Сцена из спектакля «Волки и овцы»
Сочетание черного, белого с красным, в соединении с пятнами мышиного серого, невольно отправляет нас к цветовой гамме фашизма. Вот и разглядывая сцену до начала спектакля, у меня уже возникли смутные ассоциации, а потом зазвучали песни на немецком языке.
Сцены из спектакля «Волки и овцы»
Сцены из спектакля «Волки и овцы»
Меропа Давыдовна Мурзавецкая / Роза Хайруллина, ее племянник Аполлон / Дмитрий Куличков, Глафира Алексеевна /Аня Чиповская, поймавшая в сети Лыняева /Павел Ильин, и Купавина / Олеся Ленская, под руку с человеком из Петербурга Беркутовым /Сергей Угрюмов
И для тех, кто ещё не решился: смотреть или не смотреть, в спектакле четыре отлично поставленные хореографом Олегом Глушковым сексуальные сцены. Красивые. Мастерски сыгранные. Вот так и хочется сказать, что логично, если в 2009 году у режиссёра получаются сексуальные сцены на сцене, то в 2019 получится и сериал про эти самые сцены в избытке снять (сериал Богомолова «Содержанки»). Моя эстетическая натура ликовала: коротко, музыкально, по делу, красиво и очень точно передавая и дополняя характеры в коротких сценах без слов.
Чайка. Постановка Константина Богомолова
Чехов он, как врач, о болезнях и болячках. О гнойниках и фурункулах. И вот в этой «Чайке», будто вскрывали на моих глазах рану за раной. Вот мать, которая не любит своего сына. Делает вид, заламывая руки, но не любит. Вот патологическая любовь, из-за которой девушка выходит замуж за нелюбимого. Вот доведенный до самоубийства нелюбовью. Вот человек на пороге смерти зря проживший жизнь свою. Вот обласканный критикой писатель, прогнивший насквозь человек. Вот, разрушившая свою жизнь мечтами о славе, девушка. И шаг за шагом — вот он, мир вокруг нас. Не изменившийся за сто с лишним лет.
Сцена из спектакля «Чайка»
Тригорина играет Игорь Миркурбанов. И здесь совершенно другой угол зрения: если у Константина Хабенского (в первой редакции этого же спектакля) это был уставший ловелас, соблазняемый Заречной, идущий на поводу у своих мужских инстинктов, но человек по-натуре безвольный и тряпичный, то у Миркурбанова в новой редакции «Чайки», Тригорин — это циничный и избалованный читателями/публикой, соблазняющий сознательно и берущий всё, что, как ему кажется можно присвоить, при этом лживый, и отказывающийся от своих слов.
Сцена из спектакля «Чайка»
Треплев и Нина / Игорь Хрипунов и Светлана Колпакова
В холодных бетонных треснувших стенах простые лавки домашнего театра усадьбы Сориных. Все действие в безвременье: на пустых лавках, с зияющим позади провалом — экраном (проекция с видео камер, или редкие титры), актёры без лишней суеты читают текст. Почти что читка. Монотонность и безэмоциональность. Статичность и бесхарактерность. На первый взгляд.
Сцена из спектакля «Чайка»
Аркадина и ее сын Треплев / Марина Зудина и Игорь Хрипунов
Сцена из спектакля «Чайка»
доктор Дорн / Сергей Чонишвили и Аркадина /Марина Зудина
Здесь надо слушать и слышать, смотреть и видеть. Хорошо бы знать пьесу. И уж точно надо понимать, на что вы идете: кто будет сегодня из обывателей выбирать депрессивную «Чайку» в качестве вечернего времяпрепровождения? Ну да, таких немного. А потому — эта «Чайка» очевидный риск для продюсера. Содержанием и подачей. Но уравновесит чашу весов список фамилий актёров, да и имя режиссёра.
Это шикарный спектакль о… тотальной нелюбви. Внешний крик ушел внутрь. Актёрские работы — потрясающая иллюстрация, когда внешнее и внутреннее не совпадают. Внешние проявления, жесты и слова — с внутренними эмоциями и переживаниями. Константин Богомолов изменил рисунок роли и у тех актёров, кто остался в спектакле, так у Сергея Сосновского (Сорина), Марины Зудиной (Аркадина) и Сергея Чонишвили (Дорна, его до последнего играл Олег Табаков) — роли стали будто короче и ярче, чётче. Великолепный Шамраев, такой «простецкий» у Павла Ильина, с нюансами и, всеми его встреваниями и воспоминаниями.
А Нины Заречных в этом спектакле две. Вместо восторженно-глупой Нины (Светланы Колпаковой), появляется седая и побитая, затухающая Нина (Роза Хайруллина). Без косы через плечо, но с невидимой косой в душе. Ходячая смерть во плоти. Пришла и убила Треплева. Роль Треплева исполняет Игорь Хрипунов, и вас ждет очередное попадание в сердцевину роли у Дарьи Мороз (Маша). Все ее последние работы (и «Год, когда я не родился», и «Идеальный муж. Комедия», и др.) несомненные актёрские удачи под чутким руководством режиссёра Богомолова. А режиссёр здесь… Вокруг говорят разное: «Удивил. Вырос. Изменился. Одумался. Повзрослел». Выбрать на свой вкус и цвет.
Сцена из спектакля «Чайка»
Тригорин и Нина — Игорь Миркурбанов и Светлана Колпакова
Какой он, ваш театр?
