Затем академик-секретарь (Фаддеев) сразу предлагает выступить академику В. И. Арнольду. Арнольд, кстати, не был членом Бюро Отделения Математики, и его специально, получается, пригласили для выступления против меня. Речь В. И. Арнольда агрессивна и напориста. Выступает долго. Обвиняет в лженаучности, в нагнетании напряжения в российском обществе, в сеянии смуты в научных кругах. Однако ясно видно, что наших книг он не читал, и никакого представления о сути дела не имеет. Говорит громко, размахивая руками, захлебываясь и эмоционально. Недаром за год до этого, в 1997 году, В. И. Арнольд в своем докладе на научно-практическом семинаре «Аналитика в государственных учреждениях» при Администрации Президента РФ «Жесткие и мягкие математические модели» заявил: «Непрекращающееся финансирование псевдоспиритических наук вроде парапсихологии и антиисторического вздора академика А. Т. Фоменко (зам. академика-секретаря отделения математики РАН) еще ждет своего объяснения». Про финансирование наших исследований он, попросту, выдумал.
Напомню, что первый по-настоящему опасный донос на меня в высшие органы власти был написан группой историков еще в 1982 году, еще в советское время. Теперь, в 1998 году, вместо уже несуществующего ЦК КПСС, В. А. Арнольд обратился напрямую в Администрацию Президента РФ тоже с жалобой-доносом на меня. Причем на этом он не успокоился, и на страницах газеты «Известия» от 16 января 1998 года, в статье «Математическая безграмотность губительнее костров инквизиции», извлек на свет жупел фашизма и заявил: «Поразительно, что и РАН, и МГУ, и общество в целом находят средства для финансирования всевозможного антинаучного вздора вроде парапсихологии и для поддержания публикаций лиц нестандартной исторической ориентации с коричневым уклоном».
В данном случае мое имя не было произнесено вслух, но, как мне говорили читатели этой статьи, представляется несомненным, что подразумевается. Так многие и поняли. Недаром меня потом спрашивали: читали, как Арнольд обвинил Вас в фашизме? По-видимому, на это и был грамотный расчет – публично наклеить на меня «коричневый ярлык».
Но вернемся к уникальному заседанию Бюро Отделения Математики.
Слушая разгорячившегося В. И. Арнольда, Л. Д. Фаддеев молча кивает. Ни одного из выступавших он не прерывал, позволял высказаться до конца. Мне сло́ва для ответов не предлагал. Запомнился странный штрих: Фадеев избегал встретиться со мной взглядом. Но тут неожиданно для меня, за новую хронологию вступается, причем активно и убежденно, академик Василий Сергеевич Владимиров, рис. 3.154b. Сообщает, что он в свое время пригласил меня на свой большой научный семинар в математическом институте им. В. А. Стеклова, где я рассказывал о наших статистических и астрономических исследованиях Альмагеста Птолемея и о его новой датировке. Владимиров заявил, что эта работа убедительна и интересна, что он приветствует новые математические методы в хронологии.
Рис. 3.154b. Академик Владимиров Василий Сергеевич.
Однако сразу после него слово взял академик А. А. Гончар, сказавший, что из-за Фоменко Отделение математики оказалось в сложном положении, и что если Фоменко настаивает на создании им новых математико-статистических методов в хронологии, то Бюро будет вынуждено вынести более жесткое постановление, осуждающее внедрение таких новых псевдоматематических подходов в историю. Но никаких конкретных возражений по сути методов Гончар не высказал (моих книг не читал). В этот момент один из присутствующих напомнил, что методы Фоменко получили одобрительную оценку таких известных специалистов по математической статистике как: Н. В. Крылов, В. В. Калашников, А. Н. Ширяев. Потом были и другие выступления «за Фоменко». В частности, меня поддержал член-корреспондент Валентин Васильевич Воеводин (потом в 2000 году он стал академиком). Но были и выступления «против Фоменко». Не буду их все перечислять. Тем более, что не запомнил подробности, так как всё происшедшее было для меня полной неожиданностью и сделанные мною по ходу заседания беглые записи на обрывке бумаги были неполны. Атмосфера была нервной.
Длилось заседание довольно долго. Я всё время молчал. Наконец, Л. Д. Фаддеев прервал длительное и бурное обсуждение (повторю, что были выступления как против, так и за) и предложил принять постановление, в котором осуждаются «подобные ошибочные подходы к хронологии», и А. Т. Фоменко предлагается более «не ссылаться на математику в своих исторических исследованиях». Было бы хорошо, – сказал далее Л. Д. Фаддеев, – если бы А. Т. Фоменко прямо сейчас, на Бюро Отделения Математики, взял бы на себя такие обязательства. И обратился ко мне с вопросом: согласны ли Вы взять такие обязательства? – Наступило полное молчание (повторю, что в комнате было много людей). Поскольку из всего предыдущего мне стало очевидно, что никто из критиков ни одной моей книги или статьи по хронологии не читал, и не представлял существа этой непростой научной проблемы и моих новых эмпирико-статистических методов, то возражать и открывать дискуссию счел излишним. Поэтому спокойно ответил одним словом:
– Нет.
