На следующее утро звонит Карл. Спрашивает, доволен ли я собой, и предлагает подойти к его номеру. Он просунул под дверь четвертую сторонку обложки крупного американского еженедельника. На фотографии – перепачканное лицо Кельвина Кляйна на красной дорожке. А за его спиной – я. У меня безумный взгляд, я развернулся в сторону толпы и демонстрирую неусыпную бдительность. Думаю, Карл позабавился и страшно гордится своим маленьким Себом. А я, конечно, чувствую себя суперменом.
Следующие 18 лет я всегда останавливался в «Мерсере», в номере 209.
Рядом с К.
Когда я пришел в жизнь Карла, я оказался в самом центре его круга. Фактически сразу, еще году в 1996-м, работая в CST, я замечаю на съемках и в разных домах Эрика Пфрундера.
В 1997 году забавы ради Карл сфотографировал меня в студии на Университетской улице. Я тогда только что купил подержанный BMW оттенка Avus Blues, с тюнингом от Hartge[46] и с салоном, обитым грязно-белой кожей. Обычно я пользуюсь им только по выходным, но в тот день я поехал на нем на встречу, которую назначил мне Карл. Впервые я во дворе особняка на Университетской улице не как сотрудник CST – сам Лагерфельд хочет снять мой портрет. Эта идея посетила его во время одной беседы в Гамбурге, у него дома, на вилле «Жако». До этого я, должно быть, обмолвился, что хотел бы сняться. Но мы с Карлом знаем, что я не думаю об этом как о своей профессии. Щеголять в трусах как-то не мое. Но вот Одиль Жильбер[47] укладывает мне волосы, а Хайди Моравец[48] делает макияж. Мы готовимся к съемкам несколько часов, болтаем с командой и с Эриком, который тоже здесь. Карл фотографирует, и всем – и тем более мне – понятно, что манекенщик из меня так себе. Хотя минут на 5 я почувствовал себя самым обаятельным и привлекательным, героем дня. Карл просто хотел развлечься и сделать мне приятное. Но все по-настоящему: фотки сразу печатают. Эрик ведет себя жизнерадостно, он симпатичный, веселый. Ему свойственны те черты жителя Северной Африки, от которых я балдею. Я же здесь – самый любопытный и открытый, не замираю от страха перед кем-либо и не чураюсь огромных объемов работы. Мы моментально оказываемся на одной волне, быстро сближаемся, легко начинаем доверять друг другу. Чем больше я узнаю́ Эрика, тем больше убеждаюсь, что он многое дает мне. У него другая манера поведения, другое воспитание, он обаятельный, мягкий, более открытый и приятный, он учит меня сглаживать острые углы. В самом начале, в 1999 или в 2000 году, я оскорбил одного из ассистентов фотографа. Этот парень попросил меня сгонять за туалетной бумагой, а я в присутствии Карла и Эрика ответил ему: «Еще раз скажешь что-нибудь в таком тоне – получишь по морде». Эрик отвел меня в сторону и сказал: «Просто пойди и повесь туалетную бумагу в уборные». Так он дал мне понять, что я должен соблюдать субординацию и подчиняться начальству. На меня словно ушат холодной воды вылили, но урок я усвоил. И до сих пор обращаюсь к Эрику на «вы». В армии меня тоже учили подчиняться и слушаться. Но то армия, а здесь я был к этому не готов. Но на грабли эти больше не наступал. Сначала я считал себя самым нетипичным членом банды Лагерфельда, но вообще-то здесь все нетипичные. Однажды я спросил Карла, знает ли он, как живут люди из его команды вне работы. Когда я трудился в CST, мне было известно, чем занимаются ребята, когда заканчивают вкалывать, как выглядит их обычная жизнь. У меня же теперь обычной жизни не было – была только жизнь, связанная с Карлом.
С лета 1999 года мы с Эриком сблизились. Он был одним из немногих, кто приезжал в Биарриц вместе с женой Карен и детьми – Кэндис, Тесс и Джаспером. В 2004 году Карлу слегка осточертели светские вечеринки и публичность, особенно после того, как у его виллы начали орать демонстранты. Они митинговали против мэрии Биаррица и решили привлечь внимание СМИ, зацепив Лагерфельда… Многие вздохнули с облегчением, услышав о желании Карла разгрузить свой график в Биаррице. Фактически только Аманда Харлек будет по-прежнему навещать его регулярно. А я уже потихоньку планирую отпуск, ухитряюсь каждый год отдыхать в августе. К тому моменту я уже 2 или 3 года езжу к Хемису, в его дом в нескольких километрах от Барселоны, он купил его 4 года назад. Тут жилой район, пляж рядом с трассой и железной дорогой, и в маленьком морском клубе можно взять напрокат гидроцикл – или оставить на хранение свой. Французских туристов почти нет, зато полно баров и барселонцев, особенно на каникулах или выходных. Для нас это рай. Так что в этом году я для себя, Пета и Сабера арендую дом рядом с Хемисом. Своих верных друзей я могу пересчитать по пальцам одной руки, они мне как братья. И это взаимно. В семье у меня родных братьев нет, только по отчиму и по отцу, а у матери я один. Так что в братья я выбрал Пета, Сабера и других корешей.
