— Есть, командир! — донесся до Яны веселый Катин голос. — Алло, слушаю.
— Привет, это Яна. У тебя найдется минутка?
— Без вопросов. — Ее тон мгновенно изменился. — Есть новости?
— Да. И еще просьба. У тебя нет знакомых, готовых на пару недель сдать квартиру? Здесь, в городе.
— Зачем тебе? Приезжай ко мне и живи сколько влезет. Места навалом.
— Катя, я не хочу, чтобы нас видели вместе. И в гостинице останавливаться не хочу. Сейчас не могу тебе сказать, в чем дело, объясню при встрече.
— Ясно. Дай соображу. — Катя замолчала. — Слушай, перезвони мне через десять минут, хорошо? Или тебе неудобно?
— Удобно. Точно через десять минут или лучше попозже?
— Десять — это с запасом. Можно даже раньше, минут через семь.
Марьяна позвонила через десять — этого времени ей как раз хватило, чтобы купить в буфете ватрушку со стаканом сока и, не особенно торопясь, утолить голод.
— Доставай ручку и записывай, — распорядилась Катя. — Ты сейчас где?
— На вокзале.
— Тогда садись на пятерку, доезжай до площади Буденного — это четыре остановки. Там пересядешь на одиннадцатый автобус в сторону окраины (какой-то там микрорайон с номером, я точно не помню). Выйдешь на улице братьев Пахомовых, это почти конец маршрута, предпоследняя остановка. За остановкой — длинный дом с квадратной аркой. Пройдешь под нее во двор и увидишь ряд панельных пятиэтажек, стоящих «елочкой» одна за другой. Раз, два… третья — та, что тебе нужна. Второй подъезд, первый этаж, двадцать первая квартира. Я буду там ждать. Запиши на всякий случай точный адрес и мой мобильный телефон…
— Но ты же собиралась куда-то уходить! Тебя, наверное, ждут?
— Не бери в голову. Перетопчутся.
Марьяна добралась до места за сорок минут. Дверь в двадцать первую квартиру была приоткрыта. Девушка все же на всякий случай постучала по косяку и только тогда шагнула в прихожую.
— Добро пожаловать в скромную обитель бабы Нюши, — поприветствовала ее Катя, вынырнув из комнаты. — Ох! Тебя не узнать. Что ты с собой сотворила?
— Парик, очки, макияж… Обычная маскировка. Сейчас все объясню, — пообещала Яна. — Дай только оглядеться и дух перевести.
Квартира была типичной «хрущобой»: пятачок прихожей; крошечная кухня, куда еле-еле поместились плита, раковина, стол с двумя табуретами и два подвесных шкафчика для посуды; совмещенный санузел и комната метров восемнадцати, заставленная типовой советской мебелью середины семидесятых годов — шкаф для одежды, сервант, телевизор, журнальный столик, диван-кровать, тумбочка, два кресла, стол, шесть мягких стульев.
— Тут живет твоя бабушка? — удивилась Яна, вспоминая Катины хоромы.
— Баба Нюша не бабушка. У нее даже детей своих нет. Баба Нюша — наша экономка, кухарка и ангел-хранитель в одном лице, — объяснила Катя.
— И она не возражает, что я у нее поселюсь? Она же ни разу меня не видела!
— Поселишься ты в другом месте, а здесь просто переночуешь. Завтра мои знакомые улетают в отпуск на Кипр и оставляют мне ключи от квартиры — я уже договорилась. А сегодня баба Нюша все равно собиралась остаться у нас, так что ты никого не стеснишь. Старушка, конечно, поворчала немного для виду, но я заверила, что ты пылинки с места не сдуешь, и все уладилось. По правде говоря, она здесь почти не бывает. И все ценности свои хранит у нас. Ну, огляделась? Тогда идем на кухню, там курить можно. — Катя пристроилась за кухонным столом, жестом предложив гостье занять второй табурет. — Ну, рассказывай скорее, что тебе удалось выяснить?
Марьяна второй раз за этот день отчиталась о своих ночных похождениях. Катя слушала ее, все больше мрачнея и бледнея от ярости.
— Скотина! Я всегда подозревала, что он подонок, но не до такой же степени! Ты бы видела, какие письма он Маришке писал! И после этого… Падаль, слизняк, вонючка!
— Честно говоря, меня гораздо больше потрясла губернаторша. Предназначить родную дочь на мясо, на запчасти… Бр-р!
— Ну, от Альбины я ждала чего угодно. Это такая запредельная тварь, что меня бы не удивило, даже если бы она собиралась разделывать тушку дочери самолично. Ладно, хватит об этой пакости. Что делать будем?
— Ума не приложу. — Яна развела руками. — То есть, на первый взгляд, выход очевиден: раззвонить о планах дивной мамаши во все газеты, на радио и телевидение, устроить грандиозный скандал на всю страну, разослать подметные письма милицейским начальникам вплоть до министра МВД. Но только действовать нам с тобой придется на свой страх и риск. Марина велела мне убираться из города. И попросила, чтобы я не рыпалась, если она все-таки погибнет — это ее слова. Кстати, к тебе это тоже относится. — Тут она не удержалась и дала выход своему негодованию: — Если хочешь знать, у меня сложилось впечатление, что она вообще не собирается ничего предпринимать. Сложила лапки и приготовилась принять мученический венец. Ее мамаша, дескать, дергает за веревочки все городское начальство, поэтому любые попытки ее остановить приведут к Содому и Гоморре. Я говорю: «Ну так давай обратимся не к начальству. Неужто в вашем зачумленном городишке не найдется ни одного честного мента?» Но она уверена, что если такой и найдется, то его немедленно уберут за компанию с нами. Моя мать, говорит, страшная женщина. Как же, как же! Страшнее кошки зверя нет. Я одного не понимаю: если она не собирается бороться, зачем тогда было затевать всю эту волынку со слежкой? Чтобы посильнее испугаться напоследок? Нельзя же быть такой овцой!
