рнула в него; тот попал прямо в его грудь. Ясин побежал за ней, преследуя её по всей комнате и крича: «Убирайся с глаз моих долой! Ты разведена… разведена… разведена…» Тут послышался стук в дверь и голос соседки, живущей на втором этаже, что звала: «Госпожа Мариам… госпожа Мариам!..» Ясин прекратил бегать за ней и с трудом переводил дыхание. А Мариам открыла дверь и так громко, что голос её был слышен по всей лестнице, сказала:
— Пожалуйста, загляните в комнату и скажите, видели ли вы нечто подобное?! Проститутка в моём доме, пьяная и шатающаяся. Проходите и поглядите сами…
Соседка смущённо сказала:
— Успокойтесь, госпожа Мариам. Пойдёмте ко мне, побудьте там до утра…
Ясин, не обращая на это внимания, заорал:
— Уходи вместе с ней. Ты не вправе оставаться в моём доме…
Мариам закричала ему в лицо:
— Прелюбодей! Преступник! Привёл домой к жене шлюху…
Он стукнул кулаком по стене и выкрикнул:
— Ты сама шлюха. Ты, и твоя мать!..
— Ты поносишь мою мать, когда она умерла и находится на небе рядом с Господом?
— Ты шлюха, я это точно знаю. Не помнишь разве про того английского солдата?!.. Я сам виноват, что не внял предупреждениям добрых людей!
— Я твоя госпожа и венец на твоей голове. Я благороднее всех членов твоей семьи и твоей матери. Спроси себя о том, какой мужчина женится на женщине, зная, что она шлюха, как ты сейчас сказал! Никто, кроме подлого сутенёра! — она указала рукой на гостиную… — Женись вот на этой, она как раз из той породы, что подходит твоему грязному темпераменту…
— Ещё одно слово, и твоя кровь прольётся прямо там, где ты стоишь…
Однако из горла женщины по-прежнему вылетали пламенные крики и ругань, пока соседка не вмешалась и не встала между ними на всякий случай. Она погладила Мариам по плечу, умоляя пойти вместе с ней, пока не наступит утро. Ясин разозлился ещё больше и закричал на неё:
— Забирай свои вещи и убирайся вон отсюда, чтобы глаза мои тебя больше не видели! Ты не моя жена, и я тебя не знаю. Сейчас я пойду к себе в комнату, и чтобы когда я вернусь, тебя больше тут не было…
И он бросился в комнату, и захлопнул за собой дверь с такой силой, что задрожали стены. Затем он бросился на диван, вытирая пот со лба. Зануба прошептала:
— Мне страшно…
Он грубо ответил:
— Заткнись… Чего тебе страшно?!.. — затем уже более громко. — Я свободен… Я свободен…
Зануба сказала так, как будто обращалась сама к себе:
— Что случилось с моим разумом, что я послушалась тебя и пришла с тобой сюда?
— Заткнись!.. Что было, то было, и я не сожалею ни о чём… Уф…
Через закрытую дверь до них донеслись голоса, указывающие на то, что его разгневанную жену окружили другие соседки. Затем он услышал голос Мариам, которая плача, говорила:
— Слышали ли вы о подобном когда-нибудь?… Шлюха с улицы в семейном доме! Я проснулась от их шума, когда они галдели, смеялись и пели! Да, клянусь Богом, они бесстыдно распевали песни, когда алкоголь заставил их позабыть обо всём. Скажите мне, это нормальный дом или бордель?!
Одна из женщин запротестовала:
— Вы соберёте свои вещи и покинете дом?! Это же ваш дом, госпожа Мариам, и вы не должны его покидать. Это неправильно. Пусть лучше та, другая, уйдёт…
Мариам закричала:
— Это больше не мой дом… Почтенный господин развёлся со мной!
Другая женщина сказала:
— Он был не в своём уме. Пойдёмте сейчас с нами, отложим разговор до утра. Как бы то ни было, а Ясин-эфенди хороший человек и сын порядочных людей. Да падёт проклятие Аллаха на шайтана. Пойдёмте, дочь моя, и не грустите…
Мариам запричитала:
— Больше ни слова и никакого отчёта! Да не взойдёт больше солнце над головой этого преступника и сына падшей женщины…
Вслед за тем последовал звук удаляющихся шагов, пока не стих окончательно, как и голоса женщин, и не превратился в неясный гул. Потом дверь с шумом хлопнула и закрылась. Ясин сделал долгий вдох и растянулся на спине…
27
Когда он открыл глаза, утренний свет заполнил уже всю комнату. В голове его была тяжесть похмелья, которого он не помнил за всю свою жизнь, несмотря на то, что это был уже не первый раз, когда он просыпался после ночной попойки. Механически повернув головой, он наткнулся глазами на Занубу, что храпела во сне рядом с ним. Тут в один момент к нему вернулись воспоминания о прошедшей ночи: Зануба лежит в постели Мариам? А сама Мариам?! У соседей. Скандал?! Он разнесётся теперь повсюду. Что за гигантский скачок в бездну разрушения! Какая теперь польза от гнева или сожаления? Что было, то было, всё может измениться, кроме вчерашнего дня. Разбудить ли ему Занубу? Но зачем? Пусть поспит всласть, пока не насытится. И пусть остаётся там, где есть, ей не стоит покидать этот дом до наступления темноты. Он должен был вернуть себе жизненную энергию, чтобы встретить новый тяжёлый день. Он откинул с себя лёгкое одеяло и выскользнул из постели. Затем вышел из комнаты с растрёпанными волосами, разбухшими веками и покрасневшими глазами, в