Хемис же проводит отпуск в съемной хатке в Торредембарре, южнее Барселоны. Он возвращается и сообщает, что подыскал себе дом. Там-то мы и будем теперь встречаться после долгой разлуки. А. часто будет приезжать туда на каникулы вместе с Нати. Дом притулился у федеральной трассы провинции Таррагона, дальше – железная дорога, за ней – море. Я буду ездить туда каждое лето до самой смерти. В первый год мы арендуем дом по соседству с Хемисом. Затем, в 1998 году, я гощу у них один, а Сабер и Пет обоснуются в кемпинге. Через агента по сбыту товаров, имеющему связи в мэрии Сен-Дени[102], Хемис заполучил контракт на продажу сэндвичей и напитков у стадиона «Стад-де-Франс». Я подключился. Теперь сплю часа по 3 в сутки, разрываясь между работой охранником, боксом, мотокроссом, грузоперевозками, торговлей в Сен-Дени, заменами в службе охраны Гонесса и шабашками на стройплощадках Карла, когда тот вызывает CST. Дрыхну прямо в своем Citroën, на кушетке в кузове, и изредка дома. Я работаю за шестерых. Вечерами во время матчей Кубка мира мы продаем сэндвичи и напитки у «Стад-де-Франс». Пиво в бутылках, которое мы урвали по 10 центов, перепродаем по 3 евро. Я говорил, что Хемис – мастер махинаций?
В 1999 году начинаю работать у Карла на полную ставку, рассказываю ему о своей жизни с Хемисом, и он советует поехать к нему в отпуск. В том же году я должен пригнать машину в Биарриц, пока Карл летит туда на частном самолете. Я беру с собой Гоги, сына Хемиса, ему уже 15 и у него школьные каникулы. Гоги офигенский. Когда мы обедаем с ним на кухне, заглядывает Карл. Гоги очень взволнован, Карл обеспокоенно справляется, все ли из необходимого у нас есть, и предлагает нам вернуться на самолете, который скоро летит в Ле-Бурже. Мальчишка в восхищении.
Карл знает о моей страсти к гидроциклам. Наш первый мы с Хемисом купили вскладчину, ну я рассказывал. Теперь Карл помогает мне приобрести новый.
Хемис узнает о моей жизни с Карлом, он рад, восхищен. Наше доверие только крепнет, я продолжаю время от времени помогать ему с сэндвичами, пока его пацаны не подрастают и не готовы нас заменить. Последний раз мы с Хемисом работали вместе во время концерта рок-певца Джонни Холлидея на Марсовом поле, где он воткнул ларек с напитками, сэндвичами и кебабом.
Потом Хемис открыл строительную фирму и прекратил торговать на улице. Он постоянно идет вперед. Я езжу к нему в отпуск в середине июля, перед тем как Карл отправляется в Биарриц, и забрасываю ему его пацанов на лето. По пути я ежегодно ненадолго останавливаюсь у матери в Берри.
Этот ритуал продолжается много лет.
В 2005 году мы с Карлом не едем в Биарриц. Его новой летней резиденцией теперь стал Раматюэль.
Тем летом я на 3 первые недели августа арендовал домик в Испании, напротив Хемиса. Переехав границу, останавливаюсь в Бегуре[103], в доме, который арендует Эрик Пфрундер. Затем, после отпуска, присоединяюсь к Карлу в Париже, и мы отправляемся в Сен-Тропе.
Хемис почему-то уверен, что я – хороший человек. Карл тоже показывает, насколько я важен в его жизни. И на это особое место никто из его окружения не покушается. Даже Брэд и Джейк, хотя они были озабочены лишь личной выгодой в отношениях с Лагерфельдом… Многие другие – тот же Батист – этим грешат. Когда я вижу, как кто-то, не вызывающий у меня большого уважения, кружит над Карлом, начинаю беситься. Это всегда ужасно влияет на него: он становится желчным, говорит гадости, токсично себя ведет. И я взрываюсь.
Беда, 14 февраля 2012 года
Как обычно по выходным, я заехал навестить Хемиса. Во вторник, в День святого Валентина. В тот день мы в доме № 8 по улице Святых Отцов обедаем втроем – Карл, я и ненаглядный Батистик. В три часа дня я вижу, что до меня уже какое-то время пытается дозвониться младший сын Хемиса, Александр. Я выхожу на кухню, чтобы ответить ему. Александр говорит: «Творится какое-то безумие, ты не можешь понять, ты не можешь понять». Я вообще не улавливаю. «Умер мой отец. Приезжай скорее, ты должен скорее приехать». Хемис?.. Я оседаю на пол и кричу, как раненый зверь. Карл и Батист бегут ко мне на кухню. Хемис погиб. Карл потрясен, он никогда не видел меня в таком состоянии. Он отлично знает, что значит для меня Хемис. Я умер вместе с ним. Звоню В., для которой Хемис тоже как член семьи. Мы мчимся с ней в Пьерфит[104]. Там ее сестра перестраивает коттедж, и Хемис руководил строительством. Сегодня сносили здание. Бригада ломала лестницу, и Хемис оказался под ней, когда она обрушилась. Его тело только что увезли. Я не захотел увидеть то, что от него осталось. Просто не смог.
Кое-кто из моих новых знакомых, например Жан-Рош, пришли на похороны.
