Но если предположить, что Софья, действительно, некрасива (как это у Чехова), а жена профессора молода и хороша собой, чего, в принципе, ещё мужчинам надо? То всё остальное и логично, и отлично сыграно: Соня-Высоцкая страдает и любит, подхватив, правда, вирус того времени: заболевание называется «трудоголи`я», от чего-то решив, что терпение и труд всё перетрут. Вдовина-Елена Андреевна же, наоборот, страдает вирусом «бездельедушит», в этом спектакле она типичная блондинка-дурочка, у которой лампочка в мозгу загорается только в случае крайней необходимости (соблазнить Астрова, облапошить падчерицу, сбежать срочно в Харьков). Смотришь на нее и сначала злишься, потом привыкаешь, как к непогоде осенью (ну, что поделать, и такое время года необходимо природе).
Сцены из спектакля «Дядя Ваня»
Астров — Александр Домогаров, Елена Андреевна — Наталия Вдовина
Сцена из спектакля «Дядя Ваня»
Дядя Ваня у Павла Деревянко получился, если одним словом, — неврастеником. Но неврастеником живым, не без оригинальностей (фрак и цилиндр с клоунским красным носом, варенье из общей вазы ложкой, визг и крики из-под стола с ребячьим сучением ногами) и с понятными реакциями сорокалетнего холостяка на блондинок. Его папка с рисунками, потайная дверца, открытая по неразумению блондинке, — та территория, на которую пускать чужих не нужно. В этой папке, кроме карт изувеченной местности, оказываются фотографии, которые он показывает Елене Андреевне, а мы, зрители, их видим на заднике-экране. Тосклива деревенская жизнь. Даже у помещиков. Что уж говорить о других сословиях. Делом ли они заняты, как Соня и её дядя, или бездельничают, как профессор и его молодая жена, пашут ли, как доктор Астров («а нам на этом свете уже желать нечего, разве что в гробу когда будем, помянут нас потомки добрым словом»), или няня, засыпающая от усталости сидя, или читают брошюры, как вдова Марья Васильевна. Веселого в «Дяде Ване» мало. Тоскливо было и после спектакля. Если такова была цель, то она достигнута.
Вишневый сад. Постановка Андрея Кончаловского
Андрей Кончаловский не просто поставил «Дядю Ваню» Чехова. Последние восемь лет, он исследуя великого драматурга пристально и скрупулезно, поставил на сцене театра Моссовета трилогию по Чехову: сначала спектакль «Дядя Ваня», о котором я вам уже чуть чуть рассказала выше. Потом спектакль «Три сестры», где роли сестер исполнили Лариса Кузнецова, Юлия Высоцкая и Дарья Гирник. И завершил трилогию спектакль «Вишневый сад». Сам режиссер в интервью называет это «попыткой погружения в Чехова по-настоящему, попыткой со всей страстью и дотошностью понять его <Чехова> восприятие мира. ‹…› Мы пытались услышать голос Антона Павловича. В этой вещи он особенно звучит отчетливо просто потому, что это последние слова, который человек, великий художник, произнес в литературе. И с этой точки зрения, прощания его с миром, «Вишневый сад» — комедия умирающего гения»
Андрей Кончаловский советует смотреть зрителям эти три постановки одну за другой. Три вечера, три спектакля, насколько позволит расписание афиши театра. Но по замыслу режиссера при таком просмотре станет понятнее и его замысел, и та, возникающая парабола, по которой он этот замысел выстроил. Дядя Ваня. Три сестры. Вишневый сад. Вот такое интересное задумано для вас, зрители, путешествие.
Сцена из спектакля «Вишневый сад»
Сцены из спектакля «Вишневый сад»
Режиссер Андрей Кончаловский. Виталий Кищенко играет в «Вишневом саде» Лопахина, энергичного, деятельного и очень логичного дельца. Для него по бизнесу вложить «сверх долга девяносто» правильно. Но не только в расчете на верную прибыль дело. Ермолаю Лопахину важно, что он купил имение, где отец и дед его были рабами. Это его звездный час. Лопахин с Раневской — Виталий Кищенко и Юлия Высоцкая.
Если взглянуть на триптих и актерские работы, то интересен как раз момент разности ролей, которые играют актеры от спектакля к спектаклю. Интересно, как актеры играют роли противоположные по характеру и темпераменту. Юлия Высоцкая называет их зеркальными, грустными в одном спектакле и смешными в другом, а в «Вишневом саде» ей досталась главная роль помещицы Любовь Андреевны Раневской, которая теряет и поместье, и сад.
Сцены из спектакля «Вишневый сад»
«Вишневый сад» режиссер Андрей Кончаловский. Александр Домогаров в интервью признавался, что роль Гаева в «Вишневом саде» ему тяжело далась, потому что «характер не мой», и ощущает он себя скорее Лопахиным, но так решил Андрей Сергеевич. Гаев — Александр Домогаров, Раневская — Юлия Высоцкая.
Эти спектакли близки настроением в первую очередь, той самой тоской по уходящей эпохе во времена Чехова, по людям, которые не могут вырубить старый сад, даже если это цена их благосостояния и жизни, о людях, которые не могут перестроиться, принять новое или даже просто разглядеть его, о людях, которые в то же самое время могут жить после смерти, если смертью считать отказ или продажу отчего дома и потерю сада, который был частью их жизни. И, пожалуй, что да. Можно назвать эти три спектакля романом из трех частей. И как симфонию под названием «Чехов» слушать целиком. А если смотреть решите по отдельности, то каждый спектакль, как часть симфонии.
В названии театра Моссовета слово «академический» присутствует, а значит, так или иначе, и мы вернулись к самому началу нашего с вами разговора на страницах этой книги, ваши ожидания, как зрителя, будут оправданы, если вы не в поисках авангарда или постмодерна. Но все же, все же — прочтите на афише или на сайте имя режиссера. В тех же премьерных интервью СМИ Андрей Кончаловский говорит и о теме, которая в этой книге не раз, и не два затронута. Тема трактовки пьес. Тема режиссерского театра, который на сегодняшний день в нашей стране превалирует над любым другим. Кончаловский считает, что «…интерпретации дело опасное. Но, собственно режиссура — это не что иное, как попытка интерпретировать». На этом позвольте откланяться и мне.
Сцены из спектакля «Вишневый сад»
Ремарка: Анастасия Вильчи, автор
Если провести аналогию с лекцией о театре, хотя мне ближе термин «беседа», то книга прерывается неким звонком, как в школе: и читатель может, захлопнув книгу, выйти уже из этого кабинета. Хочется сказать, что и тем ещё много, и лекций у меня осталось ещё на … пару книг мелким почерком. О многом не успела вам здесь рассказать, и, конечно, о многих именах, театрах, режиссёрах. О чем «не»?
В этой книге мы не говорим об антрепризных спектакля, их обычно критики серьезные вообще обходят стороной, считая сделанными на потребу публики и редко хорошо, но надо сказать, что бывают исключения, и меняется театр сегодня. И вот уже продюсер Роберман рискует, но приглашает такого режиссёра, как Дмитрий Крымов выпустить спектакль «Борис», и на конкретно эту антрепризу спешат и рвутся все театралы столицы и критики. Потому что имя режиссёра привлекает порой так же, как имена медийных актёров. Хоть вы и не узнаете Дмитрия Крымова, встретив его на улице.
О ком ещё не говорим в этой книге, но только потому что «звонок прозвенел»?
О театре Калягина «Et Ceterа», где ставят режиссёры Адольф Шапиро, Роберт Стуруа и Владимир Панков, и Панкове, как худруке Центра драматургии и режиссуры.
О театре Сатирикон, где Константин Райкин открывал Москве режиссёра Бутусова.
О театре Сатиры, что на Триумфальной площади соседствует с театром Моссовета.
О Ленкоме, Студии театрального искусства, Губернском театре.
О двух Таганках: в одной меняет ландшафт Ирина Апексимова, в другой грядут перемены после ухода из жизни Николая Губенко.
Пока не зашли мы с вами во второй МХАТ, что напротив театра Пушкина, и в Малый театр, как и в Большой.
Не проехали по Кутузовскому проспекту в красивый театр Фоменко, что на берегу реки, и не прогулялись по подворотням столицы до уникального театра «Около дома Станиславского», где вас ждут сюрпризы.
Простите, но даже просто перечислить здесь всех не смогу. А есть ещё музыкальные театры, есть детские.
Есть театры, где ставят современников, писателей Пелевина, Данилова, Водолазкина, а есть те, где отдадут предпочтение Чехову, и можно диссертацию защитить по одним только постановкам «Чайки».
Многое есть на столичных сценах, и у вас огромный выбор.
Театр имеет огромную силу воздействия.
Театр влияет даже не на умы зрителей, а на их подсознание.
Театр работает с подсознательным и скрытым от глаз: с нашими чувствами, страхами, причудами.
Театр влияет на жизнь не прямолинейно, не отвечая на острые вопросы, театр их поднимает, акцентирует и задает. Ответы чаще не давая, театр он о смыслах, об образах, порой о неуловимом, или даже загадочном, иногда о том, что нас смешит, а иногда о том, что нас пугает.
Театр существо живое. Да, я в это верю, поэтому я с ним больше десяти лет. И вот ещё вчера открывали новую сцену, или ждали нового худрука, или обсуждали новый ремонт и цвет стен, или новую люстру, возмущались новой постановкой, хвалили новый спектакль, удивлялись каким-то поступкам коллег, а сегодня… картинка сменилась, листья пожелтели: и седина мелькает у худрука, и лет уже не около тридцати, и вот ты уже из категории «молодых» в категории «характерных» артистов, и снова утром в газете (зачеркнуто) в фейсбуке некролог, и снова аплодисменты по традиции провожают в последний путь от любимой сцены…
Щемит?
Щемит в груди, если накатывают мысли о времени, о его быстротечности.
Но театр, он в том числе и для этого.
Пусть щемит.
Значит оно есть, сердце, и, авось, кого-нибудь согреет.
Со всеми высказываниями автора в книге можно поспорить.
P.S. Пока версталась книга состоялась церемония вручения премии «Золотая Маска». Ее среди других достойных номинантов получили театр post и Мастерская Дмитрия Брусникина, а также еще несколько героев этой книги: Людмила Петрушевская, Светлана Немоляева, Константин Богомолов, Дмитрий Крымов, Мария Смольникова.