Воцарилась тишина. Подождав несколько минут, я встал и неторопливо вышел из комнаты. Что́ там говорилось дальше – не знаю.
Текст постановления Бюро мне потом не вручили, хотя я поинтересовался как им, так и полным списком присутствовавших, а также тезисами их выступлений. Но этих материалов мне тоже почему-то не дали. А специально заниматься их розыском и требовать дальше я не стал. Потом мне объясняли, что это заседание нашего Бюро состоялось по рекомендации академика Ю. С. Осипова и некоторых членов Президиума РАН. Не знаю точно – так ли это. Сам Ю. С. Осипов мне об этом ничего не говорил, хотя на другие темы мы с ним неоднократно беседовали. Тему Новой Хронологии я с ним никогда не затрагивал. Он интересовался моей графикой и живописью (и сам не раз говорил мне об этом), а тему хронологии старательно обходил.
Каковы были мотивы такого критического отношения некоторых моих коллег-математиков, а также почему от меня лукаво скрыли повестку заседания Бюро, не предупредили заранее? Ответа не знаю. Впрочем, упомянутый выше И. А. Лавров сказал мне, что не хотели конфликтовать с возмущенными историками внутри нашей Академии. Вникать же подробно в суть моих исследований у некоторых моих коллег «не было времени». У всех, дескать, и без того много своих забот. Вот и решили нажать на меня, чтобы «не сеял смуту».
Кстати, кое-кто из моих «оппонентов» объяснял свои нападки так. Мол, против тебя лично мы абсолютно ничего не имеем. Как говорится, «ничего личного, только бизнес». А вот твои неправильные исследования категорически осуждаем и будем с ними упорно бороться. Упомянутый выше Павлов потом при встречах со мной подчеркнуто вежливо и доброжелательно здоровался, раскланивался. Потом со мной подчеркнуто вежливо и улыбчиво здоровался и Арнольд. Аналогично раскланивались и Янин, Карпов, Новиков. То есть широко публично, в выступлениях, в печати и вообще в средствах массовой информации они меня клеймили и шельмовали, а при беглых встречах в коридоре, наедине, любезно (иногда с улыбкой) желали крепкого здоровья.
После того, как рассказы об этом уникальном заседании Бюро Отделения Математики распространились по нашей Академии, многие ученые открыто высказывали мне свою поддержку. В том числе и публично и неоднократно. Например, Гусейнов Абдусалам Абдулкеримович – известный философ, академик РАН, директор института философии РАН.
А вот «Отчет о годичном собрании РАН». Вестник Российской Академии Наук, август 1998, т. 68, № 8, МАИК «Наука». На стр. 683, в Отчете о собрании, сообщено о попытке одного из академиков РАН (имелся в виду Новиков, см. об этом ниже) организовать осуждение Общим собранием РАН трудов «академика А. Т. Фоменко, в которых пересматривается общепринятая периодизация истории. Однако Общее собрание не сочло нужным обсуждать этот вопрос».
Речь тут идет вот о чем. Перед годичным собранием РАН мне стало известно, что академик Новиков направил письмо (фактически донос с требованием «оргвыводов») президенту РАН академику Осипову, в котором осуждал мои работы по хронологии и требовал санкций. Далее, Новиков потребовал, чтобы Осипов публично зачитал письмо на Общем Собрании. Сначала, как говорили в кулуарах (и передали мне), Осипов всячески уклонялся. Однако на него было организовано большое давление со стороны академиков Новикова, Арнольда, Гинзбурга и Круглякова. Последний, кстати, был председателем так называемой комиссии по борьбе со лженаукой при Президиуме РАН. Многие называли эту комиссию инквизиционной. Как мне потом передали, перечисленные академики угрожали Осипову публичным скандалом на Общем Собрании, если тот откажется вслух зачитать письмо-донос Новикова. В итоге Осипов был вынужден согласиться.
Далее происходило следующее. На Общем Собрании Академии, после основных запланированных ранее выступлений, Осипов сообщил, что к нему поступило письмо академика Новикова по поводу академика Фоменко и сейчас он его огласит. Громко зачитывает письмо. Микрофоны и динамики в огромном зале Академии хорошие, слова Осипова прекрасно слышны. В зале масса народу – около тысячи человек – члены Академии, гости, пресса, телевидение и т. д. Текст письма Новикова довольно грубый и требующий осуждения моих работ академическим сообществом. Я сидел недалеко от Президиума, хорошо видел и слышал Осипова. Он читал письмо громко и четко. Вообще, вся эта процедура противоречила многолетним традициям Академии Наук. Мне об этом потом говорили старшие коллеги. Тоже не помню другого случая, чтобы на Общем Собрании Президент Академии лично зачитывал бы категорическое осуждение одного из действительных членов Академии Наук. Кстати, совершенно бездоказательное.
Затем на трибуну поднялся историк академик А. А. Фурсенко. Он также обрушился на Фоменко, гневно осуждая его исследования по хронологии. Тоже было видно, что наших книг не читал и суть дела не понимает.