– Не совсем верно, – заметил я.
– Да? И что не так? – Даулетдинова приподняла бровь.
– Я не стрелял в замок. Это глупо и ничего бы не дало. Я выстрелил три раза вокруг замка, чтобы при ударе дверь сломалась. А замок целенький остался. Так и торчал в дверной раме.
Даулетдинова пристально посмотрела на меня. Спросила:
– За исключением этого – всё точно?
– Совершенно точно! – молодцевато сказал я.
– Хватит изображать из себя служаку, – поморщилась Амина Идрисовна.
– Если к моим действиям есть какие-то претензии…
– Претензий нет. Более того, мне придётся учесть твои героические действия по защите восставшего при рассмотрении жалобы… по случаю инцидента с подростком.
– Подросток никогда не смог бы возвыситься, – сказал я. – При подобных ранах головы, восставшие обречены на многолетнее мучительное существование, пока не умирают с голода. Ну и ещё он напал на меня, да.
Царица поморщилась.
– Я приведу твои сегодняшние действия как доказательство, что у тебя отсутствует предвзятость к мёртвым, – неожиданно доброжелательно сказала она. – Но ты должен ответить на один вопрос.
Я молчал.
– Как ты узнал, что подозреваемый действительно убил любовника своей жены, позволил тому восстать и теперь, незаконно удерживая у себя, подвергает пыткам?
– Услышал звук из шкафа, – сказал я. – Я же написал в рапорте.
– Валентин Антонович уверяет, что никаких звуков не было.
– Я потом услышал. Когда мы уже выходили, был смутный звук. Участковый первым шёл, не услышал, а я позади. Пока спускались, я всё думал, что мне звук напоминает. Внизу уже сообразил – и назад!
Амина Идрисовна покачала головой.
– На фотографии у восставшего такой резиновый кляп во рту, что он и мычать не мог. Капитан, я одобряю твои действия. Убить в порыве ревности – свойственно человеку. Но измываться над восставшим, который ничего не соображает, – это поступок маньяка. Таких людей надо изолировать от общества… Объясни, как ты понял, что вас обманывают?
Дальше валять дурака не имело смысла. Царица вцепилась в меня, как бультерьер в крысу.
– В ходе беседы подозреваемый употребил в отношении потерпевшего фразу «уплыл куда-нибудь на край света».
– Ну и?
– Потерпевший в юности действительно ходил пару лет на торговых судах.
– Он мог это знать. Он же выяснил, с кем изменяет его супруга.
– Достаточно давний факт биографии. Ныне подозреваемый был уважаемым бизнесменом, никак не связанным с морем. В ориентировке, однако, указывались многочисленные татуировки морской тематики на теле пропавшего. В достаточно интимных местах. Чтобы запомнить морское прошлое жертвы и ляпнуть про «уплыл», подозреваемый должен был реально видеть жертву. Причём раздетым догола.
Амина Идрисовна едва заметно зарделась. Всё-таки она была восточная женщина.
– Довольно… хлипкие основания для того, чтобы врываться в квартиру.
– Я на этой его фразе насторожился и обратил внимание на интонацию. Она была не просто удовлетворённая. Мстительная. И такая… предвкушающая… ожидание у него было в голосе.
Даулетдинова кивнула:
– Понимаю. Но я бы, наверное, решила, что он убил соперника, расчленил и уничтожил тело. Заподозрить, что он после убийства держит восставшего дома и пытает… это надо как-то по-особому относиться к мёртвым… наверное…
Она задумчиво посмотрела на меня.
– Я стараюсь ответственно выполнять свою работу, – сказал я.
– Иди, Симонов, – после паузы сказала Даулетдинова. – Постарайся меня не разочаровать.
Питерская погода решила меня удивить. Небо голубое, прозрачное, чистое. Ярко, почти по-летнему, светило солнце. Людей, живых и мёртвых, на улицах было столько, будто они вышли праздновать его появление.
Найд, улыбаясь, запрокинул голову, глядя вверх. Сказал:
– Вот я это так люблю…
Бедренец несколько секунд смотрел на него, потом поднял руку, глянул на свои старые механические часы.
– Денис, я должен заняться отчётом. Я постараюсь сделать всё максимально быстро, чтобы успеть проводить вас.
– Да уж надеюсь, – сказал я. – Давай, анализируй.
Михаил кивнул. Потом повернулся к Найду – и вдруг прижал его к груди, на секунду замер, отпустил. И быстрым шагом пошёл направо по набережной.
– Куда он? – растерянно спросил Найд.
– В Летний сад, – сказал я. – Ищет свою дверь в лето.
– Чего с ним?
Я и сам был озадачен. Глядя на торопливо идущего Бедренца, я вдруг почувствовал, что не понимаю его. Всегда понимал, с самой первой, весьма неудачной встречи. А вот сейчас – нет.
– Дед тебя когда-нибудь раньше обнимал? – спросил я.
Найд наморщил лоб.
– Ну да… Он говорил, что телесный контакт очень важен для развития… Пап, ты его дедом назвал?
– Надо же как-то называть это старое недоразумение, – пробормотал я. – Настя, тебе не кажется странным его поведение?
Настя, наклонив голову набок – болезненно знакомым, прежним движением, смотрела на уходящего Бедренца.
– Немного. Он старается очеловечиться.
