Затем слово взял академик Л. Д. Фаддеев, как академик-секретарь Отделения Математики. Он дал краткий комментарий – в общем, надо сказать, нейтральный и даже положительный для меня. Сообщил, в частности, что Фоменко и Новиков являются соавторами известного трехтомного учебника «Современная Геометрия», заслужившего широкую популярность в среде математиков и физиков. О моих исследованиях по хронологии Фаддеев умолчал.
Тогда я решил попросить слова. Понимал, что выйти на трибуну мне вряд ли позволят, поскольку я не обращался заранее с заявкой до начала заседания. У нас принято просить сло́ва заранее. Поэтому поднялся со своего места в партере и подошел к одному из микрофонов, стоявших в проходах Актового зала, непосредственно перед столом Президиума, буквально в нескольких метрах. Несколько минут меня упорно «не замечали» из Президиума. Хотя весь зал – около тысячи человек – прекрасно видел, что я прошу слова. Наконец, «меня заметили» и включили микрофон. Я был краток. Сообщил, что нападки Новикова не имеют никакого отношения к науке и объясняются, вероятно, тем, что в 1992 году мне предложили в МГУ восстановить кафедру дифференциальной геометрии, на которую перешло несколько математиков с кафедры Новикова. Хотя при этом ни одной ставки с кафедры Новикова взято не было, поскольку для новой кафедры руководство МГУ выделило новые ставки. Вот подлинная причина нынешнего агрессивного поведения Сергея Петровича.
Далее я процитировал прежнее весьма положительное мнение Новикова о моих математических работах, когда он представлял их на Премию Президиума РАН, а потом активно рекомендовал меня к избранию в академики РАН, см. выше раздел о 1991 годе. На это Фаддеев, еще стоявший в это время на сцене Актового зала, сказал, что научные мнения могут меняться. Дескать, раньше Новиков хвалил Ваши работы по математике, а теперь он их осуждает, а заодно и Ваши работы по хронологии. Я не стал спорить и сел на место. Осипов сказал несколько общих слов и прервал дискуссию на эту тему. В перерыве заседания ко мне подошли несколько академиков и член-корреспондентов из самых разных Отделений. Выразили мне поддержку. Некоторые сказали, что на ум сразу приходит аналогия с попыткой разгромить генетику, когда Лысенко и его коллеги обрушились на новое научное направление в биологии. Говорили также, что не припомнят в долгой истории Академии Наук таких оголтелых публичных нападок на члена Академии из-за его научных исследований.
После этого меня быстро лишили тех немногих постов и позиций, которые я занимал в Отделении Математики РАН, в ВАКе (Высшая Аттестационная Комиссия), в некоторых других комиссиях. Кстати, я никогда не держался за административные позиции и не стремился к ним, но всегда старался исполнять свои обязанности максимально аккуратно, активно работая на благо нашей Академии и МГУ. Далее, академик-секретарь Отделения Математики РАН (Л. Д. Фаддеев) попросил меня написать на его имя заявление, в котором я просил бы сложить с меня обязанности его заместителя. Причем попросил написать бумагу так, будто я прошу этого лишь потому, что «занят на работе в МГУ, и у меня мало времени». Хотя такая формулировка представлялась мне странной, тем не менее не стал возражать из уважения к Фаддееву. Написал требуемое им заявление.
И так далее. В системе РАН меня оставили только в редколлегии академического журнала «Математический Сборник» и в экспертном диссертационном совете математического института им. В. А. Стеклова РАН. Ранее я работал по совместительству в академическом ин-те Стеклова, но меня быстро «убрали» оттуда, и с тех пор я работаю лишь в одном месте – в МГУ.
Еще раньше всех этих событий Л. Д. Фаддеев однажды попросил меня перед одним из общих собраний нашего Отделения Математики РАН молча (то есть не возражая) выслушать публичное выступление С. П. Новикова, направленное против меня, которое, оказывается, «было уже запланировано» (!?). Л. Д. Фаддеев просил меня не выступать с ответом, поскольку, дескать, публичная дискуссия на эту острую тему создаст в Академии негативный образ возглавляемого им Отделения.
Я согласился из уважения к Людвигу Дмитриевичу и молча выслушал длинное и агрессивное выступление С. П. Новикова в мой адрес на собрании Отделения математики. Фаддеев его не прерывал, дал высказаться полностью. Зал молчал. Повторю, что всегда относился к Л. Д. Фаддееву с большим уважением и во всем старался поддерживать его. А такие ситуации бывали, в том числе и достаточно острые для Л. Д. Фаддеева. Например, во время его борьбы в связи с институтом Л. Эйлера в Петербурге. Тогда он попросил меня председательствовать вместо него на одном из заседаний Бюро Отделения Математики, где разбирались обвинения, выдвинутые против Л. Д. Фаддеева. Я согласился, провел заседание, помог ему отстоять его позицию, и в дальнейшем неоднократно в разных ситуациях отметал критику в его адрес.
Опыт моего публичного выступления на Общем собрании Академии в ответ на прозвучавшие нападки и обвинения, см. выше, показал, что противодействовать мощной административной машине, запущенной против меня, очень трудно. Поэтому придется, как боксеру на ринге, окруженному несколькими противниками и откровенно враждебными судьями, держать удар за ударом. За эту «техническую способность – держать удар» меня когда-то хвалил мой друг математик Евгений Михайлович Никишин. Кстати, Женя попал в свое время под несправедливое и тяжелое административное псевдонаучное преследование за свои убеждения, что сыграло немаловажную роль в его преждевременной смерти. Несправедливо обвинили в наличии якобы ошибок в его математических работах. Даже специальную комиссию создали на мехмате МГУ. Ошибок не нашли, хотя искали упорно.
