уживать!» Хадиджа закричала тогда: «Я знаю, почему вы так разгневаны на меня, знаю с тех пор, как вы перестали считаться со мной в моём доме». Старуха воскликнула в ответ: «Господь мой, я свидетельствую: господин Ахмад Абд Аль-Джавад — хороший человек, но он породил шайтана в юбке. Я заслужила, чтобы меня ударили туфлей за то, что я предпочла тебя в жёны моему сыну». На это Хадиджа пробормотала: «Вы заслужили, чтобы вас ударили туфлей… В этом я с вами спорить не буду».
Ясин посмотрел на Аишу, и улыбаясь, злорадно сказал:
— До чего же ты счастливая, Аиша. У тебя такие хорошие отношения со всеми сторонами!..
Хадиджа догадалась, на кого он намекает, и дёрнув плечами, принимая безразличный вид, сказала:
— Сплетник пытается посеять семена злословия между сёстрами!
— Я?!.. Да не приведи Господь. Он видит, насколько добры мои намерения!
Она с сожалением покачала головой:
— И дня не было, чтобы у него было добрых намерений!
Халиль Шаукат, комментируя слова Ясина, сказал:
— Мы живём в мире, и наш девиз — «Живи сам и дай жить другому»!
Хадиджа засмеялась так, что показались её мелкие блестящие зубы, и не без насмешки сказала:
— Дом господина Халиля — весёлый дом, он по-прежнему играет на лютне, а его жена слушает его или смотрится на себя в зеркало или разговаривает то с этой, то с той подружкой через окно или балкон, а Наима, Усман и Мухаммад играют со стульями и подушками, даже Абдуль Муним и Ахмад, если им надоедает мой контроль, сбегают в квартиру своей тёти и присоединяются к команде разрушителей..!
Аиша с улыбкой спросила:
— И это всё, что ты видишь в нашем счастливом доме?
Хадиджа тем же тоном сказала:
— Или ты поёшь, а Наима танцует…!
Аиша хвастливо заметила:
— Мне достаточно и того, что меня любят все соседки, как и моя свекровь…
— Я не могу представить себе, что раскрою то, что лежит у меня на душе, одной из этих болтушек или твоей свекрови. А любит — только тот, кто ей льстит и кланяется…
— Нам следует любить других людей, до чего же я счастлива, что люди нас тоже любят. На самом деле, у сердца к сердцу есть свой путь. Все соседки тебя боятся и неоднократно мне говорили: «Твоя сестра к нам нерадушна и беспрестанно выискивает у нас недостатки!..» — тут она обратилась со смехом к матери… — Она по-прежнему даёт людям комичные прозвища и мы дома рассказываем о них анекдоты. А Абдуль Муним и Ахмад их запоминают наизусть и затем повторяют в квартале среди мальчишек, и так они распространяются!..
Амина снова беззвучно засмеялась. Хадиджа тоже засмеялась с некоторым смущением, как будто на неё накатились воспоминания о каких-то неловких ситуациях. А Халиль принялся без всякого страха, с восторгом рассказывать:
— В общем, мы представляем собой маленький оркестр: в нём есть и лютнист, и певица, и даже танцовщица! По правде говоря, нам по-прежнему не хватает хора и подпевал, но я возлагаю светлые надежды на детей, всё дело только во времени!
Ибрахим Шаукат, обращаясь к Амине, сказал:
— Я могу засвидетельствовать, что ваша внучка Наима талантливая танцовщица!
Амина засмеялась, так что её бледное лицо покраснело, и промолвила:
— Я видела, как она танцует, она просто прелесть!
С воодушевлением, говорящим о её необыкновенной нежности к своей семье, Хадиджа заметила:
— До чего же она красавица! Она выглядит как рекламная картинка!
Ясин сказал:
— До чего же красивая невеста будет для Ридвана!
Аиша со смехом сказала:
— Но она же первенец в семье!.. Ох!.. Я не могу преуменьшать её возраст, как следует делать всем матерям!
Ясин с безразличием спросил:
— Почему люди ставят условие, чтобы невеста была моложе жениха?
Ему никто не ответил, пока Амина не сказала:
— Наиме не придётся слишком долго ждать, пока найдётся подходящий жених!
Хадиджа снова повторила: До чего же она миленькая, Боже мой!.. Я не видела никого, такого же красивого…
Аиша засмеялась и спросила:
— А её мать как же?!.. Ты разве не видела её мать?
Хадиджа нахмурилась, чтобы прибавить больше серьёзности своим словам, и сказала:
— Она красивее тебя, Аиша. Мы не можем не согласиться с этим!
Затем к ней вновь вернулась её язвительность, и она отметила:
— А я красивее вас обеих!
«Эти люди рассуждают о красоте! А что они знают о том, в чём сущность красоты?.. Их восхищают цвета: белый как слоновая кость, слиток золота. Спросите меня о красоте, и я не буду рассказывать вам о ясной смуглости лица и томных чёрных глазах, стройной фигурке и парижской элегантности. Нет! Всё это красиво, но это лишь линии, формы и цвета, подчиняющиеся в конце концов сравнению и восприятию органами чувств. Но красота — это сотрясение раненого сердца, кипящая жизненными силами душа, блуждание странствующего духа по её следам, пока он не заключит в свои объятия небеса… Расскажите же мне об этом, если сможете…»
— Для чего женщинам Суккарийи добиваться симпатий госпожи Хадиджи?.. Может быть, у неё есть преимущества, — как то засвидетельствовал её супруг, — но ведь людей обычно прельщает красивое лицо и приятный язычок..! — Ясин сказал это затем, чтобы ещё раз встряхнуть сестру, увидев, что разговор переходит в мирное русло. Она бросила на него такой взгляд, будто говоря: «Ты никак не хочешь, чтобы я тебя пощадила», и громко вздохнув, сказала:
— Мне достаточно Аллаха — Он лучший покровитель. Я и не знала, что здесь у меня есть ещё одна свекровь.
