Я «свернул» учебник и зашел на внутренний сайт Пансиона, в раздел «наши воспитанницы». Пролистав список, с фото, «одаренных» одиннадцатых и двенадцатых классов, подругу Главы я в них не обнаружил, а нашел ее в списке классов «обычных».
Выпускной класс. Ее интересом была живопись. Я посмотрел некоторые из ее работ и пришел к выводу, что эта девушка — художник исключительного таланта и что, со временем, она вполне сможет стать всемирно известной.
Когда я снова посмотрел на них, те уже встали из-за столика и отнеся подносы, покидали столовую.
А у меня родилась идея того, каким именно образом я могу получить согласие Главы на мое участие в городской олимпиаде.
Подленькая такая идея. И крайне неприятная.
И когда я уже практически отринул ее, решив поискать другой подход к Главе, у меня в голове возник фрагмент нашего с ней диалога:
«Даже, если гипотетически, мое решение станет причиной твоей гибели, то я возьму на душу такой грех».
А собственно, если ей настолько безразлична моя жизнь, то почему я должен испытывать муки совести от того, что легонько пошантажирую ее тем, что придам огласке ее «нестандартные» отношения? Само собой, если это мне не померещилось и у них такие отношения и в самом деле имеют место быть.
Кто же знал, что у нашей, столь сильно заботящейся о репутации, Танечки, есть такой интересный секрет? Как там в анекдот говорится? «и эти люди запрещают мне ковыряться в носу!»
На следующий день.
Собираясь на занятия, я нацепил свой новый галстук и кокарду, чем моментально привлек внимание к своей персоне со стороны остальных «особых», которым довелось меня лицезреть.
— Девчонки делают ставки, — шепнула мне на ухо Яна, — как скоро тебя заставят переодеть галстук и снять Звезду.
— Можешь ставить на то, что не заставят, — улыбнулся той я, — у меня есть разрешение от Директрисы.
Позже. В здании школы. Как и ожидалось, только наш дружный строй оказался в школе, ко мне тут же подлетела одна из дежуривших девочек из «дисциплинарного комитета» и обратила внимание нашего воспитателя на то, что одна из подшефных той воспитанниц, а именно я, одета «не по уставу».
И что она требует от меня немедленно привести свой внешний вид «к уставному».
— Ничего не знаю, — ответил я той, — мне эти изменения разрешила лично мадам Директриса. Так что если тебе что-то не нравится, то ты можешь, если хочешь, пойти и обжаловать ее решение.
Дежурная молча уставилась на воспитателя, та ответила:
— Это правда, Директриса ей лично разрешила.
— Раз так… — ответила та и с недовольным видом отошла от нашего строя.
Глава 17
Воскресение, раннее утро, около 6 часов. Одна из комнат в главном доме Имения Семьи Кайи.
Потянувшись в кровати, довольно молодая еще женщина, лежавшая «в чем мать родила», села, засунув ступни ног в забавные тапочки, в виде мышей.
Выглядела она, как и любая другая женщина спросонья, очень милой. Хотя милой «по жизни» она была с очень ограниченным числом людей, и с этим ничего нельзя было поделать, служба у нее была такая.
Впрочем, о ее «милой» стороне рассказать могло большее количество людей, из ныне живущих и здравствующих. Вот такой вот парадокс. А все оттого, что те, кто близко познакомился с ее «немилой» стороной, гнили, в данный момент, либо в спецтюрьме, либо в земле.
И один из тех, для кого она была «милой», прямо сейчас, спрыгнув с турника, на котором подтянулся двадцать пять раз подряд, шел из соседней комнаты, негромко шаркая, где располагались спортивные тренажеры, обратно в спальню.
Прислушавшись к приближающимся шагам супруга, женщина кинула взгляд на свой живот и по ее лицу скользнули тени разнообразных эмоций и чувств.
Тех эмоций и чувств, которые могут быть доступны лишь женщине, да и то — не любой, а той, например, у которой случилось подряд шесть выкидышей.
— Шестой, — сказала она очень тихо, а затем все тени уши с ее лица и оно вновь стало безмятежно спокойным.
Ее супруг, усевшись рядом на кровать, по-собственнически сгреб ее в объятья, затем легонько поцеловав в губы, сказал:
— С добрым утром, Вишенка. Кажется, я разбудил тебя, прости.
— Ты тут вовсе не причем, — ответила ему та, вывернувшись из любящих рук и встала с кровати, грациозно потянувшись, затем подошла к креслу, и взяла свой халат, на котором тот валялся, — пора на службу.
Ее супруг, замужем за которым она была вот уже восемнадцать лет, с большим удовольствием рассматривал ее обнаженное тело.
А там, надо сказать, было на что посмотреть, ибо, не смотря на то, что женщине, в этом году, «стукнуло» 35, она, благодаря постоянным физическим тренировкам, не растеряла своей привлекательности ни на грамм.
Плюс, конечно, ей в этом помогли хорошая генетика и различные процедурки, доступные состоятельным женщинам.
Среднего роста, коренастая, не красавица, но с приятной «на лицо» внешностью, с упругой небольшой грудью и крепкой задницей.
