— Я хотела поговорить с вами, пока Джо нету рядом.
— Да, Мэриан. — Он назвал ее так же, как отец звал, вроде бы по-простому, без церемоний, но уважительно — он всегда к ней так относился, и глаза у него были ласковые, он больше ни на кого так не смотрел.
— Вы ведь беспокоились, не правда ли, относительно того, что может случиться из-за этой истории с Флетчером? Вы думали, дело ограничится тем, чтоб не дать ему запугать вас, прогнать отсюда, и чтобы помочь нам в трудное время. Вы не предполагали, что дело зайдет так далеко, как теперь. А сейчас вы озабочены, думаете, что сможете сделать, если снова начнется какая-то драка…
— Вы очень проницательная женщина, Мэриан.
— И еще вы думали, что, может быть, пора вам ехать дальше.
— А это как вы узнали?
— Потому что именно это вам и следует сделать. Ради себя самого. Но я прошу вас — не уезжайте. — Мать была такая взволнованная, серьезная и, с этими солнечными лучами, играющими у нее на волосах, красивая, как никогда. — Не уезжайте, Шейн. Вы нужны Джозефу. Больше, чем когда-либо. Больше, чем он захочет признать.
— А вам? — Губы Шейна едва шевельнулись, и я не был уверен, что слова он произнес именно эти.
Мать колебалась. Потом голова ее поднялась кверху.
— Да. С вами я должна говорить только честно. Мне вы тоже нужны.
— Та-а-а-ак, — сказал он тихо, и слова замерли у него на губах. Он серьезно и сосредоточенно разглядывал ее. — Вы знаете, о чем просите, Мэриан?
— Я знаю. И знаю, что вы — человек, который мог бы устоять против такой просьбы. Во многом мне и самой было бы легче, если бы вы уехали из долины и никогда не возвращались. Но мы не можем позволить, чтобы Джо потерпел поражение. Я рассчитываю на вас, надеюсь, что вы поможете… я не имею права это допустить. И вам придется остаться, Шейн, независимо от того, как это трудно для нас двоих. Без вас Джо не сохранит ферму. Он не сможет выстоять против Флетчера в одиночку.
Шейн молчал, и мне показалось, что ему страшно трудно, будто его в угол загнали. Мать говорила негромко, медленно, тщательно подбирая слова, и голос у нее начал дрожать.
— Лишить Джо этой фермы — все равно что убить его. Он слишком стар, чтобы начать с начала где-то в другом месте. Да, мы бы переехали и, может быть, даже неплохо устроились. В конце концов, он — Джо Старрет. Он настоящий мужчина и умеет сделать все, что должно быть сделано. Но он обещал мне вот эту ферму, когда мы поженились. Она была у него в мыслях все первые годы. Он работал за троих, лишь бы заработать побольше денег на все, что нам нужно будет. Как только Боб подрос настолько, чтобы хоть немного помогать мне, и нас можно было оставить одних, он поехал сюда, оформил заявку, построил тут все своими собственными руками, а потом привез нас сюда, и это место стало нашим домом. И никакое другое не сможет нам его заменить.
Шейн глубоко вздохнул и понемногу выдохнул. Он улыбнулся ей — а у меня почему-то сердце за него заболело.
— Джо должен гордиться такой женой, Мэриан. Не терзайтесь больше, Мэриан. Вы не потеряете эту ферму.
Мать тяжело опустилась на стул. Ее лицо, по крайней мере, с той стороны, что мне видна была, просияло. А потом, как и положено женщине, она начала противоречить сама себе.
— Но этот Флетчер — подлый и хитрый человек. Вы уверены, что все кончится хорошо?
Шейн уже сорвался с места и шел к сараю. Он остановился и снова повернулся к ней:
— Я сказал: вы не потеряете эту ферму.
И было понятно, что так и будет — по тому, как он это сказал, и потому, что это сказал он.
9
У нас в долине опять настало мирное время. С то вечера, как Шейн съездил в городок, ковбои Флетчера перестали пользоваться дорогой вдоль гомстедов. Они вообще не трогали нас, даже на том берегу лишь изредка мелькал какой-нибудь всадник. У них хватало причин, чтобы оставить нас в покое. Они были заняты — чинили хозяйский дом и огораживали еще один кораль, готовились к прибытию нового стада, которое Флетчер собирался пригнать весной.
И, тем не менее, как я заметил, отец теперь стал таким же бдительным и настороженным, как Шейн. Они оба теперь всегда все делали вместе. Они больше не расходились, чтобы работать по отдельности в разных частях фермы. Они работали вместе, и в городок ездили вместе, если что-то нужно было. И еще отец стал все время носить револьвер, даже в поле. Он нацепил его сразу после завтрака на следующее утро после драки с Крисом и вопросительно глянул на Шейна, застегивая пряжку, — я этот взгляд заметил. И Шейн покачал головой, и отец кивнул, приняв к сведению его решение, а потом они вышли вместе, не сказав вслух ни слова.
Стояли красивые осенние дни, ясные и волнующие душу, воздух был прохладен лишь настолько, что ты чувствовал его легкое покалывание; пока не случилось еще сильных холодов, которые скоро хлынут с гор и затопят долину. Была пора сбора урожая, поднимающая дух и уравнивающая настроение души с бодрым состоянием тела. И казалось невозможным, что в эту прекрасную пору может внезапно и стремительно вспыхнуть насилие…
По субботам к вечеру все забирались в легкую повозку, мать с отцом садились на сиденье, мы с Шейном устраивались сзади, свесив ноги, и отправлялись в городок. Это был перерыв в повседневной рутине, которого мы ждали всю неделю.
