— Тебя как кличут?
— Обыкновенно: Сергей.
— Меня тоже просто: Геннадий. Так в чём нужда?
Сергей кивнул на транзитный номер:
— Ты её погонишь?
— В Нижний.
— Под заказ?
— Угу. А ты, поди, в попутчики попросишься?
— Могу и охранником.
— Дело полезное. А как с этим делом?
— Теперь не скоро потянет.
Геннадий опять хмыкнул. Весёлый, однако. Но впадать в горячительные уговоры с подробностями фатальных случайностей сейчас ни в коем случае было нельзя. Пусть сам решает. Сам. От напряжения под коростой обжигающими капельками снова липко просочилась кровь. Хорошо ж тогда схлопотал. Однако, в пьяном бою есть и положительные стороны. Расслабление, например. Если бы Сергей не был тогда столь расслабленным, то вьетнамчик бы точно ему грудину пробил. Пинком-то с прыжка. А так только обширным синяком отделался. Из разрыва быстрых низких облаков, сероватой рябью плотно плывущих от моря, на соседний дом упал бледно-жёлтый солнечный луч. Прямо как прожектор. Стёкла ослепляюще засияли, разбросав в ответ по всему двору подрагивающие блики. Есть!
— Лады. Труба через час. Собирай вещи.
— Уже собрал.
И они хмыкнули на пару.
Отсыпная крупногравийная дорога за поворотом пошла на затяжной подъём. Слева и выше за отросшей лесополосой остроконечных чёрных елей, не поддаваясь ландшафтным извивам, стремительно неслась на запад стальная, абсолютно прямая, непримиримая черта БАМа. Бетонные столбы электропередач и высокая насыпь наглядно и буквально связывали самую великую в мире страну от края и до края. Странное же это дело, господа, любить Россию отдельно от русских. Странное. Если до БАМа придорожные посёлки и городки имели вполне человечий вид, то в последние сутки дорогу отмечали безжалостно разваливающиеся барачные скопища, населённые обречёнными на беспросветное одичание последними советскими романтиками. Заброшенные сюда под это время звучит. БАМ!.. по посулам заплывших до макушки слизистым жиром академиков аганбегянов и лысых академис заславских, сотни тысяч этих, тогда красивых, сильных и так много мечтавших людей, отдали свою молодость на окончательное завершение иллюзии коммунистического будущего. Им нужно было срываться с родных мест или не возвращаться после дембеля, распроститься с родными, отказаться от учёбы и обустройства в благополучных новостройках вокруг исторических центров, чтобы с напутственными бумажками в комсомольских билетах и под гремучие речи партийных провожатых целыми счастливыми составами отправиться осваивать несметные богатства, принадлежащие великому советскому народу. Они валили лес, взрывали горы, засыпали болота. Рядом с зэками и железнодорожными войсками, в точно таких же вагончиках и времянках справляли свадьбы и встречали новый год у голубого огонька по сахалинскому и по московскому времени. Дружили, проверяли на верность, брали на поруки, встречали и провожали, рожали и хоронили. А впереди их ждала слава за совершённый всенародный подвиг…
Январь 1975. Широко развернулась шефская помощь в строительстве объектов Байкало-Амурской магистрали. Коллективы многих предприятий, научно-исследовательских институтов и проектных организаций страны решили помочь и сооружению на трассе БАМ городов и посёлков. Силами шефов из разных республик намечено построить 45 посёлков, станций и городов.
Декабрь 1975. Подведены итоги. На трассе возведено 28 жилых посёлков, уложено 178 километров главных железнодорожных путей, построено свыше тысячи километров притрассовых автомобильных дорог и 70 мостов. Досрочно открыто движение по линиям БАМ. Тында, Усть-Кут. Звёздный и мостовым переходам через реки Амур и Лену. Главное управление по строительству БАМа переехало в Тынду, А в Москве осталась оперативная группа. Из Нижнеангарска по зимнику пробился первый десант к Северо-Муйскому хребту. Два месяца понадобилось первопроходцам, чтобы достичь района Северо-Муйского тоннеля протяжённостью 15,3 километра…
Ура! Ура-а! У-урра-а-а!!!
Когда-то панельные дома посреди строительного мусора на фоне лесистых сопок казались почти достигнутым коммунизмом. Сейчас, за двадцать лет так и не обретя асфальтного и палисадникового благоустройства, они походили только на его призрак, забредший из неведомой Европы. А окружающие их брошенные на произвол судьбы разномастные времянки, бараки и прикопанные вагончики постепенно опустевали, зарастали крапивой и хмелем, плотно заплетающим следы преданных государством своих строителей. У тех, у кого была не забытая родня на большой земле, возвращались на озлобленный теснотой и нуждой позор и вечную коммунальную зависимость ради детей, которым нужно было ходить в школы. Кто же совсем разорвал с прошлым, а тем более попал под развал Союза, теперь на месте отчаянно цеплялся за любую возможность не сползти за грань необратимой нищеты. Мужики мыли в бригадах золото, валили лес, охотились, торговали и разбойничали. С какого-то времени, ощутив несопротивляемость и безвластность, хлынули сначала волны корейцев, а затем всё накрыла не просто волна, девятый вал китайцев. Заселяясь немерянным числом на самых захудалых окраинах, они вдруг выделяли из своей безликой массы одного-двух-трёх хозяев, которые жили уже получше и даже самых куркулистых русских. Коттеджи, окружённые охраняемыми высоченными заборами, джипы, а самое главное, наглая прагматичность в отношении нанимаемых рабов, и наложниц, из русских…
К 1 января 1983 года, на строительстве БАМ выполнено более 400 млн. куб. м. земляных работ. Построено 3400 км притрассовых автомобильных дороги, 1400 мостов и 1800 водопропускных труб, уложено 2260 км главных железнодорожных путей. Вышел на проектную мощность завод крупнопанельного домостроения в Нерюнгри. Его ежегодная продукция — 85 тыс. кв. м. деталей и конструкций домов.
