jackgiantkiller (джекубийцавеликанов) – и спросила, а как ее имя; Джек сказал: ее учетное имя Larchwood21, но она может открыть ящики и на другие имена.
– Зачем мне это делать?
– Вы можете притвориться другим человеком. Моложе, старше, да кем угодно.
– Разве это честно?
– Ну, можно иметь один адрес для друзей, а другой – чтобы делать покупки в интернет-магазинах и не получать спам.
Он объяснил ей, что такое спам и «письма из Нигерии».
В итоге миссис Ларвуд сказала, что не хочет скучного, неинтересного имени, а желает что-нибудь, как у него. Например: madoldbitch (безумнаястараястерва).
Джек захлопал глазами:
– Как-то слишком.
– Считаешь? Я подумала, это звучит забавно.
– Ладно. Заменю.
– Да, поменяй на madoldbitch.
Джек отхлебнул из чашки:
– Почему вы так сказали?
– Что сказала?
– Насчет Аутвудса.
– Ты бывал там?
– Да.
– А я бы туда не ходила.
– Почему?
– Лучше промолчу. Иначе ты решишь, что я и вправду безумнаястараястерва. – Миссис Ларвуд сдавленно фыркнула, словно подавляя смех.
– Нет, не решу.
– Я только хочу сказать, что меня туда и на веревке не затащишь. Нет. Даже близко не подойду. Там властвуют силы.
– Силы?
– Ты видел, каким Природа создала это место. Скалы. Такие и сякие. Там область тектонического разлома. Простая геология. Вам разве не рассказывали в школе? Ты же не думаешь, что в Природе что-нибудь бывает случайно, правда? Если так думал, то был дураком. Может, ты что-то и знаешь об этом компьютере и «письмах из Нигерии». Но если не знаешь этого, тогда ты ничего не знаешь. Сколько тебе лет?
– Тринадцать. Моя тетя Тара гуляла там, когда ей было шестнадцать. Она пропала. Теперь она вернулась.
– Кто?
– Тара, моя тетя. Думали, она умерла. Все так думали. Но на Рождество она вернулась.
Миссис Ларвуд поставила свою чашку на стол:
– Что, на это Рождество?
– Да.
– Когда это случилось? Я про то, когда она пропала?
– Двадцать лет назад. Она гуляла там. Теперь она вернулась.
Миссис Ларвуд забрала чашку Джека, хотя он не допил чай. Конфисковала и нетронутый кекс:
– Ну, хватит болтовни. Достаточно поговорили. Иди занимайся своими делами.
Джек был в недоумении. Он понял, что ему велят убираться восвояси, но не понял почему. Он поднялся и спросил:
– Хотите, чтобы я закрыл вашу почту?
– Оставь. Давай пошевеливайся.
Джек вспомнил, зачем он, собственно, приходил – чтобы сообщить о мнимых успехах в поисках рыжего кота. Но понимал, что сейчас неподходящий момент заикаться об этом. Он был на крыльце, когда дверь за ним захлопнулась. Загремели цепочки и засовы.
Безумнаястараястерва, подумал он.
На другой день Питер вкалывал, чтобы с потом выгнать похмелье. Во второй половине дня он, обливаясь потом, втаскивал в кузов грузовичка переносную газовую печь и услышал звонок своего мобильника. Загрузив печь, поднес трубку к уху.
Это был дантист Икбал Суйда.
– Питер, как поживаете?
– Отлично. Была у вас возможность встретиться с Тарой?
– Да. Очаровательная женщина. Мы прекрасно поболтали. Я сделал несколько рентгеновских снимков и взял несколько соскобов.
– Благодарю вас.
– Не за что. Рад оказать ответную услугу. Но должен сказать, все обстоит не слишком просто.
– Что это значит?
– Я бы предпочел сказать вам это не по телефону.
– Все в порядке, можете сказать сейчас. Это касается Тары?
– Сколько лет вашей сестре?
– Тридцать шесть.
– Так вы и говорили, я помню. Что ж, не будем ходить вокруг да около. Женщина, которую вы ко мне прислали, она не ваша сестра.
– Что?
– Питер, я сделал рентгеновские снимки и отправлю их на анализ, как обещал. Но говорю вам как другу: мне научный анализ не нужен. Я опытный дантист и повидал множество ртов. Даже после беглого осмотра могу сказать: той, кто приходила ко мне сегодня, не больше восемнадцати лет или около того.
– Не понимаю.
– Сожалею, что приходится вас огорчать. Я знаю, что говорю. Хотя она и очаровательна, Питер, но никак не может быть вашей сестрой.
28
Di gav henne drikke av raude gullhorn,
Dei slepte der nedi tri villarkorn.
(Пить поднесли ей в роге ало-золотом.
Питье с дурманом было в роге том.)
Я сказала ему, мол, это все, чем вы тут занимаетесь? Трахаетесь да играете в воде? Других забот у вас нет?
Не важно, сколь оскорбительно звучали мои слова, он просто рассмеялся и подождал, пока я умолкну. Ни разу не прервав меня и не перебив.
– Мы много чем занимаемся…
– Например?
Он подумал минутку:
– Ну, во-первых, мы приостанавливаем время…
– Замечательно. Как вы это делаете по воскресеньям?
– Это очень легко. Нужно просто крутить время сразу назад и вперед.
– И только-то! Почему же ты не сказал, что это так элементарно?
