– У меня нет слов. Мои подчиненные, вместо того, чтобы выполнять задание по подготовке протокола по делу Мортенсена, у меня за спиной пытаются сорвать передачу дела в суд. Зачем ты ходил в Грёнланспарк?!! Стан Гербер подал на нас жалобу, что мы незаконно допрашивали его подзащитного. Я тебя спрашиваю, Якобсен, что за необходимость была устраивать эту эскападу у меня за спиной?
– Я считаю, что следствие не на верном пути…
– Что-о! – заорал Носорог, – ты считаешь следы пороха и личную неприязнь Мортенсена недостаточным основанием? Кнут виновен, и сядет в тюрьму за убийство. Возможно, адвокат будет выторговывать состояние аффекта или еще что-нибудь, но это уже не наши проблемы. Дело мы на днях закроем. Я тебя в первый и в последний раз предупреждаю, еще один шаг у меня за спиной, и я отстраню тебя от расследования. Прежде всего вы с Торгвальдом должны выполнять мои указания, а если возникают сомнения, высказывать их открыто.
– Я высказываю, но мне не дают…
– Ты упрямый, как осёл, Адриан, я все сказал, и не желаю слышать никаких оправданий. Мне нужен результат, это ты понимаешь?
– Я понимаю босс. Просто я хотел кое-что проверить.
– Так, работай по данному делу в нужном направлении, и больше никакой самодеятельности. Грохнув дверью, начальник отдела вышел в коридор. Якобсен отключил видедвойку и сидел несколько минут в раздумьи. На часах было уже около восьми вечера. Усталость давала себя знать, Адриан спустился в опустевший отдел, оделся и вышел из управления. Свежий воздух ворвался в легкие, разговор с начальником постепенно таял в мыслях. Якобсен шел по улицам, ярко освещенным рекламой и витринами магазинов, и вспоминал свой день, начиная с визита в тюрьму. Разговор с Кнутом, встреча с Магнусом, обсуждение версии Торгвальда, эти события дня все больше убеждали Адриана в невиновности Кнута. Он прошел еще квартал и увидел свободный телефон-автомат. Бросив монетку, он набрал домашний номер Нюквиста.
– Извини, что так поздно. Ты уже сделал отчет для Гроберга?
– Да, еще вчера.
– И он принял его без изменений?
– Когда это он принимал что-нибудь без изменений? Нашел несколько описок, исправлений, придрался к мелочам, и велел их убрать. Пришлось моей помощнице Пернилле все перепечатывать. Ему не понравилась ссадина на пальце Кнута, вся эта история с дозировкой вещества, со временем смерти.
– Но он не мог просить тебя изменить в отчете время смерти, это уж слишком.
– Нет, тут он был как раз прав. В коридоре гулял холодный ветер, печень убитого была поражена. Есть сомнения в правильности определения времени смерти! Мы еще раз пересчитали все с поправкой на внешний фактор, хоть он и был весьма незначительным.
– И Торгвальд все это проглотил и ничего не сказал?
– Эйрик ходил к Гробергу, спорил с ним, но тот его убедил, что дело на мази, осталось только надавить на Кнута, чтобы он сдал сообщника. Но строить версии и предположения не моя задача, ты уж извини.
– Стан Гербер разобьет все доводы Торгвальда в два счета, прокурор дело не примет, на что рассчитывает Гроберг? Ладно, пойду домой, я тебя и так оторвал от домашних дел. Он увидел как семнадцатый трамвай подъехал к остановке, быстро перешел улицу на красный свет, и успел запрыгнуть в него.
Раздел 27Арно и Робертсон
Запрос по поводу ронзиотрансзепама в министерство здравоохранения и социальной политики ничего нового не дал: препарат снят с производства, в стране к применению не рекомендован, применялся в странах Азии и Африки врачами-волонтерами из Западной Европы, имеет длительный срок хранения, форма производства-ампулы. Кроме названия действующего вещества, препарат мог иметь еще несколько других торговых наименований в разных странах. Был указан список предприятий, которые могли его производить.
– Если бы они еще приложили к этому документу список этих врачей-волонтеров, у которых к нему был доступ, вздохнула Хильде. Сегодня она разъезжала с Хансом Арно.
– Но это уже кое-что. Врачей-волонтеров, тем более ветеринаров не так уж много. Вот только на месте они не сидят. И уж если кто привык лечить бегемотов, то делать ему в нашей стране нечего. Я попробую через Бернхольма раздобыть сведения, скорее всего ваш босс не станет этого делать.
– Это уж точно, он нацелен посадить Кнута.
– У нас никто не верит, что этот добродушный великан мог хладнокровно застрелить внука своего босса, да еще при исполнении. Если бы ему хотелось это сделать, достаточно было свернуть ему шею где-нибудь в укромном месте.
– Говорят, его не любили в вашей конторе.
– Дедушка назначает любимого внука на руководящую должность. Тебе бы понравилось, если бы Гроберг притащил своего отпрыска и сразу назначил полицейским следователем? Да и характер у Курта был, прямо скажем, дрянной. Этот человек привык все брать, ничего не отдавая. Я, конечно, о его моральном поведении. Ему под тридцать, а ведет… вел себя как подросток. У меня такое впечатление, что наш коллектив не будет особо скорбеть. Откровенно говоря, Кнут даже лучше к нему относился, чем, например я или Голдман. С десяти часов утра удалось им посетить всего четыре лаборатории, парк дикой природы, зоомагазин и парк рептилий. Даже каких-то предположений по поводу того, где еще может использоваться столь сильный препарат у опрошенных в этих местах не возникало. Из ближайшего таксофона Хильде набрала номер Торгвальда и сообщила, что к вечеру вряд ли успеет что-то выяснить.
