Камаль спросил:
— Означает ли это, что ты проведёшь всю свою жизнь за границей?
— Это то, что как раз и ожидают. Мы будем видеть Египет только изредка…
Исмаил удивился:
— Странная жизнь! А вы не думали о том, какие трудности ожидают ваших детей?!
«Бедное моё сердце! Разве красиво так играть со смыслом? Неужели этот негодяй думает, что возлюбленная забеременеет, её живот раздуется и вырастет как шар, а затем после тяжких страданий она родит?! Помнишь Хадиджу и Аишу в последние месяцы беременности? Но это просто богохульство. Почему бы тебе не присоединиться к какой-нибудь подпольной преступной банде, вроде „Черной перчатки“? Убийство лучше и полезнее богохульства. Тогда ты окажешься однажды на скамье подсудимых, а на трибуне будет Салим-бек Сабри, отец твоего друга-дипломата и свёкор твоей возлюбленной, как уже было на этой неделе, когда он председательствовал в процессе об убийстве главнокомандующего, сэра Ли Стака. Предатель!..»
Хусейн Шаддад засмеялся:
— Значит, страны должны разорвать дипломатические отношения, чтобы дети дипломатов воспитывались на родине?!
«Нет, нужно отрубить им головы! Абдульхамиду Инайату….Аль-Харрату…. Махмуду Рашиду…. Али Ибрахиму…. Рагибу Хасану…. Шакику Мансуру…. Махмуду Исмаилу…. Камалю Ахмаду Абд Аль-Джаваду — все они приговорены к виселице национальным судьёй Египта Салимом-беком Сабри и английским судьёй, мистером Кершоу. Убийственный ответ. Вы хотите убить или быть убитым?!..»
Исмаил обратился к Хусейну:
— Отъезд твоей сестры заставит твоего отца настаивать на том, чтобы отказать тебе в просьбе поехать за границу!..
Хусейн Шаддад с уверенностью произнёс:
— Мой случай твёрдо приближается к достижению успеха…
Аида и Хусейн в Европе! В одночасье он потеряет и возлюбленную, и друга. «Твой дух будет искать свою любимую и не найдёт её, а твой ум будет искать своего спутника, но не найдёт его. И в древнем квартале ты будешь жить один, заброшенный всеми, словно отголосок тоски, блуждающий в течение многих поколений. Подумай о мучениях, что подстерегают тебя. Пришло время сорвать плоды тех мечтаний, что ты посеял в своём неопытном сердце. Моли Аллаха, чтобы Он сделал слёзы лекарством от печали, и если сможешь, свяжи своё тело верёвкой палача, или отдай его разрушительной силе, которая обрушится на врага. Завтра ты обнаружишь, что твой дух опустел, как когда-то обнаружил пустой гробницу Хусейна. Обманчивые надежды! Истинные патриоты повешены, а сыновья предателей стали послами».
Исмаил Латиф, словно говоря сам с собой, произнёс:
— В Египте останемся лишь мы с Камалем. Камаль ненадёжен, так как его первейший друг — до или после или вместе с Хусейном — это книги…
Хусейн уверенно сказал:
— Отъезд не разорвёт уз нашей дружбы…
Сердце Камаля неистово застучало, несмотря на всю его апатию. Он промолвил:
— Моё сердце говорит мне, что ты не выдержишь разлуки с родиной навсегда…
— Вероятно, но ты благодаря моей поездке будешь получать книги, которые я буду посылать тебе, и мы продолжим наши беседы с помощью писем и книг…
Хусейн говорил о своей поездке так, как будто это уже было решённым делом. Встречи с ним были для Камаля пленительным счастьем, он даже мог наслаждаться молчанием в его обществе. Но то было утешением, и отъезд друга научит его пренебрегать своими несчастьями и бедами, пусть и большими. Так, смерть его обожаемой бабушки казалась его душе, обожжённой скорбью по утрате Фахми, несущественной. При том он всегда должен был помнить, что это была их прощальная встреча, чтобы наполнить глаза образом опьяняющих своей свежестью садовых цветов и роз, не озабоченных никакой печалью. Была лишь одна проблема, для которой он должен был найти решение: как простому смертному подняться так высоко, чтобы жить вместе с любимой, или как любимой опуститься так низко, чтобы жить с простым смертным?! Если он не найдёт для неё решения, то пойдёт вперёд в кандалах на ногах и с костью, застрявшей в горле. Любовь была грузом с двумя широко расставленными ручками, предназначенный для пары рук… Как можно было тянуть его одной рукой?
Разговор тянулся и переходил в новые русла, и Камаль следил за ним глазами, кивками головы и словами, подтверждавшими, что беда пока не коснулась его. Он возлагал надежду на то, что локомотив его жизни едет своим путём, и что остановка смерти на этом пути всё равно когда-нибудь неизбежна. Наступили сумерки… Час теней и тишины…
«Ты любишь этот час так же, как и час рассвета. Аида и боль — это два слова с одинаковым значением, и потому ты должен любить боль и радоваться своему поражению, начиная с сегодняшнего дня».
Друзья по-прежнему не прерывали разговор, смеялись и спорили друг с другом, как будто сердце ни одного из них не познало любви… Хусейн смеялся чистым здоровым смехом, Исмаил — придирчивым и злобным, Хасан — сдержанным и горделивым. Хусейн отказывался говорить о чём-либо, кроме как о Рас аль-Барре.