Завершали ее привлекательный образ — густые темные волосы, до плеч.
Как на нее было не засмотреться?
— Возьми еще неделю отпуска, ты только-только пережила «это», — сказал ей супруг.
— Не могу, — ответила та, направляясь в душ, — работа сама себя не сделает. А ее много. И одному, тут присутствующему бездельнику, тоже стоит заняться делами.
Она показала мужу язык и скрылась в ванной комнате. Тот, посмотрев на дверь ванной, рухнул на подушку, на которой спала его супруга и глубоко вдохнул ее аромат.
Чуть позже. Завтрак, который эти двое едят, сидя в легких халатах, за столиком на балконе, несмотря на довольно прохладную погоду.
— Твой отец продолжает настаивать на нашем разводе? — спросила женщина, как бы «между прочим», нарушив молчание за столом.
Мужчина прекратил есть и пристально посмотрел на свою супругу, затем положив вилку на тарелку, ответил:
— Отец может сколь угодно долго требовать нашего развода. Этого не случится. Никогда. Мы обещали друг другу, если ты не забыла, быть вместе «и в счастье и в горести» до самого конца. И я намерен сдержать свою клятву. А дети… мы попробуем снова, и все получится… А если нет, ну что ж, на все воля Божья.
За столом вновь повисла тишина.
— Я тебя недостойна, — тихо сказала женщина.
— Ну это само собой, — самодовольно ответил ее муж, — меня никто не достоин!
Пфф, — фыркнула женщина и ухмыльнулась.
— Но, если не будет детей… в таком случае, ты не сможешь претендовать на наследие. Тебе же известны правила твоей семьи… По-моему, ты единственный из братьев, у которого нет многочисленных любовниц… и детей от них.
Последнюю фразу она произнесла особенно довольно.
— Вот такой вот я классный парень, — засмеялся тот, прихлебывая чаёк, это, во-первых.
— А, во-вторых, — продолжил он, беря с подноса выпечку, — ни один из них не любит свою супругу столь же сильно, как люблю тебя я.
Услышав это, женщина пригубила чашку с чаем, скрывая свои эмоции.
— Ну а, в-третьих, ни у одного из моих братьев, супруга не является высоким чином «инквизиции», а, как всем известно, вашу братию раздражать и злить могут лишь те, кто не любит жить, а я люблю!
Сказав это, он улыбнулся и подмигнул жене.
Та в ответ лишь сварливо ответила, что не надо, мол, сравнивать ее ведомство и средневековое «мракобесие».
Дальше завтрак проходил в молчании, каждый из супругов думал о своем.
После завтрака.
Мужчина расслабленно сидел в кресле, наблюдая за тем, как супруга облачается в свою форму.
В форму штабного офицера сухопутных войск, без каких-либо погон.
Единственным знаком различия на ее форме был платиновый «глаз Гора», украшавший ее воротничок, означающий, что его обладательница служит в ведомстве «внутренней разведки». «Ведомство в ведомстве». «Закрытая» часть Министерства Внутренней Безопасности.
Единственной целью существования которого — было устранение критических угроз существованию государства российского — в общем, и императорской власти — в частности. Борьба со внутренним врагом, в любом его проявлении.
Полностью облачившись в свою форму, женщина внимательно осмотрела себя в зеркале, после чего спросила супруга:
— Как ты думаешь, может «это» мне в наказание от высших сил за…
— Нет, — резко ответил ее муж, быстро встав со своего кресла и подойдя к супруге, крепко обнял ее, — нет! Все твои действия направлены на защиту Государства и Государя, а стало быть, и на защиту всех живущих в Государстве! А тот, кто страдает излишним «человеколюбием» — для твоей работы попросту не годится. Произошедшее никак не связано с твоей службой, так что либо выкинь это из головы, либо уходи со службы и будь, как почти любая нормальная женщина этой семьи — богатой бездельницей.
— Есть способ, — продолжил мужчина, — обойти семейное правило о наследовании, но мне нужно твое согласие на это.
— Хочешь усыновить или удочерить кого-то из внебрачных детей твоих братьев? — спросила женщина, накладывая на лицо легкий макияж.
— Именно.
— Уже присмотрел кого?
— Да, одна из дочерей Коли, Кайа. Олег попросил меня устроить ей местечко в Пансионе, при Министерстве Войны. С тех пор я приглядываю за ней, одним глазом.
— Как ты ее удочеришь? Ее же признал своей дочерью твой брат. Тем более, что все твои братья заинтересованы в том, чтобы ты как можно дольше, а лучше вообще никогда, не участвовал в «гонке» за семейное наследие. И почему именно она, с ее-то репутацией?
— Вот именно потому, что сейчас у нее настолько отвратительная репутация, Коля мне уступит опеку над ней без особого сопротивления.
— Но почему? — удивилась его супруга.
— У него передо мной есть большой неоплаченный долг, так что он без колебания обменяет его на ненужную ему дочь.
— Что за долг? — спросила та, подняв бровь.
— Да старая, скучная история, не забивай голову, — ответил ей муж.