– Откуда же появилось предположение, что он ваш отец? Он вам сказал об этом?
– По его отношению ко мне. И мы похожи внешне. Вряд ли это случайность. А сказать, мне кажется, он хотел как раз позавчера, если бы наша встреча состоялась.
– Но вы продолжаете утверждать, что она не состоялась?
– Не состоялась.
– Тогда потрудитесь объяснить, что вы имели в виду, когда сказали «все-таки убила?». У вас было намерение убить его?
– Да, в какой-то момент. Вот как раз тогда, когда в поезде ехала.
– За что? Вы же почти не знали его, и он ничего плохого вам не сделал?
– Этого я не могу объяснить.
– А если я вас арестую по подозрению в убийстве, несмотря на ваше алиби?
– Арестовывайте. Только не за всякое убийство можно отправить на скамью подсудимых. У меня мама умерла, потому что я появилась на свет. То есть я своим рождением убила ее. Это подсудно?
– Не путайте меня, Лидия Нестеровна. Чувствую, разговора у нас не получается, а допрашивать я должен в служебном кабинете. Поэтому возьму у вас подписку о невыезде и вот вам повестка на завтра. Адрес здесь указан, будут затруднения, Зоя Васильевна объяснит, где мы находимся.
Дмитрий ушел в полном смятении. Поздно вечером, уже после одиннадцати, решил позвонить Илье Валентиновичу, психиатру, с которым они давно дружили несмотря на разницу лет. Илье было под пятьдесят. Когда-то, еще студентом, он был женат, но неудачно, брак распался года через два, и с тех пор доктор вел холостяцкую жизнь, ушел в науку, защитил кандидатскую и работал над докторской. Праздники обязательно проводил в семье Прозорова. Еще их с Дмитрием связывала страсть к рыбалке, на которую капитану иногда все же удавалось вырваться. Маруся Илью обожала, ее интересовала психиатрия, и он давал ей книги Фрейда, Юнга, Фромма. Они часами могли беседовать о том, что такое вообще «нормальный человек», и были ли таковыми Кафка, Гоголь, Врубель. Иногда, устав от умных разговоров и споров, Илья переходил на анекдоты. Были они у него весьма специфические: либо о больных – психах, либо о самих психиатрах. Например, такой: Зигмунд Фрейд сидит за столом, работает. В кабинет вбегает его юная дочка: «Папа, мне сегодня ночью приснился банан. Растолкуй этот сон». Фрейд оторвался от работы, смотрит на дочь, полную счастливого ожидания, и грустно говорит: «Ах, дочка, иногда банан – это просто банан…»