В то же время, обязательно тут надо сказать, что руководство МГУ и лично ректор В. А. Садовничий, не пошли на поводу́ развязанной против меня кампании. Никаким административным санкциям и гонениям в МГУ я не подвергался, хотя, как уже говорил, на руководство МГУ и персонально на ректора было оказано в этом направлении сильное давление, в том числе и сверху. Причем, с далекого верха. При этом Садовничий вовсе не был и не является сторонником Новой Хронологии. По поводу же академического Отделения Математики хочу добавить, что многие члены нашего Отделения РАН в той или иной форме всегда поддерживали и поддерживают меня, за что им благодарен. Так что я и мои соавторы по хронологии отнюдь не были одиноки.
В 1998 году в московском изд-ве Факториал вышла в свет наша книга «Библейская Русь». В ней мы показали, что на страницах Ветхого Завета много и подробно говорится о Руси XIII–XVII веков, называемой, оказывается, то Египтом, то Израилем. Искренне благодарен издателям и редакторам – Игорю Евгеньевичу Калиниченко и Юрию Николаевичу Торхову за большой труд, вложенный в это издание. (как и в издание других наших книг по Новой Хронологии). «Библейская Русь» вызвала огромный резонанс. Например, в московском центральном книжном магазине Библио-Глобус происходило следующее. Большие контейнеры на колесах, целиком заполненные свежими экземплярами нашей книги, вкатывали из хранилища прямо в торговый зал, где книгу раскупали прямо «с колес». То есть ее расхватывали прямо из контейнеров. Здесь же вскипали стихийные споры между нашими сторонниками и противниками.
В 1998 году на протяжении более чем полугода (1998–1999 годы) московская радиостанция «Свободная Россия» предоставляла свое эфирное время для серии радиопередач, в которых Юрий Сергеевич Чернышов блестяще рассказывал о содержании наших книг. В частности, по радио им был почти полностью прочитан текст двух наших книг – «Империя» и «Новая хронология Руси, Англии и Рима». Также были озвучены первые главы книги «Библейская Русь». В 2001 году эти радиопередачи были возобновлены, но вскоре прекратились, хотя Ю. С. Чернышов был готов их продолжать.
Декан филологического ф-та МГУ, профессор Марина Леонтьевна Ремнева предложила мне и Г. В. Носовскому прочитать специальный курс по проблемам хронологии и новым математическим методам в истории и лингвистике. Такой курс был нами прочитан на филфаке МГУ в 1998 году. Мы благодарны М. Л. Ремневой, а также профессору филологического факультета Анатолию Анатольевичу Поликарпову, заведующему лабораторией компьютерных методов в лингвистике за помощь в организации этого курса и ценные для нас обсуждения.
В этом году осенью со мной связался Гарри Кимович Каспаров, чемпион мира по шахматам. О его желании встретиться мне сообщил мой коллега, известный математик Федор Алексеевич Богомолов, специалист по алгебраической геометрии, уже давно работавший в США и имевший контакты с Каспаровым по каким-то финансовым проектам. Встреча состоялась у нас дома, в МГУ. Оказалось, что Г. К. Каспаров давно обратил внимание на наши исследования по хронологии и они, по его словам, многое прояснили для него в понимании всемирной истории. Он пришел к нам со своей матерью Кларой Шагеновной – удивительно умной и интересной женщиной, рис. 3.155, рис. 3.156, рис. 3.157. Г. К. Каспаров предложил нам совместные действия по пропаганде идей новой хронологии. Мы согласились. Гарри Кимович произвел на нас сильное впечатление своей широкой эрудицией, четкостью и быстротой мышления, великолепным логическим анализом.
Рис. 3.155. Г. К. Каспаров и А. Т. Фоменко. 1998 год.
Рис. 3.156. В. П. Фоменко, К. Ш. Каспарова, Г. К. Каспаров, А. Т. Фоменко, Г. В. Носовский. 1998 год.
Рис. 3.157. Г. К. Каспаров, А. Т. Фоменко, Г. В. Носовский, Ф. А. Богомолов. 1998 год.
Здесь уместно сказать об одном важном обстоятельстве. Так вышло, что в моем научном творчестве переплелись две темы – математика и хронология. А именно, разработка и применение математических методов для датирования исторических событий.
Поскольку хронологическая тема оказалась резонансной и задела очень многих, то в широких кругах нашего общества, отнюдь не только научных, вспыхнула бурная полемика вокруг этих наших исследований. Одни активно поддерживали, другие возмущались и обрушивались с обвинениями. Вообще, было и есть много эмоций. Очень много. При этом далеко не все могли самостоятельно разобраться – в чем же, собственно, дело. Ведь проблема хронологии совсем непростая. Выработать собственное мнение, не вникая в суть дела, довольно сложно. По этой причине на своей кафедре, да и вообще на мехмате МГУ, я старался вообще не касаться вопросов хронологии. В частности, не хотел ставить своих подчиненных по кафедре в неловкое положение. Ведь кто-то со стороны может попросить их высказаться – а что они думают о нашумевших исследованиях своего руководителя?