услышал, как какой-то студент сказал:
— Нам следует соблюдать английский этикет или наброситься как стервятники на еду?
Другой студент с каким-то сожалением сказал:
— Ох, если бы тут не было леди Форстер!
Хотя уже был вечер, но погода стояла мягкая, несмотря на невыносимый июньский зной. Скоро Ахмад заметил так ожидаемую им стайку девушек у входа на веранду. Они пришли все вместе, словно сговорившись — четыре студентки со всего отделения. Алавийя Сабри появилась в своём тонком белоснежном платье, которое великолепно выделяло её в едином цвете, если бы не угольно-чёрные волосы. Тут Ахмад ощутил её присутствие рядом по соблазнительной поступи, словно была необходимость возвещать об этом. Его секрет уже давно стал секретом Полишинеля для всех окружающих… Он следил за ними глазами, пока они не уселись в свободном уголке на веранде. Затем подошли мистер Форстер и его жена, которая обратилась к студентам и, указывая на девушек, спросила:
— Вас необходимо представить друг другу?
Поднялся хохот, и профессор — необычайная личность, — несмотря на то, что ему было уже под пятьдесят, сказал:
— Лучше будет вам представить их мне!
Студенты снова захохотали, пока мистер Форстер не заметил:
— Примерно вот в такое же время каждый год мы покидали Египет и отправлялись на каникулы в Англию. Но на этот раз не знаем, увидим ли мы ещё раз Египет или нам уже не доведётся сделать этого!..
Жена перебила его:
— Даже не знаем, увидим ли мы Англию!..
Студенты поняли, что она намекает на опасность, которую представляли подводные лодки. Сразу несколько голосов ответили ей:
— Удачи вам, госпожа…
Профессор заговорил снова:
— Я увезу с собой прекрасные воспоминания о нашем факультете социологии, и о тихом прелестном поместье в Маади, и буду дорожить памятью даже о ваших дурачествах!
Ахмад вежливо сказал:
— Память о вас останется навечно с нами и будет развиваться вместе с нашим интеллектом…
— Благодарю…, - затем он улыбнулся, обращаясь к жене… — Ахмад — настоящий молодой академик, как и следует, хотя у него есть некоторые идеи, которые обычно вызывают проблемы в его стране!
Один из однокурсников Ахмада пояснил:
— То есть он коммунист!
Дама с улыбкой вскинула брови, а мистер Форстер многозначительно сказал:
— Это сказал не я, а его товарищ!
Затем профессор поднялся и произнёс:
— Пришло время чаепития, и не следует упускать момент. Позже у нас будет вдоволь времени для бесед и развлечений…
Стол был сервирован работниками известного в Каире ресторана «Джаруби», и официанты стояли рядом, готовые обслуживать гостей… Госпожа Форстер сидела за одним концом стола посреди девушек, а профессор сидел сидел с другой стороны и, поясняя правила рассадки за столом, сказал:
— Нам хотелось, чтобы вы сидели за столом рядом друг с другом, но потом решили проявить уважение к восточному этикету. Не так ли?
Один из студентов решительно возразил:
— К сожалению, мы это заметили, профессор!
Официант разлил по чашкам чай и молоко, и началось чаепитие. Ахмад украдкой наблюдал за Алавийей Сабри и заметил, что она была более опытной в правилах столового этикета, чем её коллеги и меньше всех смущалась. Она, казалась, привыкла к общественной жизни и вела себя непринуждённо, словно дома. Наблюдать за тем, как она поглощает сладости ему было даже приятнее, чем есть их самому. Она была ему дорогим другом, который отвечал взаимностью на его дружеское расположение, но не позволял ему перейти границы. Ахмад сказал себе: «Если сегодня я упущу свой шанс, то это конец!..» Госпожа Форстер повысила голос и сказала:
— Вижу, что война не мешает вам лакомиться сладостями!
Один из студентов прокомментировал её слова:
— По счастливой случайности, надзор властей не дошёл ещё до чая!
Мистер Форстер склонился к уху Ахмада — тот сидел слева от него — и прошептал:
— Как вы проводите свои каникулы?.. Я имею в виду, что вы читаете?
— Много об экономике и мало о политике. И ещё пишу кое-какие статьи в журналы.
— Советую вам поступать после получения диплома бакалавра в магистратуру.
Ахмад, дожевав пирожное, сказал:
— Возможно, позже. Я начну работать в журналистике. Это мой давний план.
— Отлично!
Его дорогая подруга беседовала с госпожой Форстер. Как же быстро она совершенствовала свой английский! Розы и остальные цветы расцвели алым цветом, словно влюблённое сердце.
«Только в свободном мире любовь могла расцвести, словно цветок. Любовь может быть абсолютно естественной эмоцией только в коммунистической стране».
Мистер Форстер заявил:
— К сожалению, я не смогу продолжить изучать арабский, а мне бы так хотелось прочитать «Лейлу и Меджнуна» без помощи кого-либо из вас!..
— Да, грустно, что вы прервёте свою учёбу!..