В июне мне звонит Жан-Мишель. Он говорит, что в августе я должен отвезти Карла на машине в Биарриц. У меня слезы в глазах, я готов уволиться, потому что страшно ждал этого отпуска. Убитый, звоню братишкам и говорю, что они едут одни. Год назад мы уже были у Хемиса и жили в кемпинге. Мы поехали по отдельности, на трех машинах, в своей я вез гидроцикл. Ехали ночью, чтобы не тусить на дороге с другими отпускниками. У Перпиньяна остановились, чтобы поспать в машинах. 800 километров мы сделали за 15 часов. В кемпинге Пет и Сабер достают палатки, и оказывается, что они забыли колышки, а сообразить их не из чего. Мы почти не говорим по-испански, поэтому я иду за пацанами Хемиса, которые получше умеют общаться с местными.
Чтобы найти колышки для палатки, я, Пет и Сабер вместе с мальчишками организуем операцию. Идем в магазин, где на 3 этажах продают бакалею и все для кемпинга. Малыш Александр караулит на лестнице, второй сынишка Хемиса отвлекает кассиршу, а Пет и Сабер ждут у машины под окнами магазина. У нас в карманах шаром покати, так что с террасы на крыше я сбрасываю братишкам колышки для палатки. Они тут же подбирают их и смываются. Мы с мальчишками спокойненько выходим из магазина и шуруем до кемпинга пешком. В итоге оказалось, что колышки под наши палатки не подходят. Да, много глупостей мы совершали в Гонессе, но кража никогда не была нашим коньком. Мне случалось угонять тачки, чтобы вернуться домой, но это было, конечно, до того, как у меня появились права и собственный автомобиль. И на этом меня ни разу не поймали. Я мастерски мог уйти на своем мотике от преследования полиции. Это я любил. Меня ловили всего дважды – и один раз прям не считается. Я тогда на складе отчима оставил свой мотоцикл, чтобы не украли. И его там узнал полицейский, который был корешем отчима. А так я раз 15 точно удирал от копов. Отрывался от них в городе, потом уходил по полям и ныкался в промзону. Я всегда надевал шлем, и это несколько раз спасло мне жизнь. Понятно, что полицейские не стреляли в меня, ничего такого, но покуражиться любили.
И вот я выходил со склада, и меня задержали. В участке мне выписали вообще все штрафы мира, кажется. Забирала меня мать, она не хотела рассказывать об этом отчиму, но, конечно, его кореш-полицейский заложил меня, и я получил жестокую взбучку.
Биарриц
И вот тем летом я впервые провожу свой отпуск с Карлом в Биаррице. В середине июля я приезжаю туда на своей маленькой Toyota RAV4 (синий BMW я уже перепродал). Жан-Мишель Жуанне забронировал отель для меня и дворецкого Фредерика, сына бывшего дворецкого Карла, – он суперпрофессионал, но без конца болтает. Весь остальной персонал уже в Биаррице. Я немного знаю этот город, потому что приезжал сюда с бригадой CST. Но теперь я член семьи служащих Карла. Выбранный отель – невзрачный, на выезде из города, и моя комната выглядит мрачно. Я еще не занимаюсь виндсерфингом, и мне постоянно холодно и скучно. Отель вызывает у меня отвращение, у дворецкого тоже. Я звоню Жан-Мишелю и говорю, что даже такой жмот, как я, никогда не забронировал бы подобное место. Тогда я понял, что во вселенной Карла – и в своей собственной жизни – я должен все делать сам. Другим просто плевать. В будущем я буду заботиться о своей команде и перевозить их вместе с Карлом на его личном самолете. Он по многим фронтам мог расслабиться благодаря мне и моему ви́дению.
Мне несвойственно мышление жертвы. Когда рождаешься жертвой – это мой случай, но мне повезло, – тебе кажется, что хуже уже не бывает, но и лучше не будет. Но я не верю, что все предрешено.
Так что я нашел себе в Биаррице местечко поприятнее – парижский отель на маленькой площади, с окнами, из которых видно море.
Сторожем виллы «Элоррия» работает муж сестры Жан-Мишеля. Карл приезжает через несколько дней после нас. По правде говоря, я пока не очень понял, что буду делать тут в августе. Но это точно будет не тот отпуск, о котором я мечтал.
Позднее к нам присоединится Эрик Райт из Дома Fendi, высокий и жеманный чернокожий, который не скупится на чаевые, а также Аманда Харлек с мужем Нильсом и детьми, еще пара Ингрид Сиши и Сэнди Брант со своей кошкой и семейство Пфрундер… Заглянет Эди Слиман со своим спутником Янном. Затем прибудет Виржини Виар, правая рука Карла в Chanel, ее супруг Жан-Марк и их сын. Друг за другом приедут Стивен Ган (с приятелями), Шарлотта Казираги[49] (с приятельницами), а также Пьер и Андреа Казираги[50] (с друзьями)… Всех я буду наблюдать в повседневной обстановке в компании с Карлом или без. Здесь нет посторонних, поэтому все ведут себя естественно, и я вижу ну буквально все – и поэтому закрываю глаза на некоторые вещи.
В то первое лето с Карлом мой дядя с водителем из CST привозят на виллу мебель и предметы искусства. Я с ними больше не работаю и рад повидаться. Со своей предыдущей летней виллы – «Ла Вижи» неподалеку от Монако – Карл съехал в 1997 году. Жозетта, горничная оттуда, теперь здесь.