Все последующие дни чувствую себя потерянным. Нужно выбрать последний наряд для Карла, в котором он будет лежать в гробу вплоть до кремации. На набережной Вольтера мы вместе с Франсуазой, нянькой Шупетт, и моим дядей Жан-Клодом решаем, каким Карл предстанет в последний час. Я хочу, чтобы он был одет в свой на тот момент самый обожаемый пиджак YSL, созданный Эди Слиманом, и в одну из белых рубашек, по собственным его эскизам пошитых исключительно для него фирмой Hilditch & Key. Выбираю одно из его любимых украшений, с портретом Шупетт на аквамарине, и еще одно, от Эрика Пфрундера. И, разумеется, митенки. Надеваю на него последнее колье, подаренное Сирилом Бисмутом, основателем бренда Aaron Jah Stone. Оно из черного жемчуга и украшено медальоном с буквой К, нарисованной граффити-художником Сирилом Конго. В точности объясняю служащим похоронного бюро, как нужно одеть Карла. Выношу решение о том, что больше никто не должен в одиночку находиться в его квартире. Шупетт остается у Франсуазы.
В пятницу 22 февраля мы встречаемся после полудня, чтобы закрыть гроб. С нами принцесса Монако Каролина вместе с дочерью Шарлоттой, одна из немногих присутствующих подруг Карла. Но я вижу и тех, кому, на мой взгляд, нечего здесь делать. Я ничем здесь не распоряжаюсь и не знаю, как они попали сюда. Если Орели, работающая в Доме Chanel, здесь, то только ради меня.
Горничная из Раматюэля приехала вместе с сыном. Я говорю ей, что ему здесь делать нечего. Он остается на улице. Что касается остальных, я считаюсь с их желанием проститься с усопшим, но все же…
Батиста нигде не видно, как и Брэда с его сыном Хадсоном, крестником и любимцем Карла, нет и Джейка… У меня не было времени подумать об этом. Из моей команды здесь только самые близкие – Жан-Клод, Франсуаза, Фредо, Ромен и Борис, он ослаб из-за того, что болен раком, но все-таки появился. Кроме Л. и Орели, пришел Анж, друг и ярмарочный торговец, которого Карл очень хорошо знал и любил. Разумеется, присутствует Эрик Пфрундер. Лежащий в гробу Карл кажется похудевшим и нашедшим покой. Прежде чем закрыть гроб, я – как если бы собирал его на свидание – кладу туда те часы Hublot из красной керамики, которые всегда были при Карле, и сумочку Chanel из черной рыбьей кожи, с которой он никогда не расставался, хоть и не знал точно, что в ней лежит. Я также хотел положить и его мобильный телефон, чтобы все секреты Карла ушли вместе с ним, но меня попросили не делать этого: электроника во время кремации может взорваться.
Из траурного зала мы должны проследовать к месту кремации. Я сел в катафалк вместе с Виржини Виар. У крематория куча народа. Внезапно появляются Батист и Брэд с двумя сыновьями. Вижу и Карин Ройтфельд. Я думаю только об одном: скорее бы закончился этот кошмар. К счастью, Орели и Л. очень внимательны. Во время церемонии я сижу неподалеку от братьев Вертхаймеров[108]. Анна Винтур произносит речь, Мария-Луиза де Клермон-Тоннер[109] тоже. Семейство Арно также здесь. Карл всегда считал их своими хорошими друзьями. Сильвия Фенди, с 6 лет знакомая с Карлом, очень взволнована.
После церемонии мы едем в Дом Chanel, чтобы помянуть Карла с сотрудниками. В машину протискивается Батист. Нас сопровождает полиция, а я все время думаю, почему сегодня. На улице Камбон оттесняют зевак и папарацци. Здесь собрались люди из ателье и студии и коллеги Карла.
Люсьен Фридландер просит, чтобы мы подготовили для него документы, чековые книжки, кредитные карты. 26 февраля я вышел на пробежку по набережным на левом берегу Сены. Звонит Карин Ройтфельд, спрашивает, что нового. Когда я отключаюсь, то осознаю, что у меня уже тонны непрочитанных сообщений, отметок в Instagram![110], которые только накапливаются, – я не в состоянии отвечать и реагировать, и сейчас они затягивают меня. Я так поглощен экраном телефона, что с размаху врезаюсь в стену. Это технический нокаут, я падаю на землю.
На следующий день Сильвия Фенди просит меня приехать на дефиле Дома Fendi в Милане. Я общаюсь с Сильвией и ее семьей с тех пор, как Карл попросил фирму CST перевезти вещи в свою квартиру в Риме, которой он в те времена владел. В Милан, в Дом Fendi, меня сопровождает Каролин Лебар[111]. Впервые я не еду в «Фо Сизонс» на Виа Джезу, где мы с Карлом останавливались все последние 20 лет. Беру номер в миланском отеле по соседству. Так странно, все сотрудники «Фо Сизонс» шлют мне сообщения с соболезнованиями.
В Доме Fendi Карл до конца своих дней продолжал дорабатывать детали коллекции вместе с Сильвией и стилистом Шарлоттой Стокдейл. Говорить ему уже было тяжело, поэтому он использовал меня как посредника. Проходит первое шоу без Карла. Он работал на этот итальянский бренд с 1966 года. Я одет в костюм-тройку по собственному эскизу, сделанному мной для марки Karl Lagerfeld. К галстуку приколота брошь в виде маленькой винтажной пантеры Cartier, которая намекает на нашу общую с Карлом любовь к кошачьим. Это один из его подарков. Талисман. Во время последних примерок в Доме Fendi команда продолжала работать, не меняя абсолютно ничего, словно Карл все еще был с ними. Манекенщицы, с которыми я общаюсь – Хадид, Джиджи и Белла, – приветливы со мной. Утром перед дефиле завтракаю с Эммануэль Альт, главным редактором парижского издания журнала Vogue. Карл ее очень любил. В прошлом году мы ужинали вместе с Эди Слиманом в ресторане «Нобю», в отеле «Ле Рояль Монсо». Впервые мы были тут с Карлом 11 ноября 2016 года, я еще тогда пригласил на ужин Ж.
