Следующую неделю Мария провела дома, оформляя больничный по уходу. Алексей большую часть времени проводил в своей комнате, выходя лишь для разговоров или еды, погружаясь в книги. Они стали его якорем и компасом в этом новом мире. Особую ценность представляли несколько толстых томов энциклопедии «Всё обо всём». Эти книги стали для него окном в устройство реальности, где он оказался. Страница за страницей раскрывали перед ним бездну фактов: о шарообразной Земле, вращающейся вокруг звезды по имени Солнце; о крошечных кирпичиках материи — атомах; о силе гравитации, электричества, ядерных реакциях; о невероятном пути, пройденном наукой за последнее столетие, возведшей технологию на пьедестал главной движущей силы цивилизации, оставив магию лишь на страницах сказок и фантазий. Мир познавался через микроскопы, телескопы и сложнейшие уравнения, а не через руны и медитацию.
Когда Мария, убедившись, что он может сам себя обслуживать, осторожно передвигается по квартире и не выглядит потерянным, вернулась на работу, оставив его одного, Кайдор почувствовал одновременно облегчение и вызов. Первый же день одиночества он решил посвятить главному вопросу.
Подготовка была тщательной, хоть и скромной. Он сдвинул лёгкий стол и стул в своей комнате, отодвинул коврик. Мелком, купленным Марией для записок (он сказал, что хочет рисовать), начертил на полу чёткий ритуальный круг, вписав в него сложные символы связи и призыва, адаптированные к скудным условиям. В качестве подношения духу знаний, вечно жаждущему новых сведений, он выбрал старую, потрёпанную книжку фантастических рассказов с полки — информацию она содержала, хоть и вымышленную. Он поместил её в центр круга.
Встав на границе символов, Кайдор закрыл глаза, отбросив все посторонние мысли. Он сосредоточился на зове, на формировании тончайшего импульса воли, подкреплённого древними, звучными словами заклинания призыва. Это требовало невероятной концентрации в мире, где магия была редким эфиром. Он почувствовал, как драгоценные крохи его внутренней энергии, медленно накопленные за дни тихих медитаций, устремились в круг, в слова, в саму суть ритуала. Это был жалкий ручеёк по сравнению с реками силы его прошлого, но его оказалось достаточно. Зов был услышан голодным духом.
Книга в центре круга просто исчезла. Не вспыхнув, не растворившись в дыму — её не стало, как будто её и не было. Одновременно Кайдор ощутил присутствие. Холодное, безэмоциональное, всевидящее. Оно висело в воздухе, незримое, но осязаемое для его магического чутья. Вопросы он задавал шёпотом, вслух, чётко формулируя:
— Какова плотность магического поля этого мира?
— Каков природный потенциал здешних людей к магии?
— Возможно ли возвращение в мой исходный мир? Каковы энергетические затраты?
— Где крылась критическая ошибка в моём последнем эксперименте с межпространственным порталом?
Ответы возникали в его сознании мгновенно, не как голоса, а как внезапные, кристально ясные озарения, истинность которых он чувствовал костями. Знания, дарованные духом, были безрадостными.
«Поле ничтожно. Тоньше паутины. Люди — пустыни. Единицы имеют искру, достаточную для слабого предчувствия, интуитивного удара, не более. Возвращение требует энергии звезды. Ошибка — в точке разрыва. Ткань там была… больна. Древний шрам. Ты не мог знать».
Холодное понимание сковало его. Мир был магически мёртв. Люди — почти все — «пустые», лишённые значимого потенциала. Накопить энергию, эквивалентную звезде, в этом месте? Сизифов труд. А знание об ошибке, хоть и удовлетворяло его исследовательский инстинкт, было горькой пилюлей — оно не меняло текущего положения вещей. Ритуал завершился, присутствие духа растаяло, как дым. Кайдор методично стёр мел с пола, вернул мебель на место, развернул коврик. Привёл комнату в порядок, словно ничего не произошло. Перекусил остатками завтрака, стоя у окна и глядя на серые коробки домов и копошащиеся внизу машины.
«Магия была воздухом, которым я дышал. Становлением. Сутью. Без неё… кто я здесь?»
Возвращение было целью, путеводной звездой. Единственный видимый путь — создание артефакта-накопителя чудовищной мощности, способного не только пробить межпространственную преграду, но и доставить его сознание обратно. Но путь этот был немыслимо долог, почти безнадёжен в условиях этой магической пустыни. Быстрое решение исключалось. Значит, предстояло жить. Жить жизнью Алексея Петрова. Скрывать свою истинную сущность, свои знания, своё прошлое. Играть роль выздоравливающего подростка, сына Марии.
Но сдаваться он не собирался. Где-то в глубине, под слоем отчаяния и неловкости, тлел уголь его несгибаемой воли. Он вспомнил древние, базовые практики, доступные даже в самых бедных магией местах. Упражнения на усиление крох внутренней энергии, на её бережное накопление и циркуляцию. Медитации для укрепления разума, концентрации, восстановления ментальной дисциплины, ослабевшей в этом хрупком теле. Это был фундамент.
