Какое наследство получила в свои руки новая власть?
К 1917 г. Кунсткамера Петра I находилась в составе Российской академии наук и была разделена на несколько академических коллекций: Зоологическую, Этнографическую, Сравнительно-анатомическую и Нумизматическую, артефакты которых в основном служили справочным материалом для ученых.
Царская коллекция оружия (Оружейная палата) в Московском Кремле обрела статус музея в 1806 г. по указу императора Александра I. Первоначально это учреждение находилось в ведении Экспедиции кремлевского строения и имело свое особое присутствие. Но в 1831 г. Николай I (1796–1855) лишил музей статуса самостоятельного учреждения и передал его в ведение Московской дворцовой конторы. В 1851 г. на территории Кремля для нужд музея было сооружено здание по проекту архитектора К. А. Тона (1794–1881), и туда ограничено стала допускаться публика. С 1886 г. и вплоть до 1917 г. штат музея, в котором работали крупные ученые, историки и архивисты, полностью входил в состав дворцового управления.
Э. П. Гау (1807–1887). Новый Эрмитаж
Зал немецкой живописи. Бумага, акварель. 1857
Государственный Эрмитаж. Вид Военной галереи 1812 г. Цветная фотография
Наиболее ценная художественная коллекция России, начало которой положила в 1764 г. императрица Екатерина II (1729–1796) созданием Эрмитажа, вплоть до революции оставалась собственностью правящей династии. Она регулярно пополнялась, но была по своей природе достаточно эклектична. Как отмечает нынешний директор Государственного Эрмитажа М. Б. Пиотровский, возможность расширения коллекции всегда зависела от степени влияния при дворе того или иного придворного, назначенного директором музея (30).
«Эрмитаж не публичный музей, а продолжение императорского дворца», – подчеркивал обер-гофмаршал К. А. Нарышкин (1786–1838) (31). В первой половине XIX в., «когда царский двор находился в Петербурге, коллекции Эрмитажа были доступны только придворному обществу и немногим почетным, главным образом иностранным, гостям. В отсутствии двора <…> доступ получали художники, ученые, образованная публика из дворянского сословия…» (32). Например, А. С. Пушкин (1799–1837), чтобы попасть в Эрмитаж, должен был воспользоваться протекцией В. А. Жуковского (1783–1852).
В 1832 г. император Николай I, проходя по эрмитажным залам, «изволил заметить, что некоторые из зрителей посещают оный в сюртуках, и, найдя сие неприличным, высочайше повелел, – писал министр Двора князь П. М. Волконский, – чтобы впредь посетители военного звания не иначе впускаемы были в Эрмитаж, как в мундирах, а гражданские чиновники и иностранцы – во фраках…» (33).
Открытие императорского собрания для публики (хотя и ограниченно, по специально выдаваемым билетам) стало возможным после окончания строительства Нового Эрмитажа, в 1852 г. Здание было спроектировано немецким архитектором Лео фон Кленце (Leo von Klenze, 1784–1864). Его обильно декорированный интерьер был приспособлен не только для размещения, но и, что важно, для осмотра коллекций. При входе каждый посетитель должен был записать в книгу свое имя, при этом специальный швейцар наблюдал, чтобы входившие имели благопристойный вид.
Первым официальным директором Эрмитажа, выделенного в отдельный департамент, был назначен С. А. Гедеонов (1816–1878), который сделал его «более доступным для широкой публики, отменил обязательную формальную одежду при посещении, облегчил получение билетов» (34). В 1859 г. был издан первый путеводитель по картинной галерее Эрмитажа, подготовленный ее многолетним хранителем А. И. Сомовым (1830–1909). Однако вплоть до Февральской революции 1917 г. Эрмитаж оставался в ведомстве Министерства Двора. По некоторым данным, в канун Первой мировой войны его посещаемость достигла 180 тысяч человек в год.
Вид зала Нового Эрмитажа. Экраны для повески картин по проекту
Лео фон Кленце. Цветная фотография
Явное несоответствие между богатством императорского собрания и возможностью его общественного использования, прежде всего в просветительских целях, вызывали критику демократически настроенных публицистов, в частности В. В. Стасова (1824–1906), звучащую и в периодической печати. «Музей может иметь несравненные ценности, но держать их взаперти и быть совершенно мертвым учреждением… Мерилом <…> общественного значения каждого музея, <…> мы можем считать только посещаемость музея», – отмечал в 1911 г. М. В. Новорусский (35). Несмотря на общественные настроения, в ответ на требования либеральных газет ввести в Эрмитаже просветительские экскурсии его последний предреволюционный директор Д. И. Толстой (1860–1941) легко парировал: «Не устраивают же в публичной библиотеке курсы ликвидации неграмотности…» (36).