— Маришка — не овца, — хмуро заступилась за подругу Катя. — Тебе это может показаться странным — как же, девчонка всю жизнь молча сносит издевательства матери, даже не пытаясь взбунтоваться! — но на самом деле она сильный человек. И очень благородный. Через благородство свое и страдает. Она ненавидит скандалы, ругань, бурные сцены… А еще больше ненавидит, когда достается невинным. Но так уж вышло, что все ее попытки противостоять этой барракуде приводили именно к безобразным скандалам и наказанию тех, кто за Маришку заступался. Ее отец, друзья дома, горничные, гувернантки, шоферы — все, у кого душа не выдерживала издевательств Альбины над дочерью, получали за свое заступничество такие неприятности, что Маришка зареклась перечить мамаше в присутствии третьих лиц. Да и вообще… Она выбрала другой способ защиты — подчиняться, не проявляя никаких чувств. Альбина пыжится, изобретает все новые способы отравить дочери существование, а Маришка не выдает себя ни взглядом, ни словом, ни жестом, ломая гадине весь кайф. Но иногда Альбине все же удавалось измыслить что-нибудь такое, чего у Маришки совершенно не принимала душа. К примеру, девочкой она не выносила больших шумных сборищ, особенно когда на нее обращали внимание, а мамаша водила ее во всякие хореографические кружки, студии художественного чтения и требовала, чтобы дочка обязательно принимала участие во всех школьных концертах. Маришка не спорила и никому не жаловалась. Но на сцену так ни разу и не вышла. Научилась дышать специальным образом и каждый раз, когда объявляли ее номер, задерживала дыхание и теряла сознание. То есть натурально, без дураков, падала за кулисами в обморок. После третьего или четвертого раза врачи категорически запретили ей публичные выступления. И Альбине пришлось это проглотить. Понимаешь, к чему я клоню?
— Не очень, — честно призналась Марьяна. — То есть насчет благородства все ясно. Я и так уже догадалась, что она не хочет никого подставлять, потому и попросила нас с тобой держаться в стороне. Ее нелюбовь к скандалам достойна всяческого уважения, но какой еще выход тут можно предложить? Вряд ли Маринино умение падать в обморок остановит киллера.
— Обмороки — только один пример. Был случай, когда Маришка приструнила одну мелкую пакостницу, которую Альбина навязывала ей в подруги, найдя у девицы слабое место и научившись ею манипулировать. Словом, когда Маришка понимала, что не может заставить себя подчиниться матери, ей почти всегда удавалось придумать какой-нибудь фокус и выкрутиться по возможности так, чтобы никто из-за ее строптивости не пострадал.
— Короче, что ты предлагаешь? — сухо поинтересовалась Яна. — Сидеть сложа руки и ждать, когда твою подругу осенит очередная гениальная мысль? А если не осенит? Или окажется недостаточно гениальной?
— Не передергивай. Я вовсе не предлагаю сидеть сложа руки. Но действовать нужно осмотрительно. В конце концов, до понедельника еще четыре дня, у нас есть время. Я позвоню Маришке и попробую узнать, есть ли у нее какие-нибудь идеи. Придется повозиться с шифровками, но мы должны быть уверены, что своими действиями не нарушим ее планы.
— Так мы еще и действовать собираемся? — съехидничала Яна.
— Слушай, откуда ты взялась, такая активная? — разозлилась Катя. — Ты всегда так: сначала прыгаешь, а потом смотришь, куда вляпалась? Ну а я предпочитаю осмотреться сначала. Да, как ни странно, действовать мы будем. Сначала попытаемся выйти на киллера. Иван Сергеевич, говоришь? Я аккуратно поспрашиваю кое-кого, закину, так сказать, удочку. У меня довольно широкий круг знакомств, может, кто клюнет. Еще нужно проведать Альбину, пристроить в ее палате «жучка» помощнее. Если ее охрана не обнаружила насекомое, которое ты посадила на Крысеныша, может, они вообще не отслеживают «прослушку», пока шефиня в больнице? Во всяком случае, попробовать можно. Нам совсем не помешают доказательства того, что именно она — организатор. Крысеныш ведь придет к ней отчитываться, так?
— Скорее всего, уже приходил — сегодня, с утра пораньше.
— Не важно, придет еще. Гюрза небось вся извелась, ожидаючи. Значит, будет постоянно теребить помощничка. Может, скажет что-нибудь полезное, что позволит нам быстрее вычислить наемника.
— А как мы попадем к ней в палату?
— Это я возьму на себя. Найду предлог для визита, заинтригую, и она меня примет. Только вот прослушивать придется тебе. Я в городе личность известная, еще привлеку к себе внимание. Возьмешься?
— Пожалуйста. — Яна пожала плечами. — Только не верится мне, что из этого выйдет толк. Выследить профи — задача, по-моему, нереальная. И зачем нам доказательства против Альбины, если мы не собираемся обращаться к властям?