«Обещаю тебе совершить однажды туда паломничество и спросить, где же тот песок, который топтали ножки любимой, припасть к нему и поцеловать. Двое остальных друзей воспевают дифирамбы пляжам Сан-Стефано в Александрии и рассказывают о волнах величиной с гору. Так? Представь себе тело, выброшенное на берег волнами; грозное море поглотило его красоту и благородство, и признайся после всего этого, что скука и тоска овладевают всеми живыми существами, и что счастье, вероятно, скрывается за вратами смерти».
Встреча друзей продолжалась до тех пор, пока не пришло время расходиться. Они тепло пожали друг другу руки… Камаль сжал руку Хусейна, а Хусейн — руку Камаля, произнеся на прощание:
— До свидания… В октябре!
Примерно так же было в прошлом году и до этого. Камаль нетерпеливо спрашивал себя, когда же вернутся друзья. Сейчас его желания не были заложниками чьего-либо возвращения, ибо сердце всё так же будет пылать, придёт октябрь или не придёт, вернутся друзья или не вернутся. Теперь он никогда не станет винить летние каникулы в том, что они удалили от него Аиду, ведь их разделяет такая бездна, что гораздо глубже временного расставания. Когда же только время стояло между ними, он лечил эту рану дозами терпения и надежды, а сегодня он борется с неизвестным врагом со скрытой сверхъестественной силой, против которой он не знал ни одного слова из заклинаний или талисмана… Впереди его ждёт молчание и несчастье, пока Господь не решит, что всё кончено. Любовь казалась ему подвешенной у него над головой, словно рок, тогда как он сам был привязан к ней невыносимыми путами боли, по гнёту и силе напоминающими природные явления, и он вглядывался в неё глазами, наполненными печалью и почтением.
Трое друзей расстались перед домом Шаддадов: Хасан Салим пошёл вниз по Дворцовой улице, а Камаль и Исмаил направились по своему обычному пути в Аль-Хусейнию, в конце которой они также прощались. Исмаил шёл в Гамру, а Камаль — к себе в свой древний квартал. Как только они остались наедине, Исмаил принялся громко и долго смеяться. Камаль спросил, из-за чего весь этот смех, и тот лукаво ответил:
— Разве ты ещё не понял, что стал одной из главных причин, заставивших ускорить объявление о помолвке?
— Я?!
Этот вопрос вырвался из уст Камаля, широко раскрывшего глаза от изумления. Исмаил пренебрежительно заметил:
— Да, это из-за тебя. Хасану была не очень-то приятна ваша с ней дружба. Я в этом вполне уверен, несмотря на то, что он ни слова об этом не произнёс при мне. Он очень высокомерен, — насколько тебе известно, — но знает как достичь того, чего хочет. Ты помнишь, что произошло между вами в тот день?.. Очевидно, он потребовал от неё ограничить свою свободу и не приходить больше на собрание друзей брата, а также очевидно, что она напомнила ему, что он не вправе требовать от неё, и тогда он решился на этот большой шаг, чтобы обладать таким правом!
Стук сердца чуть ли не заглушил собственный голос Камаля:
— Но я не был её единственным другом! Аида была другом для всех нас!
Исмаил насмешливо сказал:
— Но она выбрала тебя, чтобы вызвать у него тревогу! Может быть, потому что ощутила в дружбе с тобой ту теплоту, которую не нашла у других. В любом случае, она не отреагировала на эту ситуацию произвольно, ведь уже давно решила одержать верх над Хасаном, и вот наконец собрала плоды своего терпения!
Камаль подумал: «Верх над Хасаном?», «Плоды своего терпения?» До чего похожи эти два выражения на слова набитого дурака: «Солнце всходит на западе»! С потаённым стоном в сердце он сказал:
— До чего плохо ты думаешь о людях! Она совсем не такая, какой ты представляешь себе!..
Не понимая чувств друга, Исмаил промолвил:
— Может быть, всё произошло по чистой случайности, и Хасану всё это только казалось. Но по любому, обстоятельства сложились в её пользу…
Камаль в ярости воскликнул:
— В её пользу?! Что ты такое думаешь о ней?! Пресвят Господь! Ты говоришь о ней так, как будто её помолвка с Хасаном это не его, а её победа!!
Исмаил как-то странно посмотрел на него и ответил:
— Тебя, как мне кажется, не убедишь в том, что таких, как Хасан, не так уж много встречается. Его семейство, положение, блестящее будущее… Тогда как таких, как Аида, много, больше, чем ты думаешь. Интересно, а ты оцениваешь её выше, чем она заслуживает? Семья Хасана согласилась на его брак с ней из-за огромного богатства её отца, насколько я полагаю. Она девушка…,- тут он несколько заколебался…, - не блещущая особой красотой, в любом случае!..
«Или ты сумасшедший, или я!» Боль разрывала его, как и тогда, когда он услышал ранящее слово о её брачном контракте, и набросился на весь строй брака в исламе! «Да падёт Божье проклятие на всех неверных!»
Со спокойствием в голосе, скрывавшим его страдания, он спросил:
— А разве не мало вертится вокруг неё поклонников?
Исмаил выпятил челюсть и задрал подбородок с каким-то пренебрежением:
— Ты, верно, и меня считаешь одним из них?! Не стану отрицать, что она жизнерадостная, модная и элегантная. Её западные манеры и тактичное поведение в обществе придают ей очарования и обаяния. Но всё же она смуглая, худая и совсем неаппетитная! Пойдём со мной в Гамру, там ты увидишь различных красоток, затмевающих её прелестями и в целом, и в частности. Там тебе встретится истинная красота: и светлая кожа, и полная грудь, и мясистый зад. Если захочешь красоты, то она там… А в Аиде нет ничего желанного…!