В том же году, в 2008-м, я взял с собой Батиста в отпуск в Лас-Вегас, куда отправился со своей подружкой. В конце августа Батист уже провел с нами неделю в Раматюэле, но я еще не понял, из какого он теста. Он чаще тусуется с нами, чем у себя. И постоянно интересуется ценой всего, тысячу раз в день слышу от него: «Сколько это стоит?» Карл селит его в квартирке на улице Лилля.
После показа от-кутюр в 2009 году я вместе с Джейком, еще одним мальчиком Карла, решил сгонять на неделю в Испанию, к Хемису. Ситуация перед отъездом была несколько напряженной. Разговариваем по телефону с Карлом, я выражаