– Слушайте, мисс Искусствовед, похвастайтесь своим опытом и объясните мне смысл этой картины.
– Ладно. – Люси уверенно кивнула. – Эта картина отличается от остальных упрощенной цветовой палитрой и линейными фигурами, имитирующими созвездия ночного неба. Я всегда ценила в этой картине чувство радости, несмотря на хаос, который отражал жизнь художника, – в то время Европу раздирали войны. Он работал над картинами во время гражданской войны в Испании и бежал от немецкого наступления во Францию, захватив с собой только коллекцию своих картин. Он говорил, что работа над этой серией помогает ему отвлечься от трагедии войны. Он радовался возможности убежать, и я вижу это в его работах. Посмотри, как он изобразил спокойствие ночи, восторженный танец звезд…
Люси продолжала говорить о картине, но Оливеру было гораздо интереснее наблюдать за ней. Казалось, она наконец-то попала в свою стихию. Она больше не была рыбой, выброшенной на берег, среди богачей этого благотворительного мероприятия. Она была экспертом по современному искусству. Ее карие глаза мерцали, а лицо сияло от волнения. Люси стала потрясающе красивой. Он смотрел на ее алые губы и желал их поцеловать.
– Оливер?
Он отвел взгляд от ее губ и посмотрел ей в глаза, в которых читался задор.
– Да?
– Ты меня совсем не слушаешь. Тебе ужасно скучно. Но ведь ты сам просил меня рассказать тебе о картине.
– Да. Я слушал, – солгал он. – Меня просто отвлекла красота.
Люси ухмыльнулась и повернулась к картине:
– Она прекрасна, верно?
– Я говорил о тебе.
Люси повернула голову в его сторону и ахнула. Ее алые губы расплылись в мягкой улыбке.
– Знаешь, в прошлый раз, когда я сказал, что ты красивая, ты поцеловала меня. И врезала мне. Но сначала ты меня поцеловала.
Люси поджала губы.
– Да, но я не собираюсь делать ни первого, ни второго, что бы ты ни говорил. – Она отпила шампанское и продолжила гулять по выставке.
Оливер усмехнулся и поспешил догнать Люси.
– Эта часть музея посвящена работам шестидесятых годов, – сказала Люси, когда они завернули за угол. Она не хотела говорить о комплиментах Оливера и вспоминать их поцелуи на предродительной вечеринке.
Ей было трудно подстроится под его резкую смену тактики. Она не знала наверняка, что он задумал, поэтому решила держаться с ним настороженно. Ей не нужны новые неприятности.
Напротив них была знаменитая серия картин Ива Кляйна. Она много изучала его работы в университете, поскольку его художественные приемы были довольно скандальными.
– Я думаю, тебе понравится эта коллекция Ива Кляйна. Она называется «Антропометрия эпохи синего».
Оливер нахмурился и посмотрел на первое полотно.
– Я вижу только гигантское белое полотно с синими мазками.
Люси улыбнулась:
– Кляйн был скорее артистом, чем художником. Он создавал все свои работы с живой аудиторией и оркестровой музыкой. Его самая известная картина была продана на аукционе за тридцать шесть миллионов долларов в 2012 году.
У Оливера отвисла челюсть.
– Я не понимаю, как можно восхищаться этой ерундой, – сказал он.
Люси положила ладонь ему на плечо и приподнялась на цыпочки, а потом прошептала ему на ухо:
– Он рисовал обнаженными женщинами.
Оливер сильнее нахмурился.
– Значит, он рисовал обнаженных женщин, стоящих вокруг него?
– Нет. Он не пользовался кистями. На самом деле он даже не прикасался к холсту. Он использовал так называемые «живые кисти». Он буквально рисовал с помощью красивых обнаженных женщин, обмазанных краской. Или выжигал факелом тени, которые они отбрасывали на холст.
– Ты серьезно?
Люси кивнула:
– Я смотрела видеозаписи его выставок, и они были поразительно зрелищными. Только представь, как все эти зажиточные любители искусства приходят в музей, а там их встречает мужчина в смокинге и пять-шесть молодых, привлекательных и обнаженных женщин. Они сидели и смотрели, как женщины намазываются краской, а потом прижимаются к холсту по указанию художника. На самом деле Кляйн был скорее режиссером, обучая женщин создавать фигуры и образы, которые ему требовались. С музыкой и специальным освещением такой перформанс выглядел очень чувственно.
Оливер прищурился, глядя на полотно, но Люси была уверена, что он ничего не понимает.
Люси встала между ним и картиной.
– Представь меня обнаженной, – сказала она с улыбкой. – На полу стоят ведра с синей краской. Я втираю краску в свою кожу, а потом прижимаюсь к холсту. – Она попыталась встать так, чтобы имитировать отпечаток на картине. – Теперь ты понимаешь?
Оливер не ответил. Он смотрел на нее с вожделением.
– Теперь я понимаю, – произнес он, не глядя на картину, и подошел к Люси вплотную.
Несмотря на приятное тепло в зале, кожа Люси покрылась мурашками. Она почувствовала разгоряченное тело Оливера и вдохнула аромат его одеколона. Он провел кончиками пальцев по ее рукам, и от желания у нее скрутило живот. Ей страстно захотелось узнать, что будет дальше, если они позволят себе не останавливаться.
Оливер наклонился к ней и тихо позвал ее по имени.
