Ясин снова задал вопрос:
— А ещё что они сказали тебе?
Камаль наивно ответил:
— Они спросили меня… Есть ли у нашем доме девушки?
Впервые с момента возвращения Камаля они обменялись серьёзным взглядом, затем Фахми с интересом спросил:
— И что ты им ответил?
— Я ответил, что сестрица Аиша и сестрица Хадиджа вышли замуж, но они не поняли меня, и я сказал, что дома есть только мама. Тогда они спросили меня, что значит «мама», и я сказал!..
Фахми посмотрел на Ясина так, словно хотел сказать: «Ну, ты видел, что мои дурные предположения были к месту?», затем насмешливо произнёс:
— Они дали ему шоколадку не ради довольства Аллаха…
Ясин ответил на это вялой улыбкой и пробормотал еле внятно:
— Ну, значит, нечего тут волноваться…
Он не желал рассеять сгустившиеся над ними тучи и спросил Камаля:
— И как это они попросили тебя спеть?
Камаль со смехом сказал:
— Во время разговора один из них тихо запел, и тогда я попросил их послушать мой голос..!
Ясин расхохотался:
— Ну и отважный ты парень!.. Разве тебе не страшно было, когда ты находился чуть ли не под ногами у них?
Камаль похвастался:
— Ни разу… — затем с воодушевлением… — До чего они симпатичные!.. Я никогда не видел настолько красивых людей. Синие глаза… Золотистые волосы… Белая как снег кожа… Похожи на сестрицу Аишу!..
Он вдруг пошёл в учебную комнату и поглядел на портрет Саада Заглула, который висел на стене рядом с портретом хедива, Мустафы Камиля и Мухаммада Фарида… Затем вернулся и сказал:
— Они намного красивее даже, чем Саад-паша…
Фахми с сожалением покачал головой и произнёс:
— Ну и предатель же ты…! Они купили тебя за плитку шоколада… Ты уже не маленький, чтобы можно было простить тебя за такие слова… Одноклассники твои каждый день погибают, а ты… Как не стыдно…
Умм Ханафи принесла жаровню, кофеварку, чашки и банку с кофе… Амина принялась готовить кофе для их традиционных посиделок. Всё вернулось к своему истоку, однако Ясин задумался о своей сердитой супруге. Когда Камаль наклонился и вытащил шоколадку из кармана, и начал разворачивать розовую блестящую обёртку, казалось, от суровых выговоров Фахми не осталось и следа. В сердце его были лишь любовь и радость…
60
Семейная проблема Ясина обострилась до такого опасного предела, которого только можно было ожидать. Прежде чем сам господин Ахмад узнал о ней, Мухаммад Иффат явился к нему в лавку на следующий же день после того, как Зейнаб вернулась в отчий дом. И ещё не пожав руку, которую приветственно протянул ему Ахмад, сказал:
— Господин Ахмад… Я пришёл к вам с просьбой… Зейнаб сегодня же вечером должна получить развод, если возможно…
Ахмад был ошеломлён. Да, ему, конечно же, крайне неприятно было поведение Ясина, но и в голову не приходило, что такой достойный человек, как Мухаммад Иффат будет требовать развода для своей дочери. Он и не предполагал, что подобные «промахи» сына приведут к окончательному разводу. Более того, у него не укладывалось в сознании, что требование о разводе вообще может исходить от женщины, и потому казалось, что мир словно перевернулся с ног на голову, и не верилось, что его собеседник говорит о разводе всерьёз. Мягким тоном, которым он уже давно научился пленять сердца товарищей, он произнёс:
— Эх, если бы сейчас с нами рядом были братья, которые бы стали свидетелями ваших жестоких слов, которыми вы бросаетесь в меня… Слушайте меня внимательно… Во имя нашей дружбы… Я запрещаю вам упоминать о разводе…
Затем он пристально посмотрел в лицо друга, чтобы узнать, настолько глубоко того тронули его слова, но обнаружил, что он нахмурился, словно предупреждая о твёрдо принятом решении, и почувствовал всю серьёзность ситуации и пессимизм… Он предложил ему присесть и сам сел рядом. Лицо господина Иффата стало ещё более мрачным. Ахмад хорошо знал друга благодаря своей неукротимой выдержке: когда на того нападал гнев, он уже не верил в дружбу и всякие любезности, забывая обо всех узах родства и привязанности. Ахмад сказал:
— Скажите: «Нет Бога, кроме Аллаха»… И поговорим спокойно…
Мухаммад Иффат заговорил наконец, но таким тоном, словно заимствовал его в огне своего гнева, от которого даже щёки раскалились докрасна:
— Дружбе нашей ничего не угрожает. Давайте оставим её в стороне… Ваш сын Ясин не живёт с ней. Это выяснилось уже после того, как я обо всём узнал. Сколько же ей, несчастной, пришлось терпеть!.. Она долго носила в себе эту тревогу и всё утаивала от меня. А затем всё стало известно в один миг… Он все ночи проводил в развлечениях и возвращался домой под утро, наталкиваясь на стены в пьяном виде. Он унижал её и отвергал. Долго ли могла она терпеть такое?!.. И чтоб ещё застукать его в своём доме и со своей же служанкой! — Он плюнул на пол… — С чёрной рабыней!.. Моя дочь не для этого создана… Ну уж нет, клянусь Господом небес. Вы для меня самый почтенный из всех… Нет уж… Клянусь Господом небес. Не буду я Мухаммадом Иффатом, если стану замалчивать такое…
История повторялась. Но что-то новое поразило его в ней, даже потрясло, когда друг сказал «…возвращался домой под утро, наталкиваясь на стены в пьяном виде»!.. Неужели он тоже узнал дорогу в кабак?!.. Но когда?… И как?!.. Ох, время не позволяет подумать об этом или даже встревожиться. Требуется успокоиться и сдержаться. Чтобы овладеть ситуацией и избежать поворота к худшему… Тоном сожаления он произнёс:
— То, что так огорчает вас, меня огорчает вдвойне. К несчастью, я ничего не знал и даже не подозревал о подобной беде, что вы мне поведали. О Боже, последний инцидент стал ему карой за то, что он сделал с ней. Кроме меня, никто другой не заслуживает подобного. Но что я могу сделать?… С малолетства я наказывал его за проступки. Но как бы мы ни хотели, а есть ещё мир с его бесами, и этот мир глумится над нашими решениями и развращает наше чистое потомство.