В марте 2018 года отчим разбивается на вертолете вместе со своим сыном Кристофом, направляясь в Перпиньян. Кристиан был прекрасным летчиком и учил Кристофа летному делу. За несколько дней до трагедии он оставил мне сообщение, называл «своим любимым сыном». Это его традиция на мой день рождения. С возрастом он, обычно всегда холодный и жесткий, завел привычку говорить мне такие слова. После смерти матери мы не виделись 6 лет (в последний раз встречались на его 70-летие в 2012 году), но регулярно общались по телефону. Однажды я случайно наткнулся на него в Сен-Тропе, где был вместе с Карлом. Узнал не сразу. К нам просто подрулил двухместный велосипед на трех колесах. Человек на нем остановился, приподнял шлем, оказался моим отчимом и спросил: «Как дела, мой любимый сын?» Мы с Карлом от удивления, мягко скажем, онемели. Рядом с отчимом сидела женщина. Я представил его Карлу как человека, который воспитал меня и управлял CST. Карл сказал: «Ваш сын – необыкновенный человек». Ситуация казалась мне сюром. Карл добавил, что ему приятно познакомиться, хотя он и представлял его совсем по-другому. «Одно можно сказать наверняка: вы хорошо воспитали вашего сына», – добавил он. Отчим ответил: «С ним не всегда было легко».
Кристиан был чемпионом Франции по точному пилотированию на вертолете. С 1981 года он страстно увлекается воздухоплаванием и даже купил землю, чтобы построить там взлетно-посадочную полосу. Он летал с Николя Юло[105], пилотировал маленькие одномоторные самолеты, сверхлегкие летательные аппараты… и когда я увидел его здесь на трехколесном велосипеде, в нем не было ничего от блистательного летчика.
В марте 2018 года я в марокканской глуши, на тренировках по боксу, кроссфиту[106] и бегу по пустыне, организованных моим братишкой Брисом. Сеть тут почти не ловит.
Я вижу несколько «вам звонили» от Эрика, моего сводного брата, но это не вызывает у меня беспокойства. В итоге до меня дозванивается мой дядя Жан-Клод и сообщает о несчастном случае с вертолетом. Это сбивает меня с ног, я рыдаю. Брис, находящийся рядом со мной, крайне удивлен. Этому парню его крутость не позволяет проявлять эмоции.
Вертолет упал камнем на землю, и от удара загорелся резервуар с керосином. На похоронах я вновь встречаюсь со своими братьями и с Терезой, первой женой Кристиана. Его кремировали вместе с сыном Кристофом.
Он был женат на женщине, которую полюбил еще в юности, и был отцом четверых детей. В тот день я окончательно понимаю, насколько я чужой здесь. Вспоминаю, как дважды воровал деньги из портмоне отчима, где лежали пачки купюр по 500 франков. Никогда не забуду глаза приятеля, которому показал деньги. Мы не знали, как их по-тихому разменять. Поэтому я просто на все купил у парня из нашего квартала дробовик, а в ближайшем оружейном – пневматический пистолет. Мне было 12. Желая покрасоваться, я пошел в школу, прихватив с собой обе пушки. По пути натыкаюсь на одного парня, который мне не нравится. Он что-то наезжает, и я – сам не понял как – стреляю в него. Но не ранил, даже не задел. Придя в школу, прячу дробовик. На первом же уроке заваливаются директор с полицейским. Родители того мальчишки накатали на меня заяву. Они роются в моем рюкзаке, но там только пневмат. Разумеется, меня тут же отчисляют из школы. В качестве наказания весь следующий год мне запрещено шататься по улице. Я работаю у отчима, и, если их с матерью нет на месте, за мной всегда присматривает кто-то из взрослых.
Жестокость и выучка
В армии меня посетила смелая мысль о том, что я могу избежать ублюдочной жизни. Ну или хотя бы попробовать. Я закален физически и психологически. За время службы я сталкивался с такими типами, которые совсем или почти не умели читать и писать, но благодаря умным наставникам смогли измениться.
По мне, привязанность – опасная штука. Стоит мне только почувствовать себя счастливым – например, в отношениях с девушкой, – как я тут же все рушу.
Адреналин – вот главное. Когда я был рядом с Карлом, адреналина хватало, я постоянно был на взводе и в стрессе – во время поездок, мероприятий… Я ощущаю приток адреналина и когда занимаюсь спортом, ухаживаю за барышнями и мчусь на большой скорости.
Были моменты, когда я экстремально рисковал. Это было связано с мотокроссом, виндсерфингом, водными лыжами, боксом. Чем лучше я что-то умею, тем чаще переступаю пределы дозволенного. Кайф превыше всего. После того как в декабре 2016 года я сломал позвонки, Карл взял с меня обещание, что я перестану рисковать. Я был испуган. И пообещал.
В детстве, когда мне лет 8, зимой в Гонессе мы гоняем вместе с Вилли и Тьерри на старом рынке между прилавками, сооруженными из столов и козел, накрытых листами железа. Я уже чувствую себя повелителем велосипеда. Мы разъезжаем между столов, прыгаем с трамплина и взлетаем в воздух. Я даже собираюсь перепрыгнуть на велике с кровли одного прилавка на другую. Соскальзываю, бьюсь черепом о крышу и падаю головой вниз с высоты 2 или 3 метров. Друзья волокут меня в центр социальной поддержки, он рядом, мы просим о помощи, и испуганная женщина выгоняет нас.