В 1988 году Тында встречала пассажирский поезд с почётными пассажирами: Байкало-Амурская железная дорога заработала в постоянном режиме…
Ура! Ура-а! У-урра-а-а!!! Товарищи!!!
— Я, конечно, наслышан был, но всё равно такого, блин, никак не ожидал. Сергей ни с того, ни с сего разговорился и никак не мог остановиться. Гена, часа два уже уверенно погонявший от последнего КПП, время от времени только хмыкал. А тема, естественно, была самая мужицкая, об их милитаристском прошлом. Нас в первый день, после санобработки и холодной бани, нарядили во всё новое, правда, одного размера. Ну, мы, понятно, береты сразу же набекрень, воротнички расстёгнуты так, что тельники до пупа, сфотались на память. Десантура! Чтоб дома видели и гордились. Ага, а уже вечером, после отбоя, произошло переобмундирование в пользу старослужащих. Мне хотя бы с размером сапог повезло. А вот штаны на заду прожжённые, которые на проволоке только держались, я навсегда запомнил. Но особо непонятно было, что те же самые сержанты, что днём чуть ли не в отцы родные лезли, после отбоя как оборотнями стали. И офицеры-то знали! И поощряли. Вообще сейчас, издалека, понять можно: нормальных офицеров в забайкальский округ не направят. Для этого нужно очень хорошо проштрафиться. Хотя бы попить больше других. Понять-то можно, а простить нельзя. Мудрецы, из особо справедливых, додумались пожаловаться начальству учебки: мол, сержанты унижают и избивают, а лейтенанты с капитанами улыбаются. Так нас потом неделю выкладывали на плацу. Лежим, блин, после отбоя в ледяных лужах: «огонь противника справа», замёрзшие животы аж в позвоночник втягиваем, и жмуримся. А сержанты подвоводят в жопу пьяного комвзвода, и он пинает наши головы в очередь. Футбол, называлось. Чтоб больше эти головы не думали о гражданских правах. А только о воинском долге. Да, курок, это да, это на долгую память. Но, за то потом, при переводе в часть, меня, сопляка, хоп, и комодом, назначили. Ещё синяки не просветлели, а лычки уже сияют. Вот и раздавай наряды. Деды от такой несправедливости просто опупели. Потыкали пальцем в нос, но, видимо, согласия во взгляде не прочли. Опыт-то уже был: заигрывать бесполезно, сколько не гнись, им всё будет мало. Поэтому, когда они меня в бане решили проучить, я даже не раздумывал. Нет, лучше сдохнуть. И вот представь: я стою в мойке голый, ни мыла, ни вехотки, жду тазика в очередь, а они входят вчетвером, ремни на руках накручены, и давай пряжками понужать. Я успел одного за чуб схватить, он деревенский бычок был, к дембелю причёску специально отращивал, и тоже давай его дубасить. Левой держу, пригнул, а правой бью снизу, рожу ему квашу. Тот орёт как свинья, а остальные трое меня пряжками рубят. Картина? Всё в крови, молодые в стены влипли, а мы посреди крутимся. Забили, конечно, в лапшу. Но после этого, всё, не бурели, с ворчанием, но всегда обо всём договаривались. Даже молодым дедом, прозвали.
— А я после своего ПТУ в стройбат попал. Так что вспомнить тоже чего найдётся. Гена сбросил скорость, осторожно въезжая на обмытую по краям, совершенно прямую до самого горизонта бетонку. Выщербленные плиты плохо состыковывались, а стояки стоило поберечь, дорога только и начиналась. Теперь пошла его очередь жалобить:
— Так вот, нас в учебку впрессовали как полагалось: восемьдесят таджиков, пятнадцать чеченов и пять русских. Причём смотри расклад: таджики, все монолит, только ростом и весом различишь. Кажется, их чуть ли не из одного аула наловили. Кому восемнадцать, кому двадцать пять, пофиг. Из них не только никто ни разу в жизни зубы не чистил, но большинство даже и не умывалось. По-русски разве только что послать могли. Но, чурка, если попался, служи. А как они, бараны, служить могут, если им в башку не входит, что от них требуется. Не входит, потому что некуда. Кость. К ним попытались офицеры порядок подвязать. Какой там! Старлей один, из самых правильных, разорался, добавил про матушку и Аллаха, так вдруг один из строя шагнул и по горлу его ширкнул. Хорошо, что не до смерти. Таджика, конечно, в конвой и под трибунал. Да только остальных уже не трогали. Срали они на службу! Чечены, черти, хоть их и немного, но как на подбор здоровые были. Два каких-то разрядника, остальные просто сытно вскормленные. А мы-то как раз, наоборот, плюгавые, отбросы, кого военкомы в стройбат для числа спихнули. Так что, те тоже откровенно на нас делали. И от сортиров до тумбочки всё было чисто русское. Чисто наше. И нас же офицеры ещё и долбали. По полной долбали, пятерых за всю сотню. И, при этом, мы умудрялись двое против троих перемахиваться! Ага, кому очки отдраивать, а кому консервные банки после офицеров вылизывать.