Его лицо скривилось, улыбаясь одной стороной и хмурясь другой.
– А, понимаю: ты смеешься надо мной. Очень хорошо. И лицо невозмутимое. Мне это нравится. Нравится, когда ты смеешься надо мной. Мне это необходимо.
– Это ты смеешься надо мной.
– Нет, я серьезно. Этим мы и занимаемся. Останавливаем время и запускаем его снова. Примерно так. Ты ведь не хочешь остановить время совсем? Это означало бы жить в прошлом, верно? Не знать, что принесет будущее, и хорошее и плохое, – это же самое интересное в жизни, правда? И во всяком случае, прошлое становится прошлым постольку, поскольку создает настоящий момент, да? А настоящее существует здесь лишь постольку, поскольку создает будущее, понимаешь? Будущее, конечно, вовсе не здесь…
– Замолчи! Замолчи.
– Я серьезно. Ты же не хотела бы застыть во времени, как муха в янтаре, правда? Как бы здесь ни было медом намазано. Обратно. Всякий раз обратно. Так что необходимо крутить время сразу назад и вперед, правильно?
– И как ты это делаешь? Конкретно?
– Хочешь попробовать?
Я ничего не понимала из того, что он говорил, и посмотрела на него долгим внимательным взглядом. Но мне казалось – странное ощущение, – что это был взгляд, знающий: это уже было и повторится снова.
– Думаю, да.
Он поднялся:
– Я вернусь – жук моргнуть не успеет. А ты пока подумай, какой момент в жизни хотела бы пережить снова.
Я усиленно думала, это было нелегко. Ребенком я точно становиться не хотела и школьницей, конечно же, тоже – в каникулы было весело, но нет; бывали приятные моменты с Ричи, но с этим, казалось, теперь покончено. Тут, когда Йероу уже возвращался, держа что-то в руке, я вспомнила кое-что более недавнее:
– Момент, когда мы сидели на лошади. Вскоре после того, как мы встретились, и я села позади тебя, и…
– Помню.
– …и мы скакали по тому зеленому лугу. В какой-то момент ты заставил лошадь перепрыгнуть ручей.
– Помню. Мы были там вместе много раз.
– Мы взвились в воздух… В каком это смысле «много раз»? Миг, когда мы летели, прежде чем опуститься на другой берег. Воздух напоен ароматами трав. Я не знала, что меня ждет впереди. Хочу пережить это снова: тот миг…
– Ты вернешься в то мгновение.
Он раскрыл ладонь, и я увидела у него в руке одну-единственную кроваво-красную ягоду.
И это все повторилось.
Лошадь, взмывшая в воздух, не то чтобы застывшая, но и не движущаяся, буйная грива, плывущая, как морской анемон, по волнам, и длящийся прыжок; воздух, искрящийся, пахнущий озоном и озаряемый голубыми всполохами, как перед грозой, – миг, полный возможностей; и мы не застыли во времени, потому что я могла спрыгнуть с лошади и обежать вокруг нее, что я и сделала, и одновременно видела себя сидящей позади него, верхом на прекрасном животном, подавшись вперед вместе с лошадью, распластавшейся в гигантском прыжке, запах ее пота у меня в ноздрях, блеск ее потных боков, мои пальцы впились в его бедра, и оба мы на лошади, совершающей прыжок, движемся, но не так быстро, как я обегаю ее, потому что я могу летать, пикировать и взмывать вверх; и он рядом со мной, смеющийся и вместе с тем вместе с тем вместе с тем остающийся на лошади со мной, вцепившейся в него, это было безумие, и воздух дымился озоном, и ощущение, будто я разрываюсь, словно небо грозит разодраться.
– Нельзя так слишком долго, – вспомнились его слова.
И я кивнула, так как нутром чувствовала, что это правда, и мы вернулись назад, и вот я что-то пью из крохотного стаканчика – нет, какая-то жидкость льется из моего рта и наполняет крохотный стаканчик у меня в руке, и я протягиваю его обратно ему – нет, он берет его у меня, – и жидкость в стаканчике устремляется вверх, вопреки силе тяготения, в багрянистую массу между его пальцами и вновь обретает форму блестящей красной ягоды, и я говорю: «Да, уверена», а потом он заговорил и улыбнулся, и, хотя слова его были неразборчивы, я поняла, что он сказал: «Уверена, что хочешь этого? Назад возврата нет». Моя голова сама собой кивнула. «Уверена? Да, уверена? Да». И он с ягодой на ладони.
Я помотала головой, сильно, стряхивая все это с себя, как собака отряхивается от воды, и очнулась, сидя на коленях и скрестив ноги, точно в той позе, что прежде, словно ничего не произошло.
Я была потрясена:
– Что это было только что?
– Мы вращали время в обоих направлениях.
– Ты дал мне наркотик?
– Это ягода. Теперь ты знаешь, как это делается, и можешь делать сама.
– Что это за ягода?
– В твоем мире такие ягоды не растут. Но есть кое-что, что тебе следует знать. Если будешь проделывать это снова и снова, забудешь…
– Забуду что?
– Боже мой! – Он улыбнулся этой своей улыбкой, которая так меня бесила. – Не помню. Забыл!
29
Когда я разбираюсь в себе и своем способе думать, то прихожу к заключению, что дар воображения значил для меня больше, чем любой талант абстрактного, позитивного мышления.