Пусть у нее давно не было мужчин, но она отлично знала, что у него на уме. Она хотела ответить ему согласием и обнять руками за шею, но понимала, что должна сдержаться. Кипящая страсть, которую она испытывает, опасна. Может ли она доверять человеку, который ранее называл ее мошенницей?
Судя по всему, прямо сейчас он не желает говорить о наследстве своей тетушки.
– Да? – сказала она дрожащим голосом, ее тело трепетало от желания.
– Я предлагаю уйти с вечеринки пораньше. – От его жаркого дыхания по ее спине пробежала дрожь.
– Она только началась, – сердито возразила Люси. Это была благотворительная акция, но пока ни она, ни Оливер не сделали пожертвований. – А как же аукцион?
Оливер отстранился от нее и пронзил ее взглядом:
– Я предлагаю спуститься вниз, где я выпишу чек. Все будут счастливы, и потом мы поедем ко мне. Чтобы поговорить об искусстве, – прибавил он.
– Ты выпишешь чек на очень крупную сумму, – предложила Люси, зная, что он может это себе позволить.
– Конечно. – Он лукаво улыбнулся и многозначительно подмигнул ей.
Глава 7
– Красивое место, – сказала Люси, когда они вошли в его пентхаус.
Оливер просто пожал плечами:
– Меня оно устраивает. Но это не квартира на Пятой авеню с видом на парк.
– У большинства людей нет даже этого. Если бы я не жила с твоей тетей, то арендовала бы квартирку размером с твой коридор.
Люси огляделась с любопытством, стараясь запомнить все детали профессионально оформленного интерьера. Оливеру не нравилось его жилище. Он просто приходил сюда ночевать.
Оливер снял пиджак и бросил его на подлокотник кожаного дивана. В кармане пиджака лежала квитанция на картину, которую он только что купил на благотворительном мероприятии. Он аккуратно сложил ее и убрал, пока Люси не увидела. Она думала, что он просто пожертвовал деньги на художественную школу. Она не знала, что картину доставят ей позже от неизвестного дарителя.
Он не совсем понял, почему так поступил. Оливер никогда не славился крупными пожертвованиями благотворительным организациям или экстравагантными подарками. Большинство людей рядом с ним ни в чем не нуждались. Но сейчас ему просто захотелось сделать для Люси приятный сюрприз. Она обрадуется подарку. Он с удовольствием посмотрит, как она улыбнется при виде подаренной картины.
– Теперь я понимаю, почему тебе не составляет труда приезжать ко мне без предупреждения, – произнесла она, отвлекая его от размышлений. – Ты живешь всего в нескольких кварталах от дома Элис.
Он подошел к ней сзади и помог снять пальто. Он не ответил на ее замечание, поэтому она повернулась к нему лицом.
– Да. – Оливер сделал глубокий вдох, стараясь обуздать желание. Он не собирался набрасываться на Люси, хотя ему очень хотелось ее поцеловать. – Я живу неподалеку от работы, от дома своего отца и сестры. – Он положил ее пальто на диван. – Выпьешь что-нибудь?
– Да, – сказала она с вежливой улыбкой. – У тебя есть патио или балкон?
Секунду он колебался, не зная, хочет ли делиться с Люси этой частью своей жизни. По крайней мере, пока. Одно дело – желать соблазнить Люси, другое – показать ей свое место для уединения. В его квартире не было традиционного балкона; у него было нечто гораздо приятнее. Но он ни разу не показывал это место женщинам, с которыми встречался.
– Не совсем, – ответил он и ушел на кухню.
– Что это значит? – спросила Люси, поворачивая за угол, и пошла за ним следом.
Оливер не очень понимал почему, но всегда сохранял эту часть своей жизни в тайне. Возможно, он сильно пострадал, наблюдая, как его отец отдает Кэндис все, что имеет. Только Харпер однажды видела сад Оливера.
Он захотел показать его Люси.
– У меня есть большое патио на крыше, – объяснил он. – На самом деле это сад. Я сам за ним ухаживаю.
– По-моему, это замечательно, – сказала Люси. – Я бы хотела на него взглянуть.
Оливер откупорил бутылку шардоне и наполнил им два больших бокала. Он старался не нервничать, думая о том, что Люси увидит его сад. Разумеется, ему удалось скрыть от нее, как ему важна ее оценка.
– Конечно, – ответил он. – Оттуда открывается отличный вид.
Он протянул ей бокал, и она пошла следом за ним к двери в коридоре, которая выглядела как шкаф, но фактически скрывала выход на лестницу на крышу. Оливер затаил дыхание, когда вышел на патио с Люси.
– Сюда я сбегаю из каменных джунглей, – сказал он.
Люси ответила не сразу. Повернувшись, он увидел, что она разинула рот и округлила глаза. Она смотрела на его сад так, будто никогда не видела ничего подобного в жизни.
– Я не знала, чего ждать, – наконец произнесла Люси. – Может быть, глиняные горшки с петуниями. Но такого я точно не ожидала.
Вероятно, потому, что в городе было мало садов на крыше. В саду у Оливера были деревья и кустарники в огромных горшках, установленных по периметру крыши. Сад казался очень уютным и уединенным. На веточках были развешаны сверкающие фонарики, которые мерцали, как звезды. Между тропинками располагались высокие клумбы, где Оливер выращивал всевозможные цветы и несколько видов овощей. Многие растения увянут с наступлением зимы, но большинство из них по-прежнему радовали глаз яркой листвой и цветами.