Избегая смотреть Ахмаду в глаза и глядя куда-то в область плеча, Мухаммад Иффат произнёс:
— Я пришёл не за тем, чтобы обвинять вас или предъявлять претензии. Вы пример отца для подражания, и с вами нельзя соперничать…, но это не меняет грустной истины: Ясин стал таким, каким я не хотел его видеть, и в такой ситуации он не годится для семейной жизни.
Ахмад с упрёком сказал:
— Потише, потише, господин Мухаммад..!
Поправляя себя, но тем не менее настаивая на прежнем мнении, тот произнёс:
— В любом случае, он не годится в мужья моей дочери, и ещё найдёт ту, которая примет его, несмотря на все недостатки, но только не моя дочь. Она не создана для этого… Вы же лучше всех знаете, как она мне дорога…
Ахмад придвинул голову к голове Мухаммада и тихо сказал, будто маскируя улыбку:
— Ясин не такая уж редкость среди мужей. Сколько ещё таких пьёт и буянит!
Мухаммад Иффат нахмурился, чтобы прогнать подозрения насчёт слов товарища, что напрашивались на шутку… И сухо сказал:
— Если бы вы имели в виду всех наших друзей или конкретно меня, тогда всё верно: я и пью, и гуляю и буяню, но я… Нет, мы все не пятнаем себя такими грязными поступками!.. Чёрная рабыня!.. Неужели это то, на что обрекли мою дочь — быть одной из жён?!.. Ну уж нет… Нет, клянусь Господом небес… Она не будет его женой, а он не будет ей мужем никогда…
Ахмад понял, что Мухаммад Иффат, по всей видимости, как и его дочь, готов простить Ясину многое, кроме этой чернокожей рабыни. Он ведь знал, что тот из турецкого роду-племени, а значит, упрям, как мул. Тут он вспомнил слова одного из друзей, Ибрахима Аль-Фара, когда всем стало известно его намерение попросить руки Зейнаб для Ясина. Он тогда сказал ему:
— Эта девушка — благородного происхождения. Дочь нашего брата и любимого друга — наша дочь. А вы задумывались, как она дорога своему отцу?… Думали вы о том, что Мухаммад Иффат не позволит и пылинке упасть на неё?!
Но несмотря на всё это, он не мог судить по чужим критериям, и всегда гордился тем, что Мухаммад Иффат хоть и был ужасен в гневе, но не гневался на него лично ни разу за все годы их долгой дружбы!.. Он сказал:
— Потише. Вы же знаете, у всех нас одна основа, даже если детали и разные!.. Чёрная рабыня или певица… Разве и та, и другая не женщины?!
Ярёмные вены на шее Мухаммада Иффата раздулись, и он ударил кулаком по столу… И взорвался от гнева:
— Вы сами не принимаете свои слова всерьёз!.. Служанка это служанка, а госпожа это госпожа. Почему вы тогда не берёте себе в любовницы служанок?!.. Ясин ничуть не похож на своего отца, и я сожалею о том, что моя дочь беременна. Как же мне противно, что у меня будет внук, в венах которого течёт грязная кровь!..
Последняя его фраза причинила Ахмаду острую боль, и он разозлился по-настоящему, однако смог заглушить свой гнев, собрав всё своё благоразумие и мягкость, за которое его так любили друзья и любовницы. Такая кротость среди товарищей не имела себе равных, равно как и гнев его среди родных… Наконец он тихо сказал:
— Предлагаю вам отложить этот разговор на другое время…
Мухаммад Иффат сердито сказал:
— Прошу исполнить мою просьбу как можно скорее…!
Ох… Возмущение Ахмада достигло своего предела. Развод как таковой не был для него неприемлемым решением; он лишь опасался за вековую дружбу с Мухаммадом Иффатом с одной стороны, и тяготился своим поражением, с другой. Разве не у него просят люди помощи в посредничестве, чтобы он уладил ссоры и соединил порванные узы любви и брака?!.. И как ему принять своё поражение, когда он защищает сына, и при этом согласиться на развод?!.. Что стало с его кротостью?.. Куда подевалась его находчивость?.. Где его такт?..
— Я породнился с вами, чтобы укрепить между нами узы дружбы… И как мне теперь согласиться на то, чтобы они ослабли?..
Мухаммад Иффат порицающим тоном сказал:
— Наша дружба под надёжной защитой!.. Мы не дети, но моя честь не должна быть затронута…
Ахмад мягко произнёс:
— Но что скажут люди о таком браке, который оборвался на первый же год?