Джордж немного постоит и перейдет на противоположную сторону улицы.
У нее не будет никакого плана, что делать дальше, она не будет даже толком знать, в каком районе Лондона находится.
Напротив дома Джордж увидит невысокую каменную оградку. Она подойдет и усядется на нее.
О’кей.
Если эта женщина не специалист по искусству раннего Возрождения и не историк, интересующийся личностью святого Винсента Феррера (маловероятно, но возможно), то не может быть, чтобы она сама, ни с того ни с сего, вдруг решила проехать через весь Лондон, чтобы взглянуть на одну-единственную картину из многих тысяч произведений искусства, хранящихся в Национальной галерее. Следовательно, она, скорее всего, все знает про эту картину, и то, где она находится, и тем или иным способом следит за матерью Джордж — если уже не за самой Джордж — с того времени, как они отправились в Феррару.
Мать Джордж — мертва. Состоялись похороны. Ее мать стала прахом. Так почему эта женщина продолжает идти по ее следам? Или она в самом деле следит за Джордж? (Маловероятно. Во всяком случае, сейчас именно Джордж выслеживает ее.)
(И тут Джордж начнет чувствовать, как ее взгляд на это дело становится шире.) Может, во всем этом можно усмотреть доказательство любви.
Эта мысль вызовет у Джордж гнев.
Одновременно она преисполнится гордости за свою мать — за все, что она делала. Но еще большее удивление у нее вызовет особый талант ее матери.
Лабиринт с Минотавром — это одно. А способность заворожить самого Минотавра, чтобы тот убрался обратно в свой Лабиринт, — уже совсем другое.
Туше.[40]
Дружеское «дай пять!»
И то, и другое одновременно.
На минутку задумайся над этой моральной дилеммой. Представь. Вот ты — художник.
Продолжая сидеть на ограде на противоположной стороне улицы, Джордж достанет телефон и сделает звонок.
Затем еще один.
Потом еще немного посидит и посмотрит на дом.
В следующий раз, приехав в Лондон, она сделает то же самое. В память о глазах матери она станет смотреть собственными. Она даст понять тому, кто следит, — что она тоже следит.
Но ничего подобного не произошло.
По крайней мере, пока.
А сейчас, в настоящем времени, Джордж сидит в галерее и смотрит на старые картины на стене.
Это тоже вполне себе дело. Ради предвидимого будущего.