ное воскресное развлечение, могли очень немногие «особые».
Зато остальные классы присутствовали в почти полном составе.
Заботу о приготовлении мяса взяли на себя Яна и Оксана, весело при этом болтая, забыв о том, что буквально несколько дней назад между ними случилась размолвка, которая едва не привела к смертоубийству.
Готовку можно было доверить поварам, тут присутствующим, а можно было, как сделали мы — зажарить мясо самим.
Мясо получилось, что надо! Девчонки молодцы.
Пока ели мясо, мои соседки весело болтали. Я больше кушал и слушал. Девочки-подростки — контингент очень специфический, общение с которым у меня, пока по крайней мере, проходит «ни шатко, ни валко». Так, что я без особой на то нужды, рот стараюсь лишний не открывать. А то, я уже нарывался на круглые глаза и вопросы, типа:
— А ты точно девушка?
К нашему столику, иногда, подходили воспитанницы из нормальных классов, со мной поздороваться.
Я заметил, что моего общества, не смотря на то, что я числюсь в «особых классах», добиваются и девочки из нормальных классов. Весьма аккуратно, конечно, слегка опасаясь порицания со стороны своих одноклассниц. Все-таки общественное мнение тут — играет весьма важную роль. Так что мне, чаще всего, приходят виртуальные сообщения, от тех, с кем я вообще не был знаком. И которые, незнамо где, добыли мои контакты.
Желают доброго утра, спокойной ночи, приятного аппетита и прочее.
Короче говоря, проводили мы этот воскресный день хорошо и весело.
Но всегда найдется тот, а в данном, конкретном, случае та, которая постарается испортить настроение.
К нашему столику подошла одна из учениц обычных классов. Довольно взрослая на вид девушка, лет семнадцати. Не ребенок уже.
Не обращая на моих соседок внимания, она подошла прямо ко мне, лицо ее было злым, и, склонившись к моей голове, на ухо, сказала:
— Ты думаешь, у тебя есть право находится в нашем Пансионе? — спросила меня она.
— А это ты, стало быть, определяешь, у кого такое право есть, а у кого нет? — спокойно ответил той я.
— Тебе чего от Кайи надо? — набычившись, спросила Оксана.
— Это места для «особых классов». Милашка, наверное, потерялась, — хихикнула Яна.
Девица, с откровенным презрением, окинула взглядом моих соседок и, вновь склонившись к моему уху, продолжила:
— Предупреждаю тебя ровно один раз, — сказала мне та, не обращая более на моих соседок никакого внимание, — для тебя будет лучше собрать свои вещи и покинуть этот Пансион. Хотя, конечно, не знаю, где тебя, с такой-то репутацией готовы будут принять. Это место для тех, чьи отцы служат в государевых армии и флоте и, многие из них, отдали за Государя и Страну жизнь или здоровье. А не для барчат, которые «тихой сапой» занимают места, что должны были достаться Дочерям солдата или моряка.
Сказав это, она выпрямилась и вперила в меня свой взгляд.
Я доел кусочек мяса, вытерев салфеткой рот, поглядел на нее. Типичная фанатичка, на чей разум государственная пропаганда сильнее всего влияет. Любые разговоры, что идут вразрез ее убеждениям — бессмысленны, а стало быть — бесполезны. Так что, я не стал тратить много времени на пререкание с этой особой, а потому спокойно и с абсолютной безмятежностью на лице, ответил:
— Моя Семья имеет прямое отношение к строительству Армии и Флота, а стало быть, нахожусь я тут по праву. И никуда отсюда не уйду. Что до моей репутации, то это только мое дело, никак к тебе не относящееся. И если хочешь и можешь что-то мне сделать — сделай, как я могу это тебе запретить? Но учти, что последствия, у любого твоего деяния, что будут направлены против меня — расхлебывать тоже придется тебе. Если тебе более нечего мне сказать, то, пожалуйста, не мешай моей трапезе. Вернись к своим.
— Что ж, я тебя предупредила, — сказала та и, развернувшись, ушла восвояси.
— Е-мое, что это было? — спросила Яна.
— Ничего, забудь о ней, — ответил я.
— Блин, — язык-то у тебя здорово подвешен! Ловко ты ее отбрила! Как пожилая мадам говоришь, а не как девчонка-малолетка. Все-таки дочь благородной Семьи, куда нам до тебя, — сказала Яна с уважением и как-то грустно.
После чего засмеялась.
Еще, с часик, посидев на природе и доев все наше мясо, мы вернулись обратно в общежитие.
Вторник. Утро. Скоро начинается математическая олимпиада для восьмых классов, на которую меня и еще одну ученицу «особых классов» сопровождает воспитатель.
Народу — тьма! «Одаренные» и «обычные». Из «особых классов» ровно две воспитанницы, так что нас усадили вдвоем, за одну парту, в самый «зад» класса. Мы, в своей форме, кирпичного цвета, не хило так выделялись среди остальных учениц, которые, похихикивая, делая ставки, кто из нас двоих займет последнее место.
Ладно-ладно, хорошо смеется, как известно, тот, кто смеется последним.
