Восемь вечера. Лоран, один из лучших моих приятелей, который живет в Нейи, звонит мне и предлагает привезти чего-нибудь поесть. Он, конечно, всего не знает. Набираю Бруно Павловски и говорю, что ситуация накаляется. Бруно успокаивает меня. В тот вечер я сплю один на своей кровати, в комнате, примыкающей к апартаментам Карла. Сам он в палате, заставленной медицинским оборудованием. Медсестра сняла с него кольцо, у него сильно отекли пальцы. Я убираю его вместе с остальными вещами. Карл подавленно шепчет: «Все-таки это глупо: иметь три Rolls-Royce и закончить свои дни в никудышном месте вроде этого». Это будут его последние слова мне.
Я прошу Франсуазу оставаться рядом с ним, пока мы с Лораном сходим поесть. Охранник Секо, молодой гигант, постоянно сторожит у двери. Вернувшись в палату, я отпускаю Франсуазу. Карл дремлет, я остаюсь у его кровати до часа ночи, а потом, сжираемый тревогой, иду в его больничные апартаменты, чтобы поспать несколько часов. В 6 утра возвращаюсь к изголовью. Секо за ночь не сдвинулся с места, он докладывает мне, что видел, как в палату входил врач и очень громко разговаривал с Карлом. Я возвращаюсь и здороваюсь с Карлом. Не отвечает. Я касаюсь его руки. Не реагирует. Он дышит, но его глаза закрыты. В 7.30 заходит профессор Хайят. По его лицу все понятно. Я начинаю рыдать. Спрашиваю, что можно сделать. Хайят решает перевезти Карла в его апартаменты. Звоню Бруно, Виржини и Эрику, прошу их срочно прийти. Звоню Л. Прилетают Виржини и Эрик. Не отхожу от Карла. Меня словно варят заживо. Слышу прерывистый всплеск дыхания. Отправляю Виржини и Эрика в соседнюю комнату и, не отходя от Карла, зову медсестру. Она говорит, чтобы я взял Карла за руку.
«Зачем? Зачем, он что, уже умирает?»
«Возьмите его за руку. Это все».
Это все. Карл здесь, передо мной, – и он ушел.
Я выхожу и говорю Виржини и Эрику: «Все кончено».
Джуманджи
Для виллы в Биаррице Карл, разумеется, накупил кучу самых лучших примочек для своей новой плазмы и ее сверхсложной акустики. Но никто не умеет ими пользоваться. В 1998 году на DVD-диске только что вышел фильм «Джуманджи» с Робином Уильямсом. Я предлагаю посмотреть. Все начинается со сцены, где в дом врываются слоны и носороги. Звук такой громкий, что мы ощущаем, как трясутся стены и вибрирует пол, кажется, что животные вот-вот сойдут с экрана. Все подпрыгнули, а Карл так развеселился, что хохотал как ребенок. Мы прилипли к экрану.
Девушки в моей жизни
С очень раннего возраста девушки для меня как наркотик. Мне нравится, когда они восхищаются мной, и нравится самому восхищаться ими.
Обервилье. Мне 7, и я поклоняюсь девочке из соседнего дома. Ей, может, 9. Мы целуемся. И поцелуй кажется мне провалом. Я бы хотел перецеловаться по-нормальному, но девочка просто исчезла. Мне кажется, я всю жизнь ей мщу за это, видя ее в каждой из своих девчонок.
Однажды, во время обеда у друзей моих родителей в Иври, недалеко от дома бабушки, мы с их дочкой играем в доктора, она – моя ровесница, ей 8. Нас застает ее отец и отвешивает каждому по лещу. Моя мать смеется, а отчим гордится мной.
Если не считать моих кузин, которых я почти не вижу, вокруг меня очень мало женщин. Девчонки из моего квартала сидят дома или тусуются с подружками, да и ладно, мы все равно не хотим гулять с ними. Мы найдем девчонок в других кварталах. Когда я встречаю А. и знакомлюсь с ее окружением – ну с теми, кто любит устраивать пикники, – я мгновенно привожу туда всех своих братишек. Пусть тоже пожуют на природе.
