– Мы между молотом и наковальней, я вас поздравляю. Извините, я должен позвонить эксперту, – он глянул на часы. Адриан спустился в зал к своему столу. Хильде, вдохновленная нежданной помощью двух горилл Бернхольма, уже покинула свое рабочее место, отправившись на поиски лаборатории, в которой пропала ампула с ронзиотрансзепамом.
– Алло, Нюквист, что скажешь насчет образцов пыли?
– Твой соскоб и пыль на спецовке, принесенной из магазина идентичны. А вот с образцом пыли с места преступления или технологического этажа они не совпадают. Это совершенно другая пыль! Пыль со второго этажа содержит много частиц цемента, а пыль с технологического этажа совершенно другая и в ней встречаются частицы дерева и металла.
– Чёрт! Ты расстроил меня, но все равно, огромное спасибо, дружище! Отрицательный результат тоже дает пищу для размышлений.
– Я бы сейчас на твоем месте думал о другой пище. Ты на часы посмотри. Время ланча было на исходе. Якобсен вернулся в комнату для просмотра.
Раздел 22Хильде Робертсон
В запасе у Хильде было еще три с половиной часа времени для визита в лаборатории расположенные в относительной близости от центра. Констебль Робертсон заняла пассажирское сиденье в автомобиле Голдмана, а Арно выехал по другому адресу из списка. Связь договорились держать через Бригге. В первой же лаборатории государственной ветеринарной службы их ждал неприятный сюрприз: сотрудники отмечали день рождения своего начальника… После того, как Хильде нажала кнопку звонка у входной двери прошло минуты три. Затем дверь распахнулась и они увидели рослую девицу в белом халате и туфлях на высоком каблуке. В руке она держала сигарету.
– Вот, здесь же совершенно отчетливо написано, мы сегодня не принимаем. Никаких кошечек и собачек. Обращайтесь в дежурную, можно вызвать на дом.
– Начальник твой здесь? – Хильде отодвинула девицу и вошла в коридор. В комнате, которая в обычное время служила приемной, стояли составленные вместе столы, уставленные бутылками и остатками угощения. Здесь было накурено так, что дым ел глаза. В основном за столами сидели женщины, лишь двое мужчин разбавляли эту компанию. Во главе стола, очевидно, сидел начальник, который мгновенно отреагировал на визит незнакомки, стряхнув со своего колена абсолютно нетрезвую лаборантку.
– Я могу поговорить с господином Густавом Бонне? Полиция Осло, Хильде Робертсон!решительно представилась молодая женщина.
– Я господин Бонне, – услышала Хильде из другого конца комнаты. К ней подошел крепкий сутуловатый тип с бородкой. В отличие от всех остальных, на Бонне был не медицинский халат, а весьма дорогой костюм.
– Мы сегодня от-т-мечаем мой день рождения, ты можешь п-поприсутствовать, начальник немного заикался. Он не был сильно пьян и Хильде, уведя его в коридор, изложила цель своего визита.
– Наши лекарственные средства находятся в запертой комнате в опечатанном сейфе, а ключи от нее я сегодня для пущей безопасности оставил дома. Так положено по инструкции в выходные дни, – заявил Бонне, – так что, дорогая моя, присоединяйся к нашей к-компании, а послезавтра я вышлю тебе список лекарственных препаратов факсом.
– А вот это, – она указала на комнату, тоже по инструкции? Нет, так не пойдет, Бонне ты сейчас же прекращаешь этот шабаш ведьм, мы едем к тебе домой за ключами, и смотрим твой сейф с ампулами. Из комнаты донеслось нетрезвое скандирование: Густав! Густав! Густав!
– Хорошо, хорошо я предоставлю список прямо сейчас, – взмолился Бонне, мне придется звонить суп-пруге, а это очень неприятно. Он вошёл в комнату, где его ждали один лаборант и восемь сотрудниц и сделал им знак сидеть тихо, затем набрал домашний номер и попросил выслать факсом документ от двадцать третьего декабря. Через пять минут Хильде держала в руках три страницы факса, представлявшие собой копию реестра остатков лекарственных средств на конец 1984 года. Бумага была вполне официальной, с фирменной шапкой, начальственной подписью и печатью. Она пробежала глазами документ и осталась вполне удовлетворенной результатом: искомый препарат отсутствовал, он не поставлялся в такие организации вообще.
– Ты позволишь мне позвонить? – Хильде погрозила пальцем сидящим за столом и, не дожидаясь ответа, набрала номер управления.
– Бригге, запиши: по адресу “номер один” препарат в списке отсутствует. Арно звонил?
– Да, он пять минут назад звонил. Едет в третий адрес, во второй ему попасть не удалось. Она заглянула в свой список адресов.
– Еду в четвертый адрес, передай Арно, что на сегодня заканчиваем проверку. Скоро все закроется. Она с удовольствием покинула лабораторию и, усевшись на пассажирское сиденье в ауди Голдмана, скомандовала:
– В Софиенберг!
Раздел 23Герда
Я сижу в нашей машине и жду, когда вернется Карл. Мы в самом центре, около вокзала. Брат стоит у забора, за которым ряды железнодорожных путей. Если он не придет, мы уедем ни с чем, и маме станет совсем плохо. Вот, этот маленький ушастый человечек подходит к забору с другой стороны и делает Карлу знак. Братишка просовывает две купюры сквозь отверстие в решетке, человек внимательно изучает их и передает ему пластиковый пакетик, а потом исчезает за одним из вагонов. Карл садится в машину.
– Как ты узнал про это место? Они же просто так не показываются, эти гоблины.
