Ясин же проявил твёрдость:
— Я не люблю ворошить прошлое, но клянусь головой отца и жизнью моего сына Ридвана, что сердце моё никогда не питало злобу ни к одному из обитателей этого дома; я всех вас любил и люблю так же, как и себя. Вероятно, шайтан ввёл меня в заблуждение. Человек подвергается и не такому. Однако сердце моё никогда не было порочным…
Амина положила руку на его широкое плечо и искренне сказала:
— Ты всегда был одним из моих детей. Не отрицаю, что один раз я разозлилась на тебя, но мой гнев прошёл, и слава Богу. Осталась лишь былая любовь к тебе. Это твой дом, Ясин. Добро пожаловать…
Ясин, благодарный ей, присел, а когда Амина ушла, сказал, обращаясь ко всем присутствующим:
— До чего прекрасна эта женщина. Поистине, Аллах не простит тех, кто причинит ей вред. Да проклянёт Аллах шайтана, что впутал меня однажды в такое дело, которое задело её чувства…
Хадиджа, многозначительно поглядев на него, сказала:
— Не проходит и года, как шайтан впутывает в тебя в какую-нибудь неприятность. Ты словно игрушка в его руках…
Он взглянул на неё, и глаза его словно молили о пощаде от её острого язычка. Зато Аиша заступилась за него:
— Это уже всё давно прошло и закончилось…
Хадиджа саркастически спросила:
— А почему ты не привёл с собой мадам, чтобы она развлекала нас в этот благословенный день?
Ясин с деланной гордостью ответил:
— Моя жена больше не развлекает людей на свадьбах. Она теперь дама во всех смыслах этого слова…
Уже серьёзным тоном, без следа сарказма, Хадиджа произнесла:
— Как жаль, Ясин. Пусть Господь наш дарует тебе покаяние и выведет тебя на прямой путь…
Словно извиняясь за откровенность своей жены, Ибрахим Шаукат сказал:
— Извините, господин Ясин, но что я-то могу поделать. Она же ваша сестра!
Ясин улыбнулся:
— Бог вам в помощь, господин Ибрахим!
Тут Аиша сказала, глубоко вздыхая:
— Теперь, когда Господь помог папе, скажу вам откровенно, что я никогда не забуду, пока жива, то, как он выглядел в первый день, когда я увидела его. Да не пошлёт Господь болезней никому…
Хадиджа искренне и воодушевлённо заметила в ответ:
— Без него эта жизнь не стоит и обрезка ногтя…
Ясин в волнении сказал:
— Он наше прибежище в любой беде. Он человек, как никто другой среди всех людей!
«А я?..», спросил себя Камаль. «Помнишь ли ты, как стоял в углу комнаты, окружённый со всех сторон отчаянием?.. И как разрывалось твоё сердце, когда ты видел как обессилила мать? Мы знакомы с понятием смерти, но если тень её покажется издалека, то земля завертится у нас под ногами. Но вместе с тем болезненные удары непрерывно будут следовать друг за другом, сколько бы близких людей мы не потеряли. Ты тоже умрёшь, оставив после себя надежды. Но жизнь так желанна, даже если ты испытываешь любовные муки».
Тут со стороны улицы послышался громкий звонок колокольчика прибывшего экипажа. Аиша бросилась к окну и выглянула сквозь створки наружу, затем горделиво обернулась и сказала:
— Важные гости прибыли!
В дом следовали один за другим многочисленные посетители. То были друзья, которые наполняли жизнь отца семейства: государственные служащие, адвокаты, сановники, торговцы. Лишь немногие из них не бывали в этом доме раньше. Другие же приходили сюда только как гости, которых Ахмад Абд Аль-Джавад приглашал на банкеты, устраиваемые им в особых случаях. Помимо тех и других некоторые лица часто можно было заметить в квартале ювелиров и на Новой дороге. Все они были его друзьями, но не относились к тому же классу, что и Мухаммад Иффат и его товарищи. Они оставались в доме недолго, соблюдая правила посещения больного. Но дети хозяина дома находили в этом повод для гордости всеми этими гостями, их экипажами и лошадьми с превосходными сёдлами и уздечками. Аиша, всё ещё продолжавшая наблюдать за ними, сказала:
— Ну вот и прибыли его любимые друзья.
До них донеслись голоса Мухаммада Иффата, Али Абдуррахима и Ибрахима Аль-Фара, которые смеялись и громко воздавали хвалу Господу. Ясин сказал:
— В мире не осталось таких друзей, как эти.
В ответ на его слова Ибрахим и Халиль Шаукат произнесли «Амин», а Камаль с грустью, которую никто не заметил, произнёс:
— Редко жизнь позволяет друзьям оставаться вместе так долго, как этим!
Ясин снова с удивлением сказал:
— Не проходило и дня, чтобы они не посетили дом. И покидали его в дни несчастья лишь со слезами на глазах…
Ибрахим Шаукат сказал:
— Не удивляйся. Они прожили вместе больше, чем вы живёте на свете!
Тут Хадиджа ушла на кухню, чтобы предложить свою помощь. Поток визитёров не прекращался. Пришёл Джамиль Аль-Хамзави после того, как запер лавку, за ним последовал Ганим Хамиду, владелец маслобойни в Гамалийе, затем Мухаммад Аль-Аджами, торгующий кускусом в Салихийе. Аиша внезапно воскликнула, указывая на улицу из окна:
— Шейх Мутавалли Абдуссамад! Интересно, сможет ли он подняться на верхний этаж?!