В тех конурах, в которых мы жили, нет места даже для того, чтобы с девчонкой пообниматься. Хотя мои родители без комплексов, у них широкие взгляды, у нас дома нет табу. Пока я думаю об этом, девушка, которая сейчас рядом со мной, говорит, что я – ее сказочный принц. Да, говорю, но еще и мистер Хайд[85]. Единственная настоящая женщина в моей жизни – моя мать.
Я всегда пользовался успехом у женщин. Рико, смеясь, говорил, что найду себе барышню даже посреди пустыни. Мне нравится ухаживать за ними, добиваться. Это и вправду похоже на зависимость, меня бьет дрожь от адреналина. Никогда не ходил к проституткам – кроме одного раза, с испанскими приятелями. На спор. Иначе бы не стал.
Я обожаю женщин. Я люблю их всех с самого раннего возраста. По мне, так они все красавицы, у меня нет типажей и эталонов.
С. и Д. были моими первыми подростковыми влюбленностями, когда мне было 15–17 лет, хотя бегать за барышнями я начал уже лет с 12–13.
В то время, когда я ушел из 6-го класса в интернат в Вилье-ле-Бель[86], я уже гуляю с А., но мы не прикасаемся друг к другу. Мой кореш Франк Дуайен, высокий чернокожий парень, живет в Вилье-ле-Бель, а Микаэль Монтодуэн – в другом муниципалитете, в Стене[87]. А. – одна из самых красивых девушек в колледже. Говорят, что ее сестра, которая учится в третьем классе, уже довольно раскрепощенная. Одной из своих подружек, фигуристой блондинке, она постоянно рассказывает истории про каких-то мальчиков. Их громкие разговоры погружают меня в мечтательное состояние, блондинка горяча, как раскаленные угли. Я на 3 года младше ее, но амбициозен и чувствую, что она уже чуть-чуть влюблена в меня. Я знаю, что в итоге засуну свою зизу в ее щелочку (Стоми Багси[88] бы понял меня). Однажды вечером, после уроков, я назначаю блондинке свидание на автобусной остановке. Она намного выше меня, и я действую по наитию. Впервые в жизни я исследую женщину пальцами. Фейерверк эмоций, голова поплыла. Я открываю для себя рай и ад и с тех пор уверен, что на земле нет ничего прекраснее. С тех пор рост или цвет кожи для меня не преграда.
Тогда я рассказываю об этом только своему приятелю Вилли.
С 12 лет я работаю летом в Сен-Сиприене. За небольшую плату мою машины сотрудников конторы моего отчима. Он не дает мне карманных денег, и я должен вкалывать, чтобы получить хоть что-то, хоть и не понимаю почему.
В тот год, когда мне исполнилось 13 лет, я опять в Сен-Сиприене, у друга отчима, фермера и владельца фруктовых садов, который занимается аэронавтикой. Ишачу на сборе абрикосов и персиков. Там же я знакомлюсь с девчонками. Привираю насчет возраста. Друг отчима звонит ему и говорит: «Он очень хорошо работает, но ни одной ночи не спал дома».
Вскоре я знакомлюсь с С. Я узнаю, что значит быть слегка влюбленным, хотя все эти чувства мало волнуют нас, пацанов. В нашей вселенной это лишь сопутствующее явление. Ее окна – над аркадами Ратушной площади в старом Гонессе, эпицентре нашей мальчишеской жизни. Мать С. знает нас: мы все время тут шатаемся. Когда мы собираемся там, с нами никогда нет девчонок, даже если они живут поблизости. Наши отношения с С. длятся полгода, что для той поры – целая вечность. Мне 16–17 лет, и я бросил школу. Когда я начинаю зарабатывать, покупаю себе бордовый блейзер, чтобы выглядеть солиднее.