– Санни мне рассказал. Он давно берет кокаин у этого типа, тут тихо, посторонних глаз нет. Санни – наш осветитель, солнышко. На самом деле его зовут Александр Штейнберг. Санни из богатой семьи, а в цирке работает просто потому, что любит цирк. Он даже учился в университете, только бросил. С нами ему интересно, но без кокаина он уже не может. Мы с ним по очереди несём деньги к этому проклятому забору. Мы едем домой, Кай ругается, что испачкал брюки мазутом в траве около железной дороги, что мы просадили уже кучу денег на дурь, что надо было маму тогда зимой не слушать и устроить в больницу.
– Ну и как ты себе представляешь “не слушать маму”. Её невозможно не слушать. У нас есть Линда и мы в ответе за нее. Отец неизвестно где, на письма не отвечает. Я тебя боюсь потерять, ты женишься на Ренате, а я что буду делать?
– Тебе надо найти свою половинку, и будет тебе счастье. И Линду мы с тобой будем поддерживать, пока она не подрастет. Я не знаю, что такое искать половинку. Я одно целое и искать ничего не хочу. И в счастье я не верю. Счастье от секса, чужих трусов, грязной посуды и совместных походов по дорогим магазинам. Вот мамино счастье, это мы, а её половинка отвалила в Данию и трахает там молодую актриску. Илоне никогда не быть Снежной королевой, даже на роль Маленькой разбойницы она не тянет, просто маленькая смазливая тварь. Мы выходим из машины около тайской забегаловки, и я прошу Карла купить нам выпить. Карл относит маме домой пластиковый пакетик и возвращается. Мы садимся за столик у окна, он берет red label. Мне не очень нравится лекарственный привкус этого виски, но сегодня не хочется привередничать. После второй рюмки привкус уже не чувствуется. Карл измучен физически и морально. Уже две недели он никак не может устроится на работу. Ничего, скоро в Гласмагазинет откроется вакансия экспедитора, тот тип обещал ему, что обязательно примет его. Мы просаживаем последние мамины деньги. Мама – великая актриса, но обречена на жизнь в нищете, а мы сможем подняться в этой стране, жить, работать? В тридцать лет очень хочется верить, что твой талант пробьется и тебе не обязательно быть грузчиком или продавцом залежалого товара, расклеивать афиши разных наглых бездарностей и торговать своим телом. Я подаю объявление одно за другим, но сейчас не сезон. Театры на гастролях и вернутся только осенью. Работать в кафе мне совсем не хочется, вспоминаю буфетчицу в цирке, которую сначала совратил директор, а потом униформисты по очереди имели в подсобке.
– Налей мне ещё.
– Тебе хватит, – Карл выливает остатки уокера в свой граненый стакан и пьет безо льда.
– Вот так всегда.
Мы нехотя идем домой, просто потому, что нам некуда больше идти. Линда плещется в ванной комнате. Мама сидит на кровати и смотрит телевизор. На экране стендапер с идиотским монологом кривляется и делает паузы, чтобы публика поняла его глубокую мысль. Я дочитываю последние страницы Ирвина Шоу, жаль, книга закончилась. Накатывает грусть, я смотрю в потолок, заложив руки за голову, а потом закрываю глаза и проваливаюсь в сон. Мы сидим с Каем на парапете нашей зеленой лужайки в Сандекере, день жаркий, старик Бенни вылез погреть свои кости и сидит рядом в траве. Кай осторожно касается тыльной стороной моей щеки. Я просыпаюсь и подскакиваю на диване:
– Что случилось?
– Телеграмму почтальон принес матери. Мы всегда первыми прочитывали письма от отца, мама на это не обижалась. Он в последнее время в ее мыслях не присутствовал, будто и не было тех лет, что они прожили вместе. Кай разрывает ленточку, которой заклеена телеграмма. “Станислав Любич скончался 18 мая 2 часа ночи сердечного приступа. Похороны состоятся 20 мая кладбище “Молодежный дом” вынос тела 1 1 часов адресу аллея Ирнбан 87 наследование адвокат фирмы “Интегра Адвокатер Р.Изексен” Илона Эгерсхоф. 05.18.83”
– Вот и не стало батюшки. Фашистская пуля его на фронте не достала, а эта сучка Илона Эгерсхоф добила за два года. Кай прячет телеграмму в карман.
– Я должен там быть, надо съездить.
– Зачем? Какое там наследство, больше проездишь. Ты как хочешь, Карл, а я не поеду его хоронить. А матери скажем?
– Он наш отец, матери придется сказать. Я возьму с собой Линду.
Раздел 24Торгвальд и остальные
– Сообщаю вам, что принято решение на этой неделе не передавать дело в суд до получения неопровержимых доказательств вины Кнута Мортенсена, – бодрым голосом начал утреннюю оперативку Гроберг, – но это лишь вопрос времени, лично я не сомневаюсь в его вине.
– Это вы с Линном так решили? А если возникнут новые доказательства невиновности Мортенсена? – Торгвальд подпёр подбородок ладонями и поднял глаза на босса, – а ты знаешь, мне и самому ужасно не хочется его арестовывать и тащить в суд, особенно после вчерашнего общения с Линдхольмом. Он рассказал мне немного о наших фигурантах, о произволе который творил Курт как бригадир. Оказывается, о запланированном ремонте главного прохода бригадир узнал по телефону от главного бухгалтера еще за неделю до случившегося, но ничего не доложил своему руководству и напарнику. Такие огрехи в соблюдении регламентов называются разгильдяйством и приводят к тяжелым последствиям.