Для сравнения стоит вспомнить, что Франция открыла национальную галерею в Лувре в 1793 г., Швеция годом позже, Рейксмюсеум в Амстердаме был основан в 1808 г., Прадо в Мадриде – в 1819 г., коллекция семьи Медичи в галерее Уффици во Флоренции стала достоянием Тосканы в 1737 г., собрание дворца Альбертина в Вене получило статус национальной коллекции в 1781 г. Великобритания создала свою Национальную галерею (не основанную на королевской художественной коллекции, которая и по сей день остается собственностью монархии) позже других, в 1839 г.
Предшественник И. Д. Толстого в должности директора Эрмитажа – А. А. Васильчиков (1832–1890) был среди тех, кто инициировал в конце XIX в. создание в Петербурге музея национального искусства, куда из Эрмитажа была передана целиком русская часть императорской коллекции. Столь значительное культурное событие совершилось под эгидой царской власти и стало деянием молодого Николая II, отдавшего тем самым дань памяти своему отцу. Для размещения Русского музея, учрежденного 13 апреля 1895 г. и получившего имя Александра III, император щедро выделил здание Михайловского дворца. В качестве Управляющего новым учреждением был назначен великий князь Георгий Михайлович Романов (1863–1919).
Вид Государственного Эрмитажа
Ворота. Цветная фотография
Вид интерьера здания Русского музея
(Михайловский дворец). Цветная фотография
В Москве, также по воле императорской фамилии, был учрежден Исторический музей, открывшийся для публики в 1883 г. в здании, построенном по проекту архитектора В. О. Шервуда (1832–1897) на Красной площади. Последним предреволюционным председателем Исторического музея являлся великий князь Михаил Александрович Романов (1878–1918).
Ряд общественных музейных проектов, лежащих вне непосредственного влияния двора, связан преимущественно с Москвой. Сюда из Петербурга в 1850 г. был переведен Румянцевский музей, основанный по инициативе членов так называемого Румянцевского кружка (37). Здесь открыла свои двери Третьяковская галерея, музей русского искусства, созданный на основе коллекции П. М. Третьякова (1832–1898), которую в 1892 г. он передал в дар городу. Здесь же начал работать Политехнический музей, созданный по инициативе Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии при участии профессоров Московского университета, обосновавшийся в здании на Лубянской площади.
Отдельного упоминания заслуживает Музей изящных искусств при Московском университете, рождению которого способствовал союз профессора Московского университета И. В. Цветаева (1847–1913), предпринимателя Ю. С. Нечаева-Мальцова (1834–1913) и архитектора Р. И. Клейна. Как и Русский музей в Петербурге, он получил имя Александра III и управлялся Высочайше утвержденным Комитетом, с которым директор музея должен был согласовывать все важные решения.
А. Н. Воронихин (1759–1814) Картинная галерея графа А. С. Строганова
Гравюра. Раскраска акварелью. Конец XVIII – начало XIX в.
Так или иначе, музеи, существовавшие до революции 1917 г., в глазах советских вождей прочно ассоциировались со старой властью. Однако, следуя политическому и в немалой степени прагматическому выбору, большевистское руководство не только не прислушалось к призыву радикально настроенных представителей русского авангарда и некоторых партийных деятелей уничтожить все наследие прошлого, но и приступило к активному музейному строительству.
Ценности царских дворцов и музеев, объявленные Февральской революцией 1917 г. национальной собственностью, в ходе октябрьских событий подверглись грабежам и погромам. Для предотвращения дальнейшего вандализма советская власть взяла их под охрану. Это относилось к Зимнему дворцу в Петрограде, к дворцам в Петергофе, Гатчине, Царском Селе… В 1918–1920 гг. были национализированы крупнейшие частные художественные собрания П. М. и С. М. Третьяковых, С. И. Щукина, И. А. Морозова, И. С. Остроухова, а также знаменитые дворянские усадьбы Архангельское, Кусково, Останкино Никольское-Урюпино. В собственность нового государства перешли непревзойденные образцы религиозного искусства (38).
«Истинное намеренье, лежащее в основе учреждения музеев, – отмечает музеолог Чарлз Смит, – состоит в том, чтобы исключить артефакты из контекста употребления и обладания, из частной собственности и перемещение их в новую среду, способную дать им иное значение» (39).
Таким образом, все эти поспешно реквизированные (а также лишившиеся своего первоначального контекста в ходе революции и Гражданской войны) художественные и исторические ценности нуждались в новой форме институционализации, хранения и социального применения. С этой целью в 1918 г. был создан Государственный музейный фонд, занимавшийся инвентаризацией художественных коллекций; также был сформирован музейный отдел Наркомпроса, который возглавила Н. И. Седова (1882–1962), гражданская жена одного из вождей революции Л. Д. Троцкого (1879–1940).
Зрители перед картиной А. А. Иванова «Явление Христа народу»
в Государственной Третьяковской галерее. Черно-белая фотография
Линия большевиков в отношении экспроприированных произведений искусства на первых порах в чем-то воспроизводила действия французских республиканцев конца XVIII в. Недаром Ленин признавал, что именно Французская революция открыла «