— Продолжу только если позволят обстоятельства в дальнейшем…
«А тебе самому, возможно, придётся учить немецкий. Разве не смешно будет, если бы Лондон стал свидетелем демонстраций, требующих эвакуации иностранных войск, а ты бы участвовал в них с призывами? Характеру англичан свойственен шарм, но шарм моей дорогой подруги просто непревзойдённый. Однако солнце вскоре зайдёт, и ночь впервые застанет нас в одном месте, и если сегодня я не воспользуюсь этим шансом, то это будет конец!» Он спросил профессора:
— А что вы будете делать по прибытии в Лондон?
— Меня пригласили работать в сфере вещания.
— Значит, мы будем по-прежнему слышать ваш голос.
«Простительная любезность в этой компании, которую украшает моя подруга. Но мы здесь слушаем только немецкое радио. Наш народ любит Германию, пусть даже из-за ненависти к англичанам. Колониализм — это верхушка капитализма, его заключительная стадия. Наше собрание у профессора создаёт простор для раздумий, и хотя мы склонны оправдывать его благодаря его интеллектуальному духу, однако существует конфликт между нашей любовью к нему самому и нашим отвращением к его национальности. Надеемся, что война положит конец и нацизму, и колониализму. И тогда я отдамся одной только любви».
Они вернулись на веранду, где были зажжены фонари, и госпожа Форстер тут же сказала:
— Вот и пианино. Кто-нибудь почтит нас своей игрой?
Один студент попросил её:
— Будьте любезны, сыграйте вы для нас…
Она поднялась с лёгкостью молодости, которая вот уже много лет как покинула её, села за пианино и открыла какие-то ноты, начав играть. Никто из студентов не был знаком с западной музыкой и не имел к ней пристрастия, но все внимательно слушали ради приличия и любезности. Ахмад попытался извлечь из своей любви магическую силу, которая бы открыла перед ним закрытые дотоле двери в эту музыку, однако он позабыл о мелодии, едва взглянув украдкой на лицо девушки. Один раз глаза их встретились и они обменялись улыбкой, которая не скрылась от остальных. Опьянённый восторгом, он сказал себе: «Да, если я упущу свой шанс сегодня, то это конец». Сразу после того, как госпожа Форстер закончила играть, один из студентов исполнил восточную мелодию, затем все отдались беседе, которая продолжалась довольно долго.
И когда на часах уже было около восьми вечера, студенты попрощались с профессором и начали расходиться. У извилины дороги в эту чрезвычайно прекрасную и нежную ночь Ахмад прильнул к высоким деревьям, скрытым в тени, пока не увидел, как она в одиночку идёт по улице в сторону своего дома. Он выскочил из-за поворота, преградив ей дорогу. Она в изумлении остановилась и спросила:
— Разве вы не ушли с остальными?
Он сделал глубокий выдох, словно чтобы дать выход кипевшим в груди чувствам, и спокойно ответил:
— Я отстал от каравана, чтобы встретиться с вами!
— Интересно, и что они подумают о вас?
Он пренебрежительно ответил:
— Это их дело!
Она медленно пошла, а он пошёл рядом. И тут его длительное терпение дало свои плоды. Он спросил её:
— Прежде чем вернуться, я хочу спросить вас: позволите ли вы мне посвататься к вам?
Она подняла на него свою прелестную головку, словно в ответ на такой сюрприз, однако не вымолвила ни слова, как будто ей нечего было сказать. Улица была пустынной, а свет от фонарей тускнел за синей краской — мерой предосторожности при воздушных налётах.
Ахмад снова заговорил:
— Позволите ли вы мне?
Тихим голосом, в котором проскальзывал упрёк, она ответила:
— Эта ваша манера разговаривать просто ошеломила меня!
Он мягко рассмеялся и сказал:
— Прошу прощения за это. Я просто думал, что наша долгая дружба позволит мне говорить откровенно и не смутит вас.
— Вы имеете в виду нашу дружбу и взаимопомощь в учёбе?
Ему не понравились её слова, однако он произнёс:
— Я имею в виду свои тайные чувства, которые приняли форму дружбы и взаимопомощи в учёбе, как вы выразились!..
Весёлым, но всё же тревожным голосом она сказала:
— Ваши тайные чувства?!
Он с искренним упрямством пояснил:
— Я имею в виду свою любовь! Любовь не скрыть. Обычно мы не говорим о ней открыто, но счастливы, когда слышим признание…
Помедлив, чтобы вернуть самообладание, она сказала:
— Всё это такой сюрприз для меня…
— Мне жаль слышать это…
— Почему вам жаль? На самом деле я и не знаю, что сказать…
Он рассмеялся:
— Скажите: «Я разрешаю вам», а остальное предоставьте уже мне…
— Но… Но… Я ничего не знаю. Простите. Мы и впрямь были друзьями, но вы не заговаривали со мной о… Я имею в виду, обстоятельства не позволили вам рассказать мне о себе!..
— А разве вы не знаете меня?
— Конечно, я знакома с вами. Но есть другие вещи, которые вам следует знать…
«Наверное, вы имеете в виду традиционные вещи? Они более подходят для сердца, которое никогда не было в плену у любви!..»
Он почувствовал раздражение, но от этого стал ещё более настойчивым:
— Всё придёт со временем…
Полностью восстановив над собой контроль, она спросила: