— Ясмина-певица не живёт в Тридевятом царстве. Я спрошу её о том, правду ли ты рассказала мне…
Сделав пренебрежительную и недовольную отмашку, она сказала:
— Спрашивай её обо всём, что хочешь…
Его истощённые и возбуждённые до предела нервы ни с того, ни с сего одержали над ним верх, и он упрямо заявил:
— Я спрошу её сегодня же вечером. Я пойду к ней сейчас… Я удовлетворил все твои запросы и ты должна полностью уважать мои права…
К ней перешла его ярость, и она резко сказала:
— Не так быстро. Не бросай мне в лицо обвинение. До сих пор я была кротка и мягка с тобой, но всему есть предел. Я человек из плоти и крови. Открой глаза и молись Мухаммаду, отцу Фатимы!..
Он в замешательстве спросил:
— Ты обращаешься ко мне таким тоном?!
— Да, раз ты сам обращаешься таким тоном ко мне!
Он крепче схватился за рукоятку своей трости и закричал:
— Я получил это по заслугам, ведь никто иной, как я вывел тебя в люди и сделал дамой, и уготовил тебе такую жизнь, что позавидует сама Зубайда..!
Его слова превратили её в грозную львицу. Она зарычала:
— Аллах сделал меня дамой, а не ты. Я согласилась на такую жизнь только после твоей слёзной мольбы. Ты это забыл?! Я не пленница и не раба тебе, чтобы устраивать мне полицейский участок и допрос! Что ты вообще думаешь обо мне? Ты что, купил меня на свои деньги? Если тебя не устраивает, как я живу, то пусть каждый из нас идёт своим путём…
«О Господь небес и земли! Неужели вот так кокетливые ноготки превращаются в когти? Если сомневаешься по поводу прошлой ночи, то спроси обо всём у этого бесстыдного тона. Ты страдаешь от неё, как от рук Нимрода[70], так проглоти всю чашу боли до дна, испей унижение, пока не будет достаточно. А что ты ответишь сейчас? Закричи ей в лицо так громко, насколько сможешь: „Возвращайся на улицу, где я подобрал тебя!“ Кричи, да, кричи. Что тебя останавливает?! Да проклянёт Аллах всё, что мешает тебе! Измена сердца в тысячу раз хуже любой другой измены. Вот оно — унижение сердец, о котором ты слышал и над которым насмехался. До чего же я ненавижу своё сердце за то, что оно любит её…»
— Ты бросишь меня?!
Она ответила ему с тем же гневным вызовом:
— Если смысл жизни в том, что ты будешь меня удерживать здесь как рабыню и засыпать меня обвинениями всякий раз, как тебе взбредёт в голову, то лучше будет и тебе и мне закончить это…
Она отвернула от него лицо, а он изучающе смотрел на её щёку и шею с неестественным спокойствием, больше напоминавшим замешательство.
«Самое большее счастье, которое я прошу у Аллаха — равнодушно бросить её. Она унизила и оскорбила тебя, но можешь ли ты вернуться сюда и не застать ни следа от неё?!»
— Я не очень-то верю в твоё благородство, но не могу себе представить, чтобы твоя неблагодарность дошла до такого!
— Ты хочешь, чтобы я была камнем, у которого нет ни чувств, ни достоинства?
«Ты даже ещё более презренна, чем это, если бы ты знала!..»
— Нет, я хочу, чтобы ты была человеком, что признаёт права, вытекающие из прекрасного обращения…
Сменив тон с гневного на насмешливо-жалобный, она сказала:
— Я сделала для тебя даже больше, чем ты можешь себе представить. Я согласилась бросить свою родню и занятие, чтобы жить там, где ты хочешь. Я даже скрывала свои жалобы, чтобы не нарушать твой покой, не хотела говорить откровенно, что «отдельные люди» желали мне лучшей жизни, чем такая, однако я не обращала на них внимания…!
«Неужели есть и другие проблемы, которые не приходили мне в голову?» — спросил он себя, словно нанося себе же рану.
— Что ты имеешь в виду?
Она поиграла своими золотыми браслетами на левой руке:
— Один уважаемый господин желает на мне жениться, и неустанно настаивает на этом…
«Жара и влажность и так душат тебя, но эта мегера в придачу раскрыла рот для того, чтобы проглотить тебя целиком. До чего счастлив тот моряк, который свёртывает свой парус перед окном!..»
— Кто он?
— Человек, которого ты не знаешь. Зови его как хочешь!
Он отступил на шаг назад, затем сел на диван меж двух больших стульев, схватил ручку своей трости обеими руками, и спросил:
— Когда он тебя видел? И как ты узнала о его намерении?
— Он много раз видел меня, ещё когда я жила с тётей, а в последнее время вообще пытался поговорить со мной всякий раз, как встречал меня на улице. Но я игнорировала его, а он подбил одну из моих подруг сообщить мне об этом. Вот и вся история!
«Как же много у тебя историй! Когда я искал тебя вчера, меня убила одна боль, но тогда мне и в голову не приходили все остальные боли и проблемы. Брось же её, если можешь, порви с ней, ибо только так можно обрести покой. Разве люди не ошибаются, представляя себе смерть самым худшим из того, что выпадает на их долю?!»
— Скажи мне откровенно, я хочу знать: ты хочешь принять это предложение?
