Благодаря Ингрид Сиши мы открываем для себя ресторан японского повара Мацухисы. Барышни там просто сногсшибательные. Я пробую всякие роллы и суши, а еще там мы встречаем актера Марка Уолберга.
В последний день съемка проходит в студии, и я не перестаю удивляться. В прошедшие дни я общался с легендами на «ты». Но на этот раз не выйдет – у нас тут Джек Николсон. Как только он является, Карл встает и говорит: «Don’t move»[99]. Щелчок, фотография, отлично. Как это часто и бывает, мгновенная реакция Карла не подводит. Через несколько минут приходит актер Бенисио дель Торо. Не в силах уже вести себя прилично, я беру одну из камер Карла и очень быстро снимаю на пленку. Фотограф из меня так себе. Карл, одетый во все белое, получается засвеченным. Бенисио нелепо опирается о тележку.
Затем появляется Николь Кидман. Богиня со сногсшибательной фигурой.
Я никогда не забуду и как в 2003 году Хельмут Ньютон фотографировал Карла в доме № 51 по Университетской улице. Они давно не виделись. Я был там и ужасно хотел попросить Ньютона сфотографировать нас вдвоем, но не посмел – и до сих пор жалею.
Одной из самых безрассудных была наша поездка в Китай. Там в декабре 2007-го Дом Fendi организовал дефиле на Великой Китайской стене. Совершенная глупость. Случилось так, что С. присоединилась там ко мне. Карл ужинал с Бернаром Арно и его женой Элен. У супругов, разумеется, собственные телохранители. Карл с четой Арно посещает Запретный город[100], а для нас, охранников, он и вправду оказывается запретным – доступ туда нам закрыт. Это единственный раз, когда я позволил увести от меня Карла.
В Европу мы возвращаемся на частном самолете.
Когда нет поездок, связанных с Домами Chanel, Fendi или брендом Karl Lagerfeld, мы с Карлом уезжаем только вдвоем. В 2005 году мы даже раз в месяц летаем на неделю в Нью-Йорк, где он работает над своей маркой. Мы мотаемся в Рим и обратно по делам Дома Fendi и живем то в Сен-Тропе, то в Париже, то в Монако…
Во время необыкновенного путешествия на Кубу, что организовал Дом Chanel в мае 2016 года, Карл уже болен. Вместо химиотерапии он принимает специальные таблетки и ничем не выдает себя. Для меня Куба – это остров бокса. От старых американских тачек остались одни кузова, под которые впихнули урчащие двигатели из Китая. А еще там полно баров с проститутками. Это первый кусочек Карибского бассейна, который я для себя открою. Ради усиления безопасности мы прихватили с собой Бориса и Тибора. Карл ценит их, и такое усиление позволяет мне немного расслабиться. Дефиле проходит на улице и заканчивается триумфально, я дефилирую вместе с Брэдом и Джейком, с сигарой во рту и в надвинутой на лоб панаме. Улица, зрители, журналисты, аккомпанемент оркестра, манекенщицы – все кругом как в бреду. Поскольку никогда не курю сигар, я не знаю, что дым вдыхать не нужно. В конце шоу я побледнел, вспотел как лошадь и думал, что вот-вот двину кони. В финале все – танцовщицы, публика, идущая вслед за Карлом, который открывает парад, кубинцы, приветствующие со своих балконов, – словно в трансе. В тот вечер, на торжестве после дефиле, Карл будет танцевать с Сесиль Кассель и Ванессой Паради. Он легок и счастлив, ему удалось скрыть ото всех свою болезнь и словно бы ее саму обвести вокруг пальца. Никто из нас не подозревает, что ему остается жить чуть меньше трех лет.
В Гамбурге, во время дефиле Париж – Гамбург в декабре 2017 года, я возвращаюсь туда, где Карл провел свое детство. Я отлично знаю эти места: с середины 90-х часто бывал здесь, когда работал на вилле «Жако» вместе с ребятами из CST. Мы с Карлом рады, что приехали, хоть он и не слишком обольщается насчет немцев в плане их понимания моды. Один из его показов организован здесь впервые. Разумеется, журналисты видят некий знак в его возвращении в родной город. Они смутно подозревают, что у него проблемы со здоровьем. Дефиле проходит в Гамбургской филармонии, обязанной своей необычной архитектурой швейцарскому бюро Herzog & de Meuron. Накануне ночью в отеле, где живет Карл, сработала пожарная сигнализация. Шупетт нанервничалась, Карл издергался, плохо спал. Сейчас он выглядит уставшим. Пора переходить к новому протоколу лечения.
Хемис и мой отчим
Сначала он – просто сосед по коттеджу моей тогдашней подружки А. в деревне Ле-Тийе, зажатой между двумя крупными пригородами на севере Парижа, где жил и я. Они очень близки. У Хемиса уже двое детей, его семья надежная и спокойная, но деревня служит перевалочным пунктом мигрантам и всяким путешественникам, поэтому тут постоянно какая-то дурацкая суета. Еще до того, как я познакомился с А. и ее соседями, мы с приятелями уже заезжали в эту деревню. Тогда у Саида цыгане украли мопед, и он возненавидел Ле-Тийе: сказал, что ноги его здесь больше не будет. И за мопедом пришлось возвращаться вместе с моим батей, который работал водителем на бетонном заводе и был бесстрашным храбрецом.
