– Ну и как я тебе? – она подпрыгивала от волнения и вертелась перед зеркалом в зале.
– Супер, супер. Я даже не ожидал. Очень мило выглядишь, фигура подчеркнута и ноги у тебя отличные. И расцветка тебе к лицу. Сорокапятилетняя старший констебль Андерсен от этих слов чуть не выпрыгнула из миниюбки. Она снова нырнула в примерочную, переоделась в то, в чем пришла и радостно понесла новые вещи на кассу.
– Знаешь, я тоже бы хотел кое что примерить. Тебя не затруднит?
– Что ты, конечно, нет.
Они спустились в бутик, где Якобсен отложил себе пиджак. В примерочной он снял куртку, и старый видавший виды пиджак и надел новый.
– Неплохо, но чего-то не хватает. Почему ты не носишь яркие галстуки, Адриан?
Погоди, вот этот. Она выхватила из стойки с галстуками один очень оригинальный и тремя ловкими движениями сделала виндзорский узел. Приложила к пиджаку.
– Надевай!
Из зеркала на Адриана смотрел его двойник, немного помолодевший, в стильном прикиде менеджера серьезной фирмы, но не полицейского следователя из провинции. – Все, старый пиджак долой! Отлично выглядишь!
– Уговорила, беру. Еще и вот эту рубашку, пожалуй.
– Нет, уж лучше голубую.
Он расплатился и они покинули “Стин” не без удовольствия.
– Я себя чувствую просто на седьмом небе! Адриан, а почему бы нам не отметить это дело? Якобсен отдаленно ощутил некоторое волнение.
– А что ж и отметим. На Киркеристен есть такая тайская кафешка, просто чудо. Старший констебль Андерсен не возражала. В приподнятом настроении они преодолели километр и припарковали серебристый форд на другой стороне улицы. В кафе любимый столик оказался свободен, они заказали мясное ассорти, разных соленостей и бутылку Red Label. После двух рюмок волнение улеглось и он поведал Марике о том, как он собирался купить себе пиджак в Аркаден, а тут в “Стине” случилось убийство, и старший констебль вернула расслабившихся мужиков на работу. А еще он достал из внутреннего кармана пластиковый конверт, в котором лежала кредитная карта.
– Угадай, что это такое?
– Я бы сказала, что какой-то чудак держит свою кредитку в пакетике. Она засмеялась и повертела пальцем у лба.
– А вот и нет. Я соскрёб этой картой немного пыли с костюма, который нам показывал Стиг. У Нюквиста есть образцы пыли с места преступления и с технологического этажа.
– Это незаконно, в суд с этим не пойдешь!
– Не пойду, но если Стиг врёт, и подменит спецодежду, мы его в два счета расколем.
Завтра же получу ордер.
– Наливай, – она наколола на вилку корнишон, – вряд ли ты получишь ордер. Они смеялись, после пятой порции вообще развеселились и даже станцевали под кантри. Потом виски закончился, а Марика была в ударе.
– Мне далеко ехать, а я уже много подняла. И хочется продолжить!
– А мы никуда не поедем, а пойдем ко мне. У меня есть еще полбутылки уокера. Так как? Они вывалились на улицу, пока шли по Тронхеймсвейен хохотали, обнимались, целовались.
– Вот и мой дом, милый дом, – он отпер подъезд и они вместе преодолели из последних сил десять ступенек лестницы. Как только они оказались в прихожей за закрытой дверью, вся одежда буквально сама полетела с них на пол, оставшись в одной майке, Адриан отнес возбужденную Марику в свою постель.
Раздел 17Карл
– Ты все классно придумал! Боже мой, я увижу Неаполь, и Помпеи, суровый Везувий, Рената прильнула к широкой груди Карла, – я никогда не была в Италии.
– В Неаполе мне приходилось быть в 1980 году на гастролях. К тому времени мы еще не подготовили “Снежную королеву”, просто папа и мама выступали там со своими номерами. Я толком не увидел город, почти все время провел в цирке за кулисами. Помогал ухаживать за животными, выполнял разные поручения. Только раз все вместе мы спустились в порт и прогулялись по набережной. Везувий видели.
– Мы едем ко мне, а ты же хотел встретить Рождество дома? Рождество и Новый Год домашние праздники.
– А для меня, где ты, там и дом, там и радость. Наша квартира, где умерла мама, наводит на меня черную тоску. Ничего из того хорошего, что было, не осталось.
– Я помню твою маму. Жаль, что все так сложилось, её болезнь. Она была творческой личностью, постоянно изобретала новые трюки, наверное, в цирке иначе нельзя.
– Полно, не будем о грустном.
– Я так рада, что мы едем к морю. Я одна ни за что бы не выбралась, боюсь путешествовать, вот с тобой совсем другое дело. Купаться сейчас, правда, холодно, но там столько всего интересного! Рената жила с отцом на Хоффс вейен за парком Фрогнер. Зимой это место выглядело весьма уныло. Редкие голые деревья, краснокирпичные коробки домов, пустынные улицы. В километре отсюда, в парке скульптур Вигеланда прогуливались сотни туристов, жаждущих увидеть статуи символизирующие плотскую любовь. Рената не была в восторге от этих скульптур и от обелиска – фаллоса, и Карл разделял ее мнение. Любовь, секс, дети, так обильно представленные в скульптурах, все это должно было относиться к таинству отношений между мужчиной и женщиной и не выставляться для публичного просмотра.