Тишина квартиры после ухода Марии на работу обволакивала Алексея плотным, почти осязаемым коконом. Словно сам воздух, лишённый привычного гула магических токов, застыл в немом ожидании. Кайдор, заключённый в хрупкую оболочку Алексея Петрова, стоял посреди комнаты, ощущая жгучую пустоту там, где раньше пульсировала безграничная мощь. Мысль о возвращении, о грандиозном артефакте-накопителе, требующем энергии звезды, висела в сознании далёкой, почти абстрактной мечтой. Сейчас требовалось начать с малого. С самого дна.
«Как рудокоп в бесплодной пустыне. Каждая песчинка на вес золота.»
Он подошёл к книжному шкафу в гостиной, его пальцы скользнули по корешкам. Учебники по физике, химии, биологии, истории – всё, что осталось от прежней жизни Алексея-школьника. Для Кайдорова сознания это были не просто книги, а карты неизведанной территории, ключи к пониманию законов этого странного, немого в магическом плане мира.
Он выбрал том физики за 10-й класс. Вес бумаги, запах типографской краски, шорох страниц – всё это было так непривычно осязаемо, лишено магического резонанса древних фолиантов. Но жажда познания горела в нём с прежней силой. Он погрузился в чтение, вникая в законы Ньютона, теорию электромагнитных полей, строение атома. Знания были иными, но строгими, логичными. Мир познавался через формулы и эксперименты, а не через руны и волю. И в этой системе была своя, жестокая для него, красота и точность.
«Электричество... Грубая имитация природных молний. Магнетизм... Эхо фундаментальных сил, но лишённое сознания. Всё сводится к взаимодействию частиц, к энергии, которую можно измерить, но не почувствовать душой.»
Параллельно с изучением «местной» науки началась его тайная война за крохи магии. Он отодвинул лёгкий стол в своей комнате, освободив участок пола. Сесть в привычную позу оказалось испытанием – мышцы спины и бёдер протестовали, тело, ослабленное комой и лишённое прежней гибкости, сопротивлялось. Он начал с малого – просто сидел на стуле, выпрямив спину, стараясь удерживать равновесие без опоры. Закрыв глаза, он пытался отключить назойливый гул холодильника на кухне, шум машин за окном, сосредоточившись на внутренних ощущениях.
«Тишина. Найти точку покоя внутри. Ощутить дыхание. Вдох... выдох...»
Первые попытки медитации были удручающими. Внутренняя тишина, которую он когда-то обретал мгновенно, теперь ускользала. Мозг, отвыкший от дисциплины, блуждал, цепляясь за обрывки мыслей о Марии, о школе, о странных запахах города. А главное – он не чувствовал ничего. Ни тепла циркулирующей энергии, ни лёгкого покалывания в чакрах, ни связи с окружающим пространством. Воздух вокруг был мёртв, как вакуум для дыхания. Лишь слабый, едва уловимый фон – эхо его собственной жизненной силы, биения сердца, работы нейронов. Ничтожно мало.
«Дух знаний не солгал. Это тело... пустое. Как высохшее русло. Но даже в пустыне есть подземные ключи. Нужно докопаться.»
Он вспомнил самые азы, вбитые когда-то Фалькором: концентрация, визуализация, дыхание как проводник. Он начал с дыхательных упражнений. Медленный, глубокий вдох через нос, представляя, как тончайшие струйки прозрачной, серебристой субстанции (он не решался назвать это энергией) втягиваются со вдохом. Задержка. Медленный, контролируемый выдох через рот. Он повторял цикл снова и снова, час за часом, день за днём. Упорство было его единственным оружием.
Прошла неделя. Две. Изнурительная работа приносила микроскопические результаты. Иногда, в редкие мгновения полной концентрации, на пике глубокого вдоха, он улавливал нечто. Не тепло, не холод, а скорее... слабое давление, едва заметную пульсацию.
Миг – и ощущение пропадало, словно мираж. Это было ничтожно мало, даже не искра, а лишь намёк на возможность искры. Но для Кайдорова сознания, изголодавшегося по магии, это стало откровением. Значит, возможно!
«Не река, а капли. Но и капля точит камень. Нужно терпение. Года терпения.»
Он усложнил практики. Он медитировал не только сидя, но и лёжа перед сном, и во время неспешных прогулок по квартире, и стоя у окна, наблюдая за суетой улицы внизу, пытаясь отрешиться от неё.
Накопление шло чудовищно медленно. Если в его родном мире даже новичок после месяца базовых упражнений мог вызвать тёплую искру в ладони или слегка подтолкнуть лёгкий предмет силой воли, то здесь, спустя месяц ежедневных, изнурительных практик, он мог лишь... усилить то самое слабое давление внутри. Сделать его чуть более устойчивым, чуть менее мимолётным. Это был не ресурс для заклинаний, а лишь смутное внутреннее ощущение, крошечный резервуар, наполняющийся со скоростью роста кристалла в пещере.
«Чтобы сдвинуть перо с места... потребуется год. Чтобы зажечь спичку силой мысли – десятилетие. А энергия звезды...»
Мысль о масштабе задачи вызывала ледяное отчаяние, которое он тут же гнал прочь. Отчаяние – роскошь, которую он не мог себе позволить. Единственный путь – вперёд, шаг за шагом, капля за каплей.