Первое дефиле осиротевшего без Карла Дома Fendi. Стою за кулисами рядом с Сильвией. Она предлагает вместе создать мужскую спортивную коллекцию. Сильвия говорит о работе, старается сохранять спокойствие, но в тот момент, когда должна уже выйти на подиум и приветствовать публику – одна, без Карла, который был рядом все эти годы, – она больше не в силах сдерживать слезы. Здесь, за кулисами, все чувствуют опустошение. Но нужно двигаться вперед.
Больше я никогда не был ни на набережной Вольтера, ни на улице Святых Отцов.
Идут дни, недели, а я по-прежнему растерян. Пытаюсь собраться. В выходной, 1 марта, мы с Л. уезжаем в Куршавель, чтобы попробовать отвлечься. 3 марта возвращаемся в Париж. Так странно. Обычно в это время года я никуда не ездил – эти выходные предшествовали показу прет-а-порте Дома Chanel. Через несколько дней, 5 марта 2019 года, накануне моего дня рождения, пройдет первое посмертное дефиле Карла в Доме Chanel. Виржини и все сотрудники готовились к шоу с большим волнением. На следующий день я должен был лететь к Ришару Виранку на остров Сен-Мартен. 6 марта, в свой день рождения, я узнаю́, что по какому-то дурацкому совпадению в этот самый день в Монако будет оглашено завещание Карла. Содержание мне неизвестно. В тот же вечер я решил устроить небольшой дружеский ужин в пиццерии моего знакомого Марко на улице Шерш-Миди, в окружении восьми друзей, в совершенно интимной обстановке. Почему я выбрал это место? Потому что в феврале прошлого года, вернувшись с одного из многочисленных сеансов лучевой терапии в клинике Хартмана в Нейи, Карл убедил всех, что мы идем к дантисту, и тайком подбил меня купить пиццу, чтобы навернуть ее в машине. «Как в свое время в МакДрайв»[112], – сказал он. Я попросил Марко заранее нарезать пиццу на квадратики, чтобы Карлу было проще, и попросил забронировать нам парковочное место. Мы начали есть обжигающую пиццу руками. Она была такой горячей, что Карл предложил довезти ее до дома и доесть на набережной Вольтера. В то время у него почти нет аппетита, и я выбиваюсь из сил, чтобы найти для него что-то такое вкусное, что зажгло бы его. Мне нравится соблазнять его тем, что доставит ему удовольствие. Однажды вечером, тоже после сеанса лучевой терапии, у него «появилось настроение на что-нибудь омерзительное» – так он сказал. Я предложил пойти в «Макдоналдс», и он сознался, что и вправду с радостью съел бы огромный чизбургер с картошкой фри.
За год или за два до этого я удивил его – припер мини-хот-доги, которые тогда готовили в «Маке». Ему очень понравилось. И время от времени он стал делиться со мной мечтами о такой «запрещенке».
И вот в тот вечер, в феврале 2019 года, мной владеет лишь одно желание – скорее доставить Карла к фастфуду, пока он не перехотел. Мы мчим в «Мак» на улицу Риволи. Я паркую внушительный черный Rolls-Royce Phantom 8, похожий на океанский лайнер, во втором ряду на улице де л’Эшоде и, включив аварийку, оставляю Карла в салоне, а сам бегу за заказом, наблюдая из окон за машиной. Кое-какие прохожие замечают Rolls-Royce, но все идет нормально. Я возвращаюсь в машину, и Карл жадно уплетает оба наших чизбургера. Он прикончил их еще до того, как мы доехали до набережной Вольтера. Я безумно счастлив.
Париж
Поступив на службу к Карлу, я открываю для себя Париж. Мальчишкой я иногда приезжал сюда из Гонесса на велике. Когда работал водителем-экспедитором, узнал географию Парижа назубок. Топография, развязка и движение, автомобили, дорожные знаки – все это для меня как открытая книга. Но именно с Карлом у меня распахнулись глаза на красоту столицы. С первых дней он полюбил сидеть на переднем сиденье, рядом со мной. Карл обожает внедорожники – они внушают ему чувство безопасности. Ему нравится сидеть повыше, а «не на уровне сточной канавы», и он никогда не пристегивает ремень. При малейшем резком торможении я придерживаю его правой рукой. Когда это случилось впервые, он удивленно спросил, как я успел среагировать. Я сказал, что научился этому у дяди Жан-Клода, который повсюду таскал меня с собой.
Карл рассказывал обо всех памятниках, которые встречались по пути. Благодаря ему я узнал о городе очень много. Так просто. Если он в машине не спит, то любит поболтать и постоянно что-нибудь показывает и делится своим мнением. Мы с Карлом похожи, и каждый из нас извлекает из этого свою пользу. Когда у меня появились деньжата, я купил сразу не один, а три велика, чтобы не кататься в одиночестве. Карл знает, что я – парень из пригорода. О моих ограниченных способностях он тоже осведомлен и понимает, что у меня скудный лексикон, но ни одно его слово, обращенное ко мне, никогда не звучит снисходительно.