В это время в заведении Графтона всегда царило оживление, люди, все знакомые, входили и выходили. Мать закупала припасы на следующую неделю, убивая на это массу времени и тараторя с другими женщинами. Она, как и жены других фермеров, была большой любительницей обмениваться кулинарными рецептами, и они устроили тут себе главный рынок для этой меновой торговли. Отец передавал мистеру Графтону заказ на все, что нужно, и немедленно отправлялся за почтой. Он регулярно получал каталоги сельскохозяйственного оборудования и проспекты из самого Вашингтона. Он бегло перелистывал их, просматривал письма, если какие были, а потом усаживался на бочку и разворачивал свою газету. Но не проходило и минуты, как он ввязывался в спор с первым попавшимся собеседником о лучших для Территории сортах растений, и по-настоящему газету читал Шейн.
А я обычно шнырял по магазину, набивал пузо крекерами из открытого бочонка, стоящего в конце стойки, и играл в прятки с крупным и мудрым старым котом мистера Графтона, большим мастаком по части ловли мышей. Сколько раз, переворачивая ящики, я выгонял оттуда этих толстых пушистых тварей прямо ему в когти… Если мать была в подходящем настроении, у меня в кармане оказывался пакет леденцов.
На этот раз у нас имелась особая причина задержаться дольше обычного, причина, которая мне была вовсе не по вкусу. Наша учительница, Джейн Графтон, заставила меня отнести матери записку с приглашением зайти побеседовать. Обо мне. Я и вообще-то был не особенно силен и прилежен в учебе. А сейчас меня, к тому же, очень беспокоили дела на большом ранчо и то, как они могут отразиться на нас, — а это ничуть не способствовало занятиям. Мисс Графтон и в лучшие-то времена едва терпела меня. Но что довело ее до такой злости, чтобы матери записку писать, так это погода. Какой нормальный человек может ожидать, что мальчик, у которого хоть капля энергии есть, усидит запертый в классе в такую погоду? За эту неделю я два раза уговаривал Олли Джонсона смыться со мной вместе после большой перемены и проверить, клюет ли еще рыба в нашем любимом пруду за городом.
Мать покончила с последним пунктом в своем списке, поискала меня глазами, слегка вздохнула и распрямила плечи. Я понял, что она направляется в жилые комнаты за магазином беседовать с мисс Графтон. Я скорчился и сделал вид, что не замечаю ее взгляда. В магазине осталось всего несколько человек, хотя салун в соседнем помещении работал вовсю. Она подошла к отцу, который все еще листал каталоги, и оторвала его от этого занятия.
— Идем, Джо. Тебе это тоже не помешает выслушать. Должна тебе заявить, мальчик уже слишком большой, чтобы я сама могла с ним справиться.
Отец быстро оглядел магазин и замер, прислушиваясь к голосам, доносящимся из соседнего помещения. За весь вечер мы не видели никого из людей Флетчера, и отец как будто был спокоен. Он взглянул на Шейна, складывающего газету.
— Это недолго. Мы вернемся через минуту.
Они скрылись в дверях, ведущих в заднюю часть здания, а Шейн подошел к проему, соединяющему магазин и салун. Он окинул зал быстрым настороженным взглядом и шагнул внутрь. Я последовал за ним. Но мне не полагалось туда даже заходить, так что я остановился у входа. Шейн стоял возле бара и с самым серьезным видом подшучивал над Уиллом Атки, говоря, что, по-видимому, не будет брать сегодня содовой шипучки. В зале сидели несколько небольших компаний, в большинстве из местной округи, я их всех знал хотя бы в лицо. Те, что были рядом с Шейном, слегка отодвинулись, с любопытством косясь на него. А он, вроде как, ничего и не заметил.
Он поднял стакан к губам и попробовал выпивку на вкус, опираясь одним локтем на стойку, не пытаясь ни пройти дальше в зал и присоединиться к обществу, ни спрятаться в сторонке, просто он готов был проявить дружелюбие, если кому-то захочется, или враждебность, если, опять-таки, кто-то начнет напрашиваться.
Я шарил глазами по залу, пытаясь припомнить, кого тут как зовут, и вдруг заметил, что одна из распашных дверок чуть приоткрыта, и в щель украдкой заглядывает Рыжий Марлин. Шейн это тоже увидел. Но только ему не было видно, что на веранде есть и еще люди, потому что они держались ближе к стене, с той стороны, где магазин. Я их заметил через окно рядом — громоздкие тени в темноте. И так испугался, что едва мог с места двинуться.
Но я должен был. Должен был, несмотря на все мамины запреты. Я прокрался в салун, прямо к Шейну, и зашептал:
— Шейн! Их там снаружи целая куча!
Только я опоздал. Рыжий Марлин был уже внутри, остальные заходили торопливо и рассеивались по залу, стараясь перекрыть проход в магазин. Среди них был Морган; на его плоском лице застыла угрюмая решимость, а широкие плечи почти заполнили дверной проем, когда он заходил; рядом с ним стоял ковбой, которого звали Кудряшом за густую шапку непослушных волос. Он был глуповатый и медлительный, зато толстый и сильный, и он несколько лет работал вдвоем с Крисом. Еще двое последовали за ними — это были новые для меня люди, по виду крепкие и опытные, много лет проработавшие со стадом.