Шейх стал пересекать двор, опираясь на свою палку и время от времени покашливая, чтобы привлечь к своей персоне внимание тех, кто стоял у него на дороге. Ясин ответил:
— Он же может подняться на вершину минарета…, - затем, отвечая Халилю Шаукату, который спросил о возрасте шейха, указывая взглядом на свои пальцы…, - ему между восьмидесятью и девяноста! Но только не спрашивай о его здоровье!..
Камаль спросил:
— И он ни разу не был женат за всю свою долгую жизнь?
Ясин ответил:
— Говорят, что он был мужем и отцом, но его жена и дети были преданы милости Господа.
Аиша снова воскликнула, но не сдвинулась со своего места у окна:
— Глядите!.. Это же иностранец!.. Интересно, кто это?
Он пересекал двор дома, бросая вокруг себя нерешительные пытливые взгляды. На голове его была круглая соломенная шляпа, из-под полей которой виднелся рябой из-за оспы нос с горбинкой и взъерошенные усы. Ибрахим заметил:
— Он, по всей видимости, ювелир из квартала золотых дел мастеров!..
Ясин в замешательстве пробормотал:
— Но внешность у него как у грека. Интересно, где я уже видел это лицо?!
Пришёл слепой юноша в тёмных очках, которого вёл за руку мужчина из деревни; на голове у него куфия, одет в длинное чёрное пальто, из-под которого виднелся полосатый джильбаб. Ясин узнал их обоих с первого же взгляда, и был крайне удивлён. Слепым юношей был Абдо-цитрист из ансамбля Зубайды. А его спутником — владелец известной кофейни в квартале Ваджх Аль-Бирка по имени Аль-Хумайуни, вымогатель, грабитель, сутенёр, и тому подобное…
Тут послышался голос Халиля:
— Этот слепой — цитрист из ансамбля Зубайды-певицы!..
Притворившись удивлённым, Ясин спросил:
— А откуда он знает отца?
Ибрахим Шаукат улыбнулся и сказал:
— Твой отец старинный меломан, и нет ничего странного, что его знают все артисты!..
Аиша тоже улыбнулась, не поворачивая голову, чтобы скрыть улыбку. Ясин и Камаль увидели улыбку Ибрахима и догадались, на что он намекает. Наконец появилась Сувайдан, служанка семейства Шаукат, спотыкавшаяся при длинных шагах. Указывая на неё, Халиль пробурчал: «Ну вот и посланец нашей матери. Пришла, чтобы справиться о здоровье господина». Сама вдова покойного Шауката один раз навестила Ахмада, однако не могла повторить визит из-за напавшего на неё в последние дни ревматизма, заключившего союз против неё со старостью. Хадиджа вернулась с кухни с притворной жалобой, за которой скрывалось хвастовство:
— Нам не хватает только прислужника из кофейни, чтобы подавал кофе!..
Господин Ахмад сидел на кровати, облокотившись спиной о подушку, сложенную пополам, и натянув до самой шеи одеяло, тогда как посетители сидели на диване и стульях, расставленных вокруг кровати. Несмотря на всю свою слабость, он казался счастливым, ибо ничто так не радовало его, как быть в окружении друзей и слушать, как они соревнуются в любезностях и заверяют его в своей преданности. И хотя болезнь не принесла ему блага, он не отрицал и её пользы от того страха за него у братьев, что он обнаружил, и их страданий из-за его отсутствия на вечерних посиделках в кофейне, казавшихся пустыми без него, домашнего затворника. Ему словно хотелось получить ещё больше сочувствия, и потому он принялся рассказывать им о пережитых мучениях и скуке. Ради этого он позволил себе пойти на преувеличение и приукрашивание правды. Глубоко вздохнув, он сказал:
— В первые дни болезни я был убеждён, что мне пришёл конец, и начал произносить шахаду и читать суру «Аль-Ихлас» о неизменности Божьей, то и дело вспоминая вас, ожесточённый мыслью о расставании с вами…
Тут сразу несколько голосов сказали:
— Этот мир не был бы самим собой без вас, господин Ахмад…
Али Абдуррахим взволнованно сказал:
— Твоя болезнь оставила на мне такой след, который никогда не изгладится…
Мухаммад Иффат негромко произнёс:
— Ты помнишь ту ночь?… Бог ты мой, мы все поседели!..
Ганим Хамиду немного наклонился к кровати и сказал:
— Вас спас тот же, кто спас и нас от англичан в ночь, когда мы рыли траншею у ворот Баб Аль-Футух!
«О, то были счастливые дни, дни крепкого здоровья и любви. Фахми был таким одарённым, подающим надежды!»
— Хвала Аллаху, господин Хамиду!..
Шейх Мутавалли сказал:
— Я хочу спросить у тебя, сколько ты дал этому врачу без всякой справедливости?!.. Нет нужды отвечать, я всего лишь прошу тебя накормить друзей Божьих, что живут у мечети Хусейна…
Мухаммад Иффат своим вопросом оборвал его:
— А вы сами, шейх Мутавалли, разве вы не из числа друзей Божьих?!.. Поясните это…
Шейх продолжал говорить, не обращая внимания на его слова, постукивая палкой по земле при каждой новой фразе:
— Накорми друзей Хусейна, главой которых выступаю я, хочет того Мухаммад Иффат, или нет. Он тоже должен накормить их в знак уважения к тебе, начиная с меня. Ты должен выполнить предписанную тебе обязанность — совершить хадж в этом году. И как было бы замечательно, если бы ты взял меня с собой. Тогда вознаграждение Господне для тебя возросло бы вдвое…