Главный в театре — актер. Он царь сцены. Он должен это подтверждать, быть самостоятельным, независимым, все время открывающим для себя и зрителя что-то новое.
Без живого, полного энергии, знаний и чувства коллективного сотрудничества артиста никакой режиссерский изыск не будет подтвержден. Для учеников Олега Табакова это абсолютная аксиома. Режиссер должен раствориться в актере. Это не мои слова, Станиславского: «Если я вижу режиссерские ходы, не подтвержденные действиями актеров, то мне это перестает быть интересным, я не сопереживаю».
А наш театр — театр переживаний, где в центре всего — человек, в разных его эмоциональных проявлениях.
Сцена из спектакля «ХХ век. Бал»
Постановка Алла Сигалова
МХТ
ЗДЕСЬ ВЫ МОЖЕТЕ УВИДЕТЬ АКТЁРОВ: Анатолия Белого, Андрея Бурковского, Артема Быстрова, Павла Ворожцова, Евгению Добровольскую, Светлану Колпакову, Ирину Мирошниченко, Михаила Пореченкова, Константина Хабенского и др.
Гордо реет чайка
Грандиозность этих букв понимают даже не театралы. Потому что услышав «МХАТ» или фамилию Станиславский, любой понимает — речь идет о театре. Театром общедоступным (по замыслу отцов-основателей) руководили Олег Ефремов, Олег Табаков, теперь вот уже второй сезон — Сегей Женовач. Груз ответственности за главную драматическую сцену страны давил ли на их плечи? Наверное. Но мы будем об успехах здесь, а не о проблемах. Есть на этой прославленной сцене спектакли-блокбастеры, а есть тихие, но пронзительные. Выбирать вам. Рассказать же надо и о тех, и о других.
Мужья и жены. Постановка Константина Богомолова
Пел когда-то Андрей Миронов в «Соломенной шляпке» грустную свадебную песню: «Женюсь, женюсь. Какие могут быть игрушки? И холостяцкие пирушки исчезнут, сгинут без следа…». ещё он там пел, что вчерашние подружки с ним останутся всегда, но обычно, почему-то невесты эту часть упускают из виду. Спектакль «Мужья и жены», поставленный по одноименному киносценарию фильма Вуди Аллена про то, что сколько не женись, все заканчивается разводом или… им не заканчивается.
Спектакль, если имела бы место быть маркировка не чисто возрастная, 18+, а в зависимости от жизненного и, что важнее, семейного опыта, рассчитан более чем на аудиторию взрослую. Тем, кто уже семейной жизни вкусил, кто уже прошел огонь, воду и медные трубы, развод (и даже не один), кто знает, что значит мириться, уступать, притираться, испытать внезапную страсть или нежданную влюбленность, кто проходил увлечение мимолетное или глубоко увязал в чувствах… в общем, для всех людей взрослых и жизненно-опытных, для всех «женатых», этот спектакль будет и понятен, и близок. Нового ничего, возможно, он к вашим знаниям не добавит. Но за счет этой вудиалленовской трансляции обычного и будничного через призму составленных диалогов и ситуаций, эта история превращается в мелодраматическую комедию. А Константин Богомолов увеличивает процент иронии и сарказма с помощью своей постановочной команды и актёров.
Теперь о том, как Константин Богомолов осценичивает фильм.
Приглушено всё: костюмы спокойны, они не дают представления ни об эпохе, ни о времени, ни о социальном слое героев. Усредненка. Если бы минимализм нуждался в дополнительных прилагательных, то всплывает почему-то «японский», хоть никаких циновок на сцене нет. Две камеры, стоящие за кулисами, дают проекцию на задник крупных планов, придавая общей картинке объем: герои существуют на сцене и на экране, причем с разных боковых ракурсов, мимика должна быть видна и дальним рядам. А манера актёрской игры, которая уже привычна в спектаклях Богомолова, но не перестает удивлять многих, здесь, как никогда создает ту самую Вуди-атмосферу, за которую его любят поклонники. Привнося в текст свое видение истории, Богомолов делает спектакль очень нежным, утонченным, острым, воздушным, как кто-то правильно заметил — паутинным. Актёры не просто выходят и говорят, как бы ничего не играя, актёры играют, но филигранно. Кажется, что выверен каждый жест, каждый сантиметр, и эта, созданная всеми, во всем хрупкая и тонкая конструкция. В игре, декорациях, диалогах, поворотах головы и объятиях подушки-рукописи, в том, как держится в руках фужер или в том, как профессор от волнения потирает пиджак рукой, — вся эта конструкция медленно, но верно, в заданном ритме бытовой безысходности, сквозь смех и слезы, приводит зрителя к финалу. Кто-то из коллег моих оценил финал, как «ужасный». Мне же он показался вполне себе жизненным, как тот ковролин, который застилает всю сцену — серый, спокойный и беспробудный.
Сцена из спектакля «Мужья и жены»
Убирая все декорации, с помощью сценографа Ларисы Ломакиной возводя на сцене воздушную конструкцию, остов комнат или пространства, где даже мебель существует условно: диван при необходимости становится автомобилем, и кресла в комнате превращаются в удобные стулья в кафе. Так режиссёр оставляет актёров без дополнительных подпорок, без защиты и без привычной, так часто встречающейся ещё в театре некой «русской артистичности». Слово выходит на первый план. Слова, диалоги — за ними и смысл подтягивается.