В свои тридцать два года молодая женщина побывала неудачно замужем, защитила кандидатскую диссертацию по биологии, и имела лицензию ветврача. В основном, её пациентами были лошади, а клиентами тренеры. Рената любила цирк и цирковых животных, хотя, чаще всего, они вызывали у нее чувство жалости. Особенно больно было усыплять безнадежно больных животных, которые получили тяжелые ранения от людей. А с другой стороны, вытащенное с того света живое существо радовало ее и наполняло жизнь особым, только ей понятным смыслом. Ради этого она и занималась с больными животными. Отец Ренаты, шестидесятилетний вдовец Свен Одегард держал магазин спортивных товаров в Скёйене и специализировался на рыболовных снастях. Кроме того у него можно было купить лыжи, коньки, хоккейные клюшки всех видов, шайбы, мячи и ракетки. В межсезонье продажи падали, и он справлялся в магазине один, но ближе к началу сезона рыбной ловли Свен нанимал женщину для работы на кассе. Рената любила отца, и в свой выходной тоже помогала ему в магазине как могла. Это было для неё и сменой обстановки и радостью общения. Они абсолютно доверяли друг другу. Если Свен задерживался или собирался остаться ночевать в магазине, он обязательно предупреждал Ренату по телефону, чтобы она не волновалась. Господин Одегард знал о новом увлечении Ренаты и не испытывал восторга по этому поводу, но не подавал виду: пусть будет, что будет. Они только к восьми часам вечера добрались до дома Одегардов. В окнах на восьмом этаже не было света, “амазон” не стоял во дворе – отец сегодня уже не приедет. Карл уже не раз оставался ночевать у Ренаты. Эта девушка, красивая, образованная и строгая, так страстно откликалась на его поцелуи и ласки. Он влюбился в неё как мальчишка в красавицу-фотомодель и то, что она ответила ему взаимностью значило для него очень много. Она не обладала внешностью модели, высоким ростом и длинными ногами, в ней было в меру всего, она просто была милой и любимой. Теперь, когда кошелек Карла благодаря “Стину и Строму” поправился в размерах, он стал покупать Ренате цветы и дорогие книги, мог сводить ее в приличный ресторан. При этом Карл старался не выглядеть нуворишем, и деньги тратил осторожно. Его главным богатством были не красота и наличие средств, а обаяние, артистическое и повседневное, унаследованное от отца и матери.
– О чем задумался? – спросила Рената, выходя из кухни.
– Разглядываю твою библиотеку. Тут столько книг о животных!
– Я сама себе завидую, а посидеть с книжкой не всегда удается. Мне иногда кажется. что я себе не принадлежу, на работе я нужна подопытным крысам, моим лошадкам, электронному микроскопу, дома – тебе или отцу, в результате у меня нет времени на книги. Ох, надо проверить, не горит ли наш ужин, вот видишь, на это тоже нужно время. Девушка встрепенулась и убежала на кухню. Сегодня она хотела побыть с ним вдвоем, к черту все эти рестораны и кафе, в которых иногда чувствуешь себя подопытной крысой: а что это они принесли на ужин? Чем так красиво помазали тарелку? Это, действительно можно есть? Рядом сидят чужие люди, смотрят, что тебе подают. Сегодня так не будет. Только он и она. Она улыбнулась своим мыслям, и перевернула на сковороде телячьи отбивные. Соус уже готов, его надо перемешать, как следует и можно подавать. Она мелко порезала зелень на дощечке и посыпала ей вареный картофель, добавила в блюдо соус. Достала из холодильника бутылку белого немецкого рислинга, потом передумала и взяла красное, “берег Роны”. Часы показывали уже половину десятого, вечер перешел в ночь.
Раздел 18Герда. Паническая атака
Кай не пришел в десять вечера, как обещал. Я сижу на кухне с бутылкой шампанского и дрожу от страха. Я боюсь, что с ним что-то случилось, что его арестовали, что наша старенькая малолитражка опять попала в аварию. Я клюю носом и засыпаю на несколько минут, затем снова просыпаюсь, и накручиваю себя. Выглядываю в окно, в свете фонаря видно, как ветер несет снежную взвесь. Прогуливаются парочки, крепко выпившие в кафе, чью-то машину заносит снегом. Я снова засыпаю, просыпаюсь в кресле в три часа ночи, перестаю ждать Кая и перебираюсь в свою постель. Он приходит только в десять утра.
– Извини, что так получилось. Я выпил у Ренаты, поздно уже было ехать. Хочешь, Новый год мы проведем вместе?
– С тобой могло что-то случиться. Мне уже несколько дней страшно, а ты не понимаешь? – я перехожу на крик, но вспоминаю про соседей и умолкаю. Отворачиваюсь лицом к стене и сдерживаю слезы.
– Ну что ты заводишь себя? Разве я когда-нибудь подводил тебя?
– Только что подвел! Обещал быть со мной на Рождество.
– Ты что, уж не ревнуешь ли? – брат тормошит меня.
– Нет, Рената хорошая. Я радуюсь за вас, дурачок. Там шампанское еще осталось… Он идет на кухню и наливает шампанское в чайную чашку, потому что лень доставать из коробки бокал.