В те времена я серьезно отношусь к девушкам и храню им верность.
К счастью, мать наставила меня на путь истинный.
К А. я испытываю более глубокие чувства. История с А. – это история переходного периода. Мы с ней выросли бок о бок, но мне кажется, что я, в отличие от нее, иду вперед гигантскими шагами. Мне нравится, что она не похожа на других, я чувствую нечто такое, что еще больше связывает меня с ней. Мне кажется, это женщина моей жизни. Когда мы начинаем встречаться по-настоящему, мне 18, и наши отношения продлятся 9 лет, заняв весь тот период, в который так хочется познать всех остальных. Первое лето, которое мы провели вместе, стало последним, которое я провел с родителями.
Впрочем, мы с А. никогда не жили вместе. Что странно, потому что я ищу в девушках то, чего мне, вероятно, больше всего и не хватает: семью. Именно так происходит с С. Она из семьи эмигрантов, которые принимают меня с распростертыми объятиями. Когда мои отношения с девушкой заканчивались, я скучал по ее семье больше, чем по ней.
У моей матери нет времени заниматься мной, она постоянно на работе, а отчима я воспринимаю просто как формального опекуна. Надежная опора в моей жизни – это Карл. Он расширяет мой кругозор, отвлекая мое внимание от отношений с А. Он открывает мне двери в Париж, в общество, в мир культуры и вещей. Он – мой Святой Грааль. Это одна из причин, по которым я обратился к нему с просьбой о работе. Он и есть та возможность, в которой я нуждаюсь.
В 22 года я коллекционировал – во всех смыслах – самых разных девушек. Только с некоторыми из них у меня, как говорится, случается химия. Иногда я, на свою беду, путаю эту химию с любовью. 2001 год стал для меня решающим: я впервые еду в Нью-Йорк, впервые надеваю пиджак Dior Homme, впервые провожу бой как боксер-профессионал и впервые ужинаю за одним столом с Карлом, когда он приглашает меня. Однажды вечером мы идем ужинать в ресторан «Нобю», что на улице Марбёф, и среди прочих в нашей компании Мик Джагер[89]. Выходя из Mercedes-Benz, я с удивлением узнаю в парковщике Алиуна, парня из моего квартала. Я слегка смущаюсь, оставляя ему ключи от внедорожника. Он оглядывает меня, у меня на запястье подаренные Карлом часы Chanel из коллекции J12. Когда он понимает, что я здесь вместе с Лагерфельдом, то поражен и радуется за меня.
В том же году во время фотосессии, на которой Карл, разумеется, не выпускает из рук фотоаппарат, я встречаю С. Она очаровательна и работает на телевидении. На съемочной площадке Эрик Пфрундер и Карл замечают, что она мне нравится. Карл просит меня проводить ее. У меня не слишком подвешен язык, но мне на это плевать. Мои братишки говорят: «К Себу ходят не за словами, к Себу ходят за трахом». Я чувствую, что мои хулиганские замашки нравятся С. Я объясняю ей, что я для Карла – и швец, и жнец, что таскаю сумки… я этого не скрываю. С. уходит с моим номером в кармане и скоро предложит поужинать. Я ничего не понимаю в парижской жизни и не имею ни малейшего понятия, куда ее повести. Мы идем в ресторан «Маркет» на авеню Матиньон, куда я уже возил Карла, когда он ужинал с Эди Слиманом. Меня так влечет к ней, что я только об этом и думаю. Совершенно точно, это и есть химия. Однажды я занимаюсь с ней любовью всю ночь напролет, я как под кайфом. Она приходит ко мне, в Гонесс, где стоят подаренные мне Карлом огромные фото с обнаженными дамами работы Хельмута Ньютона, которые, бесспорно, стоят больше всей моей двушки. С С. мы проживем 3 месяца, полных странной страсти, а потом она просто исчезнет в одночасье. Это свело меня с ума. Это самый несмешной пирог в лицо.