Мы часто слонялись с Петом и Вилли у дома А., потому что тусоваться с нами ей не разрешали. Время от времени она приглядывала за детьми Хемиса – Грегори и Александром, или Алексо и Гоги. Я тут же подружился с ними. В 1992 году им 5 и 8 лет. Я занимаюсь мотокроссом и тренируюсь у них под окном проезжать на заднем колесе. Местные уже начинают узнавать нас и следить за нашими успехами. Хемис даже купил своим пацанам детский спортивный мотоцикл Yamaha PW. Он – сын тунисских иммигрантов, у него много братьев и сестер, а его жена Нативидад – дочь испанских иммигрантов, которые вернулись в Испанию. Они моложе моих родителей и очень открытые. Мы быстро начинаем нравиться друг другу.
Я иду в армию, к дембелю мне предложили подписать контракт и остаться служить. Я отказался. Когда возвращаюсь, мы еще чаще видимся с Хемисом и Нати. По воскресеньям вожу их детей на мотокросс. Я хочу работать в охране, стать телохранителем. Время от времени подрабатываю охранником в кафе «Ле Буффало», потом в фонде социальной поддержки инвалидов. Я не слишком сильный, но целеустремленный. Пока меня отстранили от тренировок по боксу из-за травмы, на них же и полученной, я – у меня ж есть права на вождение большегрузного автомобиля – помогаю Хемису проворачивать его делишки. Вместе с приятелями я отправляюсь на задание и краду мотоциклы. Воровского умысла в этом нет – скорее мы делаем это, чтобы занять себя чем-то интересным.
В детстве, едва открыв глаза, мы сразу вылетали за дверь и гуляли до вечера, пока отцы не напомнят, что пора вернуться. Отчим часто бил меня руками и тапками, мог пнуть. Он весил 100 килограммов и мог бы убить меня, если бы захотел, но всегда старался не травмировать. У него бывали приступы ярости, и у меня они тоже бывают – крушу все вокруг. Нередко я разбивал себе костяшки и фаланги пальцев, фигача кулаком в стену, в машину, в телевизор – да во все, что под руку попадется. Хемис такой же вспыльчивый. И он тоже наказывает своих детей, но только если они действительно провинились. Они с отчимом чем-то похожи. Только Хемис любит людей, жизнь, своих пацанов. А вот за отчимом такого не водилось. Да и за батей тоже. У меня вообще нет особых представлений или воспоминаний об отцовской любви. Может быть, я немного получал ее от Джеки, дедули по материнской линии, который немного напоминал мне мафиозного крестного отца. Но там тоже и в помине не было никаких нежностей. В семье же Хемиса царит любовь. Он намного моложе моего отчима, и мы сильно сближаемся. Родители А. тоже любят своих дочерей больше жизни.
Отчим не оставил мне выбора, и я научился выкручиваться из разных сложных ситуаций. Чтобы разбудить меня, он ужасно громко барабанил в дверь или выливал мне на голову ведро воды. Так он вдалбливал мне, что успеха добиться можно, но только через страдание, дисциплину и колоссальные усилия. С 16 лет я начал работать по-настоящему. Получаю первую зарплату, и Мюгетт сразу требует, чтобы я платил за квартиру, потому что живу у них. Я выпал в осадок, никогда о такой дичи не слыхивал. В конторе отчима работают разные люди, в том числе отсидевшие парни. Они преданы моей матери и станут солдатами отчима, который направит их по верному пути. Однажды меня в очередной раз выгнали с уроков. Один из водителей CST отвозит к матери в офис. Она запустила мне в голову клавиатурой – и это считай что повезло: некоторых моих братишек за такое отходили бы по самое не балуйся. Когда живешь в пригороде, нет никаких возможностей. Париж для тебя – Запретный город. Моим родителям, а до них бабушкам и дедушкам было обещано, что они будут жить лучше. Но этого не случилось. Вкалывать как проклятый нужно не для успеха, а просто чтобы коньки не отбросить. О том, как выжить, тут думают постоянно, даже дома перед сном.
В 1995 году мне исполняется 20, и я покупаю первую тачку – Citroën C15. На ней я и работал водителем-экспедитором, когда зарегистрировался как мелкий предприниматель. Иногда веду дела с Хемисом, он – мастер махинаций и многому учит меня. У матери уже обнаружили рак, она лечится, но продолжает пахать. Я встречаю Карла Лагерфельда, у которого время от времени работаю вместе с ребятами из CST. Я боксирую, каждое воскресенье занимаюсь мотокроссом, тренировками или бегом. Часто мы с А. заходим к Хемису. Я постоянно присматриваю за его детьми. Он знает, что может рассчитывать на меня, и видит во мне своего младшего брата, которого забрала автомобильная авария в Женвилье[101]. Я знакомлюсь с его матерью, сестрами и отцом-диабетиком. В этой североафриканской семье принято делиться друг с другом, весело принимать гостей и все делать сообща. Я и сам ощущаю себя магрибинцем в душе. Когда бываю у них, наполняюсь теплом, которого никогда не ощущал в своей семье. Некоторые из их племянников и племянниц даже ревнуют.
В 1996 году мы проводим каникулы вместе с А., Саидом, Анжель, Рико и его подружкой. Внезапно отчим позволил нам затусить в его квартире в Сен-Сиприене.