– Удачно получается, – хмуро сказал я. – Поедешь изучать останки?
Женщина, которую я любил живой, кивнула. А потом нахмурилась.
– Ты меня гонишь?
– Нет.
– Если вы не против… – Она заколебалась. – Мне всё равно предстоит провести в Питере некоторое время. Я бы прогулялась с вами. Если вы не против.
Она посмотрела мне в глаза.
– Как все расчувствовались-то… – сказал я вполголоса, пытаясь скрыть удивление.
– Пап…
– Да пошли, – сказал я. – Что мне, жалко? Город не мой личный, погода хорошая. Возьмём мороженое, нам нормальное, Насте из соевого молока. Поговорим о работе.
– Была бы я живой, стукнула бы тебя по башке, Денис Симонов, – сказала Настя. Прищурилась. – Ты чем-то озабочен, нет?
– Какие могут быть заботы, когда выглянуло солнце и нам совсем нечего бояться? – воскликнул я. – Пошли в Зоологический музей! Он же тут рядом, через мост. Мы не пойдём в Кунсткамеру, где толпятся китайские туристы, провинциальные тётушки и шумные подростки. Мы пойдём в тихий, мирный, даже самую капельку скучноватый Зоологический музей.
– Денис, если бы я не была рядом с тобой с самого утра, я бы решила, что ты выпил, – сказала Настя.
Я ухмыльнулся.
– О! Это интересное замечание. Но дело-то, если хорошенько подумать, совсем не во мне, Настя… Пошли, что мы тут торчим, туристам селфиться мешаем! Слева мы наблюдаем Адмиралтейство, за спиной у нас остался Эрмитаж, впереди Дворцовый мост…
– Денис, с тобой точно всё в порядке? – спросила Настя.
– Не совсем, – признался я. – Очень не люблю тупить. А я в Питере только и делал, что тупил. Ещё в поезде начал, если честно. Обычная судьба москвича в городе на Неве, что поделать!
Мы пошли через мост. Найд поглядывал на меня с любопытством, но ничего не говорил. А вот Настя выглядела озабоченной – насколько это вообще возможно для кваzи.
– Тебя что-то завело во время разговора с Представителем, – задумчиво сказала она. – Словно ты понял, где и в чём ошибся.
– Есть такое, – признался я. – Но не во время разговора, а ещё раньше… О! Глядите, какой чудесный кораблик с туристами! Давайте дружно помашем им!
– Денис. – Настя взяла меня за руку. – Объясни, что произошло. Ты понял что-то связанное с этим делом?
– Бинго, – кивнул я.
– Могу я помочь?
Я заколебался. Искушение сказать «да» было велико.
– Настя, беда в том, что ты ничем не можешь помочь.
– Понятно.
– Нет. Не потому, что ты… кваzи. Считай, что я собрал пазл, но в нём не хватает одной детали. Я её то ли потерял, то ли не нашёл. А хвастаться пазлом без квадратика в центре не получится.
– А вдруг я помогу его найти?
Я отвернулся.
Настя сейчас вела себя почти как раньше. Почти как живая. И от этого мне становилось ещё хуже.
– Давай просто гулять, – сказал я. – Получать удовольствие от самого красивого города России. Будем вести себя как семья на отдыхе.
Найд недоверчиво глянул на меня, потом воскликнул:
– Мороженое! Если уж семья на отдыхе, то мороженое обязательно.
Тележка с мороженым нашлась метрах в десяти от выходившей на набережную скромной двери с вывесками «Зоологический институт» и «Зоологический музей», рядом с ещё одной дверью – в кассы музея. Я купил Найду разноцветный фруктовый лёд, который он упорно предпочитал нормальному мороженому, Насте, как и грозился, мороженое из заменителей молока, «пригодное для веганов и кваzи», себе – обычный пломбир. Ещё вчера мысль грызть мороженое на влажном ветру мне и в голову бы не пришла, но солнце сделало город куда дружелюбнее.
– Вкусно, – глядя на Неву, сказала Настя. – Я уже и не помню, когда ела мороженое в последний раз.
– Доедим, а потом в музей, – сказал я. – Толпы вроде как нет, все идут в Кунсткамеру. Всем хочется смотреть на диковинки и уродства, а нас тянут древние кости и мумии.
– Он часто такой бывает? – спросила Настя у Найда, кивая на меня.
– Не-а, – ответил Найд, явно наслаждаясь ситуацией. – То есть пару раз такое было, когда он что-то сообразил, но ещё не до конца.
– А что будет, когда сообразит? – продолжала любопытствовать Настя.
– Тогда лучше куда-нибудь спрятаться, – очень серьёзно ответил Найд.
Настя кивнула. Бросила в урну обёртку от мороженого и сказала:
– Ладно, если что – прячемся. А пока смотрим на зверей.
Зоологический музей в Питере, хоть и самый старый в России (ну а как же иначе, он отделился от Петровской Кунсткамеры), но Московскому, на мой взгляд, уступает. Про всякие Лондоны – Берлины – Нью-Йорки говорить не стану, но подозреваю, что там тоже побогаче.
Но кое-что в питерском музее бесспорно мирового уровня. Мы прошли полупустыми залами (одна школьная экскурсия, одна китайская), направляясь к залу мамонтов и остановившись лишь посмотреть на чучело пингвина-альбиноса. Т