гостиной зевнул, словно бык, вздохнул и поглядел на открытую дверь комнаты, затем закрыл глаза, простонал от тяжести похмелья в голове и направился в ванную. Ему предстоял и впрямь нелёгкий день. Мариам у соседей, а та, другая — занимает её постель. Наступил день и опередил его, не дав возможности скрыть следы своего преступления. Какое безумие! Он должен был дать ей незаметно уйти до того, как сам ляжет в постель, как же он упустил это из виду?! Какое же несчастье произошло с ним! Когда и как он провёл Занубу из гостиной в свою спальню?! Он ничего не помнит, даже не помнит, как и когда отдался во власть сна. Словом, это был огромный позор и скандал. Невинный вечер, превратившийся в такой срам! Как и его голова, отяжелённая болью и тревогами… Но нет ничего удивительного, ведь эта квартира издавна была заселена демонами скандала. Мать, да простит её Аллах, оставила ему её, сама перешла в мир иной, а сын остался, чтобы стать притчей во языцех и диковинкой, на которую будут указывать пальцем все жильцы дома и соседи, а завтра слухи донесутся и до Байн аль-Касрайн…
«Вперёд!.. В бездонную пропасть разврата, похмелья и подлости. Хоть бы эта холодная вода, которой ты умываешься, очистила душу от плохих воспоминаний. И кто знает, может быть, если ты выглянешь в окно, то обнаружишь перед своей дверью целое сборище, ждущее выхода из квартиры женщины, что выгнала твою жену и заняла её место. Но нет, ты не позволишь ей выйти, как бы там ни было. А что касается Мариам, то ты с ней развёлся! Развёлся с ней, сам того не желая. Даже могила её матери ещё не высохла. Что скажут о тебе люди, клеветник?!»
Он ощутил настоятельную потребность в чашке кофе, чтобы оживить свои чувства, и прошёл из ванной на кухню. Когда он проходил по коридору, что соединял их, то заметил в гостиной консоль, и вспомнил о бутылке коньяка, пролитого там же. Он на миг задался вопросом, что же случилось с ковром, но в следующую минуту вспомнил с ироническим сожалением, что вся мебель в квартире уже не его собственность, и вскоре отойдёт своей владелице. Через считанные минуты он уже нёс наполовину заполненную чашку кофе в спальню. Там на кровати сидела Зануба, потягиваясь и позёвывая. Она обернулась к нему и сказала:
— Доброе утро. Иншалла, нас ждёт завтрак в полицейском участке!
Он отхлебнул глоток и посмотрел на неё сквозь стеклянную чашку:
— Скажи: «О Всезнающий Благодетель!»…
Она замахала руками, так что её золотые браслеты на руках зазвенели:
— Ты виноват во всём, что случилось…
Он сел на край кровати и вытянул свои длинные ноги. Беспокойно сказал:
— Суд?! Ха! Я же сказал тебе — молись Всезнающему Благодетелю!..
Она погладила его спину пятками и со вздохом сказала:
— Ты разрушил мой дом. Один Аллах знает, что меня ждёт там…
Он положил ногу на колено другой, так что его джильбаб обнажил коренастое бедро, покрытое густыми угольно-чёрными волосами:
— Твой друг? Да пошлёт ему Аллах разочарование! Какое это имеет отношение к моему разводу с женой?! Ты разрушила мой дом. Это же мой дом разрушен…
Она сказала будто сама себе:
— То была тёмная ночь. Я не могла тогда отличить головы от ног. Шум по-прежнему стоит у меня в голове. Но я сама виновата. Я не должна была слушаться тебя с самого начала…
Ему показалось, что она довольна, несмотря на все жалобы, или просто претворяется, что жалуется. Разве он не знал женщин в квартале Узбакийя, что хвастались тем, что из-за них велись кровавые бои?! Но он не злился. Всё настолько дошло до отчаяния, что просто избавило его от труда вставать и пытаться уладить свои дела. Он даже не удержался от смеха и сказал:
— Это самая ужасная беда, что заставляет смеяться! Смейся же! Ты разрушила мой семейный очаг и заняла её место. Давай же, соберись, подготовься провести здесь ещё долгое время, пока не наступит ночь. Ты не выйдешь из дома, пока не будет темно…
— Какой ужас!.. Я арестантка?!.. Где твоя жена?
— У меня больше нет жены…
— Где она?
— В шариатском суде, если моё предположение верно…
— Я боюсь, как бы она не напала на меня, когда я буду выходить…
— Ты боишься?! Господи, помилуй нас! Вчерашняя ночь при всех её ужасах ничуть не ослабила твою хитрость и порочность, племянница Зубайды!
Она протяжно засмеялась, словно признавая обвинение, выдвинутое против себя и даже гордясь им. Затем она протянула руку к чашке кофе, взяла и сделала небольшой глоток, и вернула ему:
— А что теперь?
— Как видишь. Я и сам знаю не больше тебя. Мне неприятно появляться перед людьми после того, что было вчера ночью…
Она равнодушно пожала плечами и сказала:
— Не беспокойся об этом. На этой земле нет ни одного мужчины, у которого не было бы постыдных поступков, что нужно скрывать.
— Несмотря на это, скандал остаётся скандалом. Представь себе ссоры, вопли, развод на рассвете! Представь себе соседей, что в любопытстве прибежали к моей квартире и столпились перед ней. Они всюду суют свои глаза.