Она отбросила руку нервным движением и с высокомерным выражением на лице поглядела на него, а затем утвердительно сказала:
— Я же сказала уже тебя: я проигнорировала его. Ты должен хорошо усвоить смысл моих слов…
«Сегодня ночью ты не должен ложиться в постель с такими смертельными мыслями, чтобы вчерашняя ночь не повторилась ещё раз. Рассей эти тревоги».
— Скажи мне честно: тебя кто-нибудь посещал в плавучем доме?
— Кто-нибудь?! Кого ты имеешь в виду? Никто, кроме тебя, не входил в этот дом…
— Зануба, я же могу всё узнать. Не скрывай ничего от меня. Скажи мне всё как есть, даже мелочи. После этого я прощу тебя, что бы там ни было…
Она гневно возразила:
— Если ты и дальше будешь сомневаться в моей искренности, то лучше будет нам расстаться…
«Помнишь ли ты муху в агонии, которую видел сегодня утром в паучьей сети?!»
— Хватит уже об этом. Позволь-ка спросить тебя: этот человек встретил тебя вчера?!
— Я уже сообщила тебе, где была вчера…
Несмотря на это, он фыркнул:
— Почему ты меня мучаешь? Я не желал ничего, кроме одного: сделать тебя счастливой…
Она ударила рукой об руку, словно ей были больше невмоготу его сомнения, и сказала:
— Почему ты не желаешь понять меня?… Я пожертвовала ради тебя всем, что мне дорого!
«До чего восхитительная песня! Плохо только то, что она вполне может исходить из пустого сердца, как певец, что исполняет грустную жалобную мелодию, сам же и растворяется в ней, пока сердце его пребывает в опьянении от собственного счастья и триумфа».
— Призываю Аллаха в свидетели твоих слов: скажи мне сейчас, кто этот человек?
— Что тебе за дело такое? Я же сказала: ты его не знаешь. Он торговец не из нашего квартала, но иногда он захаживал в кафе господина Али…
— Его имя?
— Абд Ат-Таваб Ясин. Ты его знаешь?
«Я арендовал этот плавучий дом, чтобы хорошо проводить время. Но помнишь ли ты свои счастливые моменты?! О мир, помнишь ли ты Ахмада Абд Аль-Джавада, которого ничто не тревожило? Зубайда… Джалила… Бахиджа… Спроси их о нём. Он, без сомнения, совсем не похож на этого растерянного человека с сединой на висках…»
— Демон несчастий самый энергичный из всех демонов…
— Нет, самый энергичный это демон сомнений, так как он создаёт сомнения из ничего…
Он принялся постукивать по полу концом своей трости, затем глубоким грудным голосом сказал:
— Я не хочу жить, словно слепец. Ну уж нет. Ничто не в состоянии заставить меня быть небрежным к своему достоинству и чести. Короче говоря, я не могу стерпеть твоё отсутствие дома вчера ночью…
— Мы вернулись к этому во второй раз!
— И вернёмся в третий, и в четвёртый раз. Ты не ребёнок, ты зрелая и умная женщина. И сегодня ещё рассказываешь мне о том мужчине! Тебя на самом деле прельстило его обещание жениться?
Она высокомерно ответила:
— Я знаю, что он не обманывает меня. И доказательством тому служит его обещание не приближаться ко мне, пока мы не поженимся…
— Ты желаешь этого брака?
Она недовольно нахмурилась, а потом удивлённо спросила:
— Не не слышал разве, что я сказала? Я поражена тем, каким тугодумом ты кажешься сегодня. Но в любом случае, сейчас ты не в себе. Очнись от этого угрюмого состояния, что сам на себя беспричинно навлёк, и слушай меня в последний раз: я игнорировала того человека и его желания из уважения к тебе…
Ему хотелось узнать возраст того человека, но он не знал, как задать ей свой вопрос. Раньше он не считался с такими вещами, как молодость и старость, и потому после некоторых колебаний всё же спросил:
— Может быть, он из тех неопытных юнцов, что говорят, не подумав?
— Он не ребёнок, ему уже тридцать!
Другими словами, он был на четверть века моложе его самого. Оказаться впереди других хорошо во всём, кроме возраста. Ревность убивает нас без зазрения совести.
Она снова заговорила:
— Я игнорировала его, несмотря на то, что он обещал мне такую жизнь, о которой я мечтаю!
«Ты вся характером в свою тётку! Но даже Зубайда могла бы многому поучиться у тебя!..»
— Правда?…
— Позволь мне быть с тобой откровенной: я больше терпеть не могу такую жизнь…
«Вспомни ещё раз про муху и паука…»
— Правда?…
— Да, я хочу иметь спокойную жизнь вдали от греха. Или ты считаешь, что я заблуждаюсь?
«Ты пришёл сюда, чтобы учинить ей допрос, однако на чём ты стоишь сейчас? Это она тебя выгнала. И откуда только у тебя подобная кротость? Постыдись, сколько тебе ещё жить осталось? Ты вообще понимаешь, на что она намекает? До чего прекрасны волны, что сталкиваются друг о друга в час заката!»
Он долго молчал, и потому она снова тихо заговорила:
— Это никогда не рассердит тебя. Ты, прежде всего, богобоязненный человек, и не можешь помешать женщине жить по законам религии, как она того желает. Я не хочу быть седлом для каждого наездника, я не такая, как моя тётка. У меня верующее сердце, и я боюсь Аллаха. Это утвердило мою решимость встать на праведный путь и оставить грех…