Воспитатель, пожелав нам обеим удачи на олимпиаде и погрозив пальцем тем ученицам, что хихикали над нами — убыла по своим делам.
Перед нами лежали разлинованные в клетку листы бумаги, карандаш, ручка, ластик и линейка. Так же стояла бутылка с водой.
Ничем, кроме того, что есть на парте пользоваться нельзя. Чуть что — выгонят. Исключение только для Карточки Воспитанницы, ибо без ее предъявления, не дадут вариант задания.
В комиссии, что сидит перед нами — пять человек. Местные учителя и чиновники Министерства образования, следящие за тем, что бы все прошло — согласно регламента.
— Уважаемые воспитанницы, — сказала председательствующая чиновница, — подходите, пожалуйста, за своими вариантами. По пять человек, начиная с этого ряда.
Она указала рукой на ряд, у окна, воспитанницы, в нем сидящие, должны подойти первыми. Наш ряд оказался третьим и последним. Как и наша парта. А стало быть, двое представителей «особых классов» свои варианты получали самыми последними.
Когда все получили свои конверты с заданиями и расселись по своим местам, главная чиновница вновь взяла слово и повторила правила:
— Воспитанницы! Перед вами лежат бумага и принадлежности, которыми вы вправе пользоваться во время Олимпиады. За использование любых посторонних вещей — немедленное удаление из класса. За разговоры — тоже самое. Олимпиада длится два часа, тридцать минут! Вскройте ваши конверты! Олимпиада началась!
Глава 13
Десять задач. Два часа, тридцать минут времени. Часы на стене отсчитывают время от начала олимпиады. Наконец-то! Наконец-то можно не заморачиваться всяким, а просто и без затей делать то, что делать у меня получается очень хорошо — решать математические задачи.
Не знаю, получали кто-либо из присутствующих здесь воспитанниц столько же удовольствия от перевода условного икс в условный игрек, сколько получал я, но это не важно.
Наверное, кто-то может возмутиться тем, что я, в какой-то мере жульничаю, по факту используя для достижения победы свои опыт и знания иного мира. Я согласен — не очень-то честно мне соревноваться с этими девочками. Но этот Глобус — не место для поиска справедливости, как я успел заметить. Хочешь жить? Крутись-вертись.
Кстати о победе. Победителями считаются пять учениц, набравших максимальное количество баллов. За каждую решенную задачу можно набрать до четырех баллов, то есть, максимум, за все задачи, можно набрать до сорока баллов.
Помимо того, что эти пять воспитанниц, при желании, конечно, имеют право, во-первых, представлять школу на городской олимпиаде. Во-вторых, получают различные «ништяки», например «особые» получают кучу очков, от Пансиона. В-третьих, имеют шанс попасть в класс для «одаренных». И, скорее всего, последняя причина — основная, почему в аудитории, сейчас, так много воспитанниц из обычных классов.
Одна задача решена. Вторая. Третья.
Как же это здорово, когда у тебя все получается. Хотя взрослому мужчине, пусть и оказавшемуся, по нелепой прихоти злой судьбы, в теле девочки-подростка, для которого математика — в общем-то профессия, радоваться решению задачек для восьмиклассников, пусть и сложных задачек, для умных восьмиклассников — довольно странно.
Ну и пусть. Но когда рядом маячит победа, пускай и в не столь уж значительном, в общем, мероприятии, как данная олимпиада, все-равно, это сильно воодушевляет. А хорошее настроение — это как раз то, чего мне, в последнее время, сильно недоставало.
И я искренне пожалел, что в бытность мою школьником — столь много времени тратил на видеоигры и столь мало — на учебу.
Все задачи решены. Решения проверены по два раза, чтобы «кабы чего не вышло».
Часы показывают два часа, а стало быть, до конца мероприятия осталось ровно тридцать минут.
Взглянул на соседку по парте. У той от напряжения выступили капли пота. Торопится. Остальные ученицы также погружены в вычисления. Слегка потянулся, зевая, чем привлек внимание ходящей между рядами и следящей за тем, чтобы не нарушался регламент, учителя математики. Одной из присутствующих тут.
Вообще, все происходящее контролируется камерами, так что если кто-то начнет жульничать, то специально обученный человек, сидящий где-то там за мониторами, немедленно даст знать об этом «уважаемой комиссии». Так что учитель, ходящий между рядами парт — скорее дань традиции и плюс, конечно, добавляет атмосферности мероприятию.
Короче говоря, учитель ко мне подошла и спросила шепотом, склонившись к моему уху:
— Что стряслось?
— Я закончила, — ответил ей.
— Что, все десять заданий?
— Да.
— Сиди, проверяй, не закралась ли где ошибка.
— Уже. Дважды.
— Хорошо. Сложи листы с решениями и убери их, вместе с задачами, в конверт.
Что я и сделал. Моя возня отвлекла на меня немало внимания присутствующих здесь учениц и членов комиссии, видимо досрочная сдача работы — не особенно часто практикуется на подобных мероприятиях. Кто-то фыркнул, кто-то, особенно из состава комиссии, покачал головой. Как и ожидалось, ученица из «особых классов» быстро сдалась. Такое, как я понял, было общее мнение.