– Вот тебе еще один номер, это агентство по найму медицинского персонала для поездок в третьи страны. Они могут не дать информацию по телефону, но если съездить к ним и помахать ордером, ну ты меня поняла. Он продиктовал номер. Хильде тут же позвонила по нему. Послышались долгие гудки, никто не отвечал. Она уже хотела положить трубку, как вдруг на том конце раздалось глухое кашляние и женщина низким голосом проворчала:
– Агентство найма “Евразия”. Чем могу быть полезна?
– Полиция Осло, Хильде Робертсон. Я ищу человека, – Хильде сосредоточилась, который в качестве ветеринара выезжал в Азию или Африку для лечения в заповедниках или вывоза в Европу крупных животных.
– Это мужчина или женщина?
– Не могу сказать. Но если у “Евразии” есть списки таких врачей, я была бы очень благодарна.
– Списки есть, но в них только фамилии и даты прохождения прививок. Нет информации о возвращении врачей в Норвегию. И я не собираюсь сообщать кому попало персональные данные этих людей по телефону.
– Мы можем встретиться сегодня, я готова подъехать.
– Я собиралась уходить домой, ты в курсе, сколько времени, милочка? Она назвала адрес.
– Мы неподалеку от вашей фирмы, сейчас приедем.
Место, где находилась “Евразия”, действительно, было недалеко от центра, но в час пик пришлось постоять у светофоров. Только через полчаса они были у цели.
Она нажала кнопку звонка и вскоре за дверью послышались шаркающие звуки. Им открыла женщина лет семидесяти.
– Я тут бессменный председатель, это ты мне звонила?
– Хильде Робертсон, – она показала полицейское удостоверение, – а это мой помощник Ханс Арно. Я хотела бы взглянуть на списки, о которых мы говорили, насчет ветеринаров.
– Милочка, у меня с памятью все в порядке, – Агнес Вангер, – представилась старушка.
Впрочем, старушкой её назвать язык не поворачивался. Выглядела женщина неплохо: высокая, стройная с ухоженными волосами, туго стянутыми на затылке, в стильных современных очках с диоптриями из-за которых на посетителей смотрели очень светлые, строгие глаза.
– Хорошо, я постараюсь помочь. Если приходят из отдела тяжких преступлений, очевидно речь идет о жизни и смерти?
– Скорее второе, – уточнила Хильде.
– Пойдемте в холл.
Пока они с Арно сидели на диване, Агнес прошла за стойку и начала методично просматривать личные дела в одном из ящиков картотеки.
– Сурикаты, змеи, суслики, луговые собачки, – сетовала она себе под нос, – одна мелкота, – аквариумные рыбки. Вот тапиры, лошади Пржевальского, крокодилы. Через полчаса она вышла к посетителям с пятью личными делами.
– Самые крупные звери здесь. Агнес назвала пять фамилий норвежцев, занимавшихся в разное время лечением крупных млекопитающих в Африке и Азии. Были у нас и зарубежные специалисты, но, похоже, они вас не интересуют.
– Лишь те из них, которые проживают в Осло постоянно.
– Эти люди нигде не проживают постоянно. Они до глубокой старости верны своим зверушкам.
– Сделай нам, пожалуйста ксерокопии первых листов.
– Хорошо, – пожилая дама вышла в коридор к копировальному аппарату. Через несколько минут они уже выезжали с парковки возле жилого дома. в котором находилось агентство. Пока Арно вел машину по вечернему городу, Хильде просмотрела несколько дел. Фамилии, имена, телефоны, адреса, профиль работы. Если бы это только помогло! Она очень волновалась. В управлении их ждал утомленный десятками звонков Голдман, отмечавший галочками отработанные номера. Никто не имел дела со слонами и жирафами. В основном, кошки, собаки, попугаи. Двадцать две позиции, все мимо.
– Мы кое-что раздобыли, Винс, – сказал Арно, пристраивая куртку на переполненную вешалку.
– Вы не могли бы помолчать, – зарычала Марика, я звоню и из-за вас ничего не слышу.
– Мы пойдем в переговорную, там есть телефон. Хильде сменила сапоги на туфли- лодочки, и, забрав с собой обоих помощников, отправилась на третий этаж. Первый же звонок разочаровал. Они попали в квартиру родственников врача, скончавшегося позапрошлым летом в Конго. Второе личное дело оказалось еще менее интересным: женщина врач осталась работать в Йемене на второй срок, продлив контракт. Им ответили дети фру Бржезовски. На вопрос о специализации своей матери они не смогли ничего сказать. Третий звонок остался без ответа. В остатке оказалось лишь две личности находившиеся в стране в настоящее время: господин Александр Стейнхоф и госпожа Лизелотте Бове. Известный в Скандинавии автор книг об африканских слонах фру Л.Бове проживала в районе Валле. Ей было решено нанести визит первой, поскольку Стейнхоф, по сообщению супруги, еще не вернулся с вызова и неизвестно, в котором часу появится. Рабочий день уже давно закончился, когда автомобиль Арно остановился возле дома Бове. Лизелотте оказалась рослой, крепкой женщиной лет шестидесяти. Она была одета в длинный белый балахон с цветным африканским орна