Тут она вдруг вновь вернулась к этой теме, но уже с серьёзной интонацией, оставив в покое Ясина, к полной для него неожиданности, и сказала:
— Мне не позволяет время — всё его отбирают дом и дети, особенно потому, что мой муж не уделяет внимание ни тому, ни другим!
Ибрахим Шаукат выступил в свою защиту:
— Побойся Аллаха и не преувеличивай во всём свою роль. Тому, у кого такая жена, как у меня, следует занимать защитную позицию время от времени: защищать мебель, которая почти что вздулась от частой чистки и вытирания пыли, защищать детей, с которыми она носится так, что те просто не выдерживают… Последним примером из этой серии — то, что вам и так известно — она отдала Абдуль Мунима в начальную религиозную школу, когда ему и пяти-то ещё не исполнилось!
Хадиджа с гордостью возразила:
— Если бы я последовала твоему мнению и оставила его дома, он бы так и сидел там до своего совершеннолетия! Словно между вашей семьёй и знаниями идёт вражда. Ну нет, любимый, мои дети будут воспитываться так же, как и их дяди с материнской стороны. Я буду сама учить уроки с Абдуль Мунимом!
Ясин недоверчиво спросил:
— Ты учишь вместе с ним уроки?!
— А почему нет?! Так же, как и мама учила уроки вместе с Камалем. Я сажусь с ним каждый вечер и он повторяет мне то, что выучил в школе. — Тут она засмеялась. — И тем самым я также вспоминаю основы чтения и письма, которые я так боялась позабыть с течением времени…
Лицо Амины покраснело от смущения и радости. Она пристально посмотрела на Камаля, как будто прося его вспомнить те далёкие вечера, и он улыбнулся ей при упоминании Хадиджи о том, что её дети «будут воспитываться так же, как и их дяди с материнской стороны»…, чтобы из них двоих хотя бы один пошёл по стопам Камаля, который проложил себе путь к высшему образованию, чтобы хотя бы один был на него похож… «Ох, до чего же слабы сердца, чтобы вынести эти сводящие с ума удары судьбы! Если бы Фахми прожил дольше, то был бы уже судьёй или на пути к этому. Как часто он говорил тебе о своих или о твоих надеждах! Куда всё это ушло? Если бы он был жив и был бы одним в толпе людей…»
Обращаясь на этот раз к Камалю, Ибрахим Шаукат сказал:
— Мы не такие, какими нас представляет твоя сестра. Меня допустили до экзаменов по окончании школы ещё в 1895 году, а Халиля — в 1911 году, и в наши дни экзамены на получение аттестата было великим делом, в отличии от того, что есть сейчас, когда этим уже почти никого не удивишь. Мы не стали продолжать образование, так как не намеревались быть чиновниками, или другими словами, нам не было необходимости становиться чиновниками!
Камаль ощутил насмешливое восхищение его словами «Меня допустили до экзаменов по окончании школы», однако любезно сказал:
— Это же естественно…
«Как могут эти два счастливых бычка придавать истинную ценность науке? Но нет, по ценному опыту, полученному мной, я знаю, что можно любить даже того, — какой бы ни была эта любовь — кого я презираю… Или, по крайней мере, желать добра и всех благ тому, кто вызывает во мне отвращение и неприязнь. Я не могу сдержать себя и ненавижу скотство всем сердцем: это стало истиной с тех пор, как моего сердца коснулся небесный ветерок!»
Ясин в комическом возбуждении воскликнул:
— Да здравствует старый аттестационный экзамен!
— В любом случае, мы — партия большинства!
Ясин почувствовал раздражение от того, что Халиль относит себя, а также и своего брата к партии большинства, имеющего аттестат, который он так и не получил. Но ему пришлось пойти на попятный, когда Хадиджа сказала:
— Абдуль Муним и Ахмад будут продолжать учёбу, пока не получат диплом о высшем образовании и будут новым поколением в семье Шаукат. Хорошенько вслушайтесь в эти имена: Абдуль Муним ибн Ибрахим Шаукат, Ахмад ибн Ибрахим Шаукат… Разве эти имена не звучат, словно гром, подобно «Саад Заглул»?!
Ибрахим со смехом воскликнул:
— Откуда у тебя все эти амбиции?
— А почему бы нет?.. Разве Саад-паша не учился в Аль-Азхаре?! Он прошёл путь от студенческого пайка до поста премьер-министра, и одного его слова достаточно, чтобы взбудоражить весь мир, ведь для Аллаха нет ничего невозможного!!
Ясин насмешливо спросил:
— А разве тебя не удовлетворит, если они будут такими же, как Адли Йакин-паша или Абдельхалик Сарават-паша?
Хадиджа закричала, словно прося помощи у Бога:
— Как эти предатели?!.. Они никогда не будут такими же, как те, о которых люди и день и ночь кричат «Долой»!