нил!
Я начинаю чувствовать, что невероятно сердита.
– Я ждала и ждала, чуть с ума не сошла, а ты так и не соизволил позвонить! И после этого ты еще будешь говорить мне, что меня любишь? Разве так поступают с теми, кого любят?
– Викс, я люблю тебя!
– Странные какие-то у тебя понятия о любви, Брэди…
– Между прочим, Викс, судя по всем эсэмэскам, которые ты мне присылала, ты все это время пребывала в прекрасном настроении! Например: «Я в «Вафельном Доме», и снова пришел тот парень, что каждый раз заказывает аж четырнадцать сосисок, и – представь себе! – снова заказал ровно четырнадцать сосисок…» Или: «Держу пари – ни за что не угадаешь, что мне сейчас рассказал Бифштекс! Хочешь узнать – позвони мне…»
– Вот именно, – говорю я, – «позвони мне»! Что тут непонятного?
Брэди снова вздыхает.
– Послушай, Викс, – произносит он, – я потому и не звонил, что, как мне казалось, ты там веселишься, и я не хотел рассказывать, как мне здесь плохо… Мне не хотелось портить тебе настроение…
Вот тебе раз! Я удивлена не на шутку.
– Что? – переспрашиваю я.
– Я здесь ни с кем не знаком, Викс. Здесь все какие-то чужие… Мой сосед по комнате считает себя крутым спортсменом, а меня ни в грош не ставит. Послушать его, так я еще должен быть благодарен, что он терпит меня по соседству с собой в одной комнате! Каждый раз, когда я хочу послушать музыку, включаю плеер, он смотрит на меня так, словно хочет сказать: «Ты полный идиот, если тебе нравится такая музыка!». А на футболе здесь все парни крупнее меня футов на двадцать, на тридцать – так что в здешней команде я считаюсь едва ли не самым худшим…
– О господи! – вырывается у меня.
– За первую свою контрольную я получил тройку с минусом. А что говорят все эти преподаватели на лекциях – я половину не понимаю! И, в довершение всех моих бед, я имел глупость постирать мою красную футболку вместе с белыми, и все они покрасились…
Услышав последнюю «новость», я невольно смеюсь.
– Я не звонил тебе, – произносит Брэди, – потому что мне не хотелось огорчать тебя, не хотелось плакаться в жилетку…
О боже! Оказывается, Брэди был несчастен – а мне это просто не приходило в голову. Но сейчас, когда он сказал мне это, я отлично могу его понять… В школе Брэди всегда был в центре внимания, он был душой любой компании, все знали его как человека, неистощимого на выдумки. Никому и в голову не могло прийти, что Брэди может быть грустным, что у него могут быть какие-то проблемы. И сам он не хотел, чтобы люди видели его грустным и растерянным. Делал вид, что у него нет проблем – как и Джесси. Как и я…
– Все равно, – говорю я, – мог бы и позвонить мне!
– Прости меня, Викс! Ради бога, прости…
– Что ж, прощаю, – говорю я. – Особенно если у тебя такая трагедия – футболки покрасились…
– Да, из всех моих трагедий эта, пожалуй, самая большая! – смеется он. – Послушай, Викс, когда ты мне звонила, то помнится, говорила, что ты на вечеринке с какими-то парнями… Надеюсь, ты не сбежала от меня к какому-нибудь из этих парней?
– Нет.
– Я очень скучаю по тебе, Викс!
– Выгляни в окно, – говорю я.
– Что?
– Выгляни в окно, – повторяю я.
В некоторых окнах на втором этаже горит свет, и я вглядываюсь – не покажется ли в каком-нибудь из них силуэт Брэди.
– Викс, я в ванной, здесь нет окна. Подожди… Окно? Какое окно?
– Брэди, я стою здесь, перед твоим общежитием.
– Ты шутишь?
– Ничуть.
– Серьезно? Как ты здесь оказалась?
– Меня привезли сюда Джесси и Мэл. Они ждут меня в машине неподалеку.
– Ты стоишь рядом с моим общежитием?
– Брэди, я тебе уже давно об этом толкую!
– Подожди, я сейчас выйду к тебе! Я уже на лестнице…
– Они привезли меня сюда, даже не спросив у меня разрешения… Честно говоря, я сейчас вся грязная и потная, от меня плохо пахнет…
– Викс, я уже внизу, сейчас выйду…
– Я вся потная, потому что меня чуть не съел аллигатор. И это не шутка, Брэди.
– Викс, я знаю тебя – ты любому аллигатору так наподдашь, что мало не покажется! – смеется Брэди, очевидно, так и не поверив, что это не шутка.
– А то! Знай наших! – смеюсь в ответ я.
– А потная ты никогда не бываешь, – говорит он.
– Ты просто очень высокого обо мне мнения.
– Впрочем, один раз ты все-таки была потной – когда решила погонять с нами, парнями, в футбол. И еще однажды, когда машина сломалась, и нам пришлось сидеть в ней битый час, а на улице тогда стояла адская жара… Но пахнуть от тебя никогда не пахнет!
– Брэди, где ты? Сказал «сейчас выйду», а сам…
Но тут Брэди появляется в дверях собственной персоной – и со всех ног бежит ко мне. Я думаю, что он сейчас обнимет меня и закружит, но он просто налетает на меня, и мы оба падаем на траву. С минуту мы лежим неподвижно. Как приятно снова видеть Брэди, снова обнимать его!
На Брэди трикотажные спортивные штаны и розовая – очевидно, одна из бывших белых – футболка. Вид довольно-таки дурацкий, но все равно Брэди – лучший парень в мире!
Мы поднимаемся с травы. Брэди дотрагивается до моего лица, и мы сливаемся в поцелуе.
В том, что Брэди любит меня, я уже не сомневаюсь.
Глава 31. Джесси
Пока Викс выясняет отношения со своим Брэди, мы с Мэл решаем соорудить хотя бы временный домик для Вафли. Я отрываю крышку от коробки из-под пирожных. Мэл протягивает мне свою очень мягкую белую футболку – ту, что была на ней в тот день, когда мы покинули дом. Мне вдруг снова вспоминается та ночь в музее, и как Викс поддерживала Мэл, когда та пыталась просунуть руку в открытое окно и открыть задвижку…
В ту ночь мы «познакомились» со Старым Джо. И встретили Марко. И в эту же ночь Викс поссорилась с Брэди. Неужели это было всего два дня назад? Мне кажется, что с тех пор прошла целая вечность…
– Ты хочешь, чтобы я постелила ей это? – спрашиваю я у Мэл, щупая ее футболку. – Не слишком ли жирно для какого-то утенка?
– Она очень мягкая. Вафле наверняка понравится!
– Да, но это та самая футболка, которая…
Мэл непонимающе смотрит на меня.
– …которая была на тебе тогда, когда ты повстречала одного человека. Забыла уже? Ну, у него еще имя начинается на «М»…
– Ума не приложу, кто бы это мог быть! – лукаво смеется она в ответ. – Имя на «М», говоришь? «Макс»? «Майкл»?
Я рада видеть Мэл веселой и смеющейся. Как же она любит своего Марко!
– Мы можем взять футболку Викс, – предлагаю я. – Все равно она ее соусом перепачкала… А твоя футболка останется чистой.
– Расслабься, Джесси, это всего лишь футболка! Хлопковая, мягкая – Вафле понравится. А ты не беспокойся, а поспи-ка лучше немного. Если ты заснешь, то и я, наконец, смогу поспать…
– Как хочешь, Мэл, дело хозяйское, – говорю я. – Мне-то что – твоя футболка, не моя…
Я расстилаю пожертвованную Мэл футболку на дне коробки, сажаю туда Вафлю, ставлю коробку на пол и вытягиваюсь на передних сиденьях, собираясь немного вздремнуть. Вафля пытается мне что-то сказать на своем птичьем языке – очевидно, что-нибудь вроде «Да, тепло, уютно – но у мамы под крылом все равно лучше!».
Я снова поднимаюсь.
– Оставь Вафлю в покое, Джесси, – ворчит Мэл. – Ложись и спи!
– Это приказ? – смеюсь я. – Ты разговариваешь, ей-богу, как тот самый маленький в мире полицейский! Успокойся!
Я вынимаю Вафлю из коробки, снова ложусь и кладу ее к себе на грудь, решив, что хотя бы таким образом я, насколько это возможно, заменю ей маму.
Но ни я, ни Мэл не успокаиваемся – сон почему-то не идет к нам. Может быть, потому, что спать в машине, да еще посреди незнакомого города не очень удобно? Нет, все-таки скорее потому, что мы переживаем за Викс. А также, возможно, из-за того, что в последнее время нам пришлось пережить столько разных приключений, что при всей нашей усталости мы слишком возбуждены, чтобы заснуть…
– Ты веришь в то, что после смерти люди попадают в рай? – спрашиваю я у Мэл, хотя сама не представляю, как можно в это не верить. Я вообще не представляю, как можно быть атеистом – но, наверно, можно, Викс же атеистка. Во всяком случае, она сама так говорит…
– Не знаю… – рассеянно произносит Мэл. – Ты сейчас думаешь о своей маме?
Я глажу Вафлю по ее мягким, пушистым перьям. Пригревшись на моей груди, она, наконец, успокаивается.
– Да, – отвечаю я.
– Джесси, – успокаивающе произносит Мэл, – я уверена, твоя мама не умрет.
– Как ты можешь это знать?
– Сама не знаю, – отвечает она. – Просто чувствую…
– Как сказала Викс, людям свойственно умирать.
– Да. Но не всегда люди умирают…
Я рассеянно смотрю на облупившийся потолок нашей старенькой машины.
– Это что, у евреев так принято, – спрашиваю я, – всегда верить в лучшее?
– Не знаю, – смеется Мэл, – может быть, это и по-еврейски…
– Почему ты смеешься? – спрашиваю я.
– Сама не знаю… – Мэл вдруг серьезнеет. – Послушай, Джесси…
– Да?
– Это здо́рово, что ты так веришь в бога, но, как мне кажется, иногда ты придаешь слишком много значения вещам, которые лично мне кажутся мелочными – грешно ли спать с парнем до свадьбы или не грешно, по-христиански, по-еврейски… Не кажется ли тебе, что бог выше всего этого?
«Нет, – хочется ответить мне, – не кажется!» Но тут я вдруг призадумываюсь. Кто знает – может быть, Мэл и права – бог гораздо выше всего этого. Просто он раскрывает себя людям так, как им легче воспринимать его, христианам – по-христиански, евреям – по-еврейски… Но сам он огромный, охватывает собой все и, как солнце, посылает свои лучи всем людям без разбора…
– Тебе бы на телевидении какое-нибудь ток-шоу вести! – смеюсь я. – «Утренняя Мэл»… А что, звучит!
– Тебе бы, Джесси, все шутки шутить! Не кажется ли тебе, что ты должна, наконец, позвонить своей маме?
«Господи, – думаю я, – почему все без конца мне об этом напоминают – сначала Викс, теперь вот и Мэл? Я и без них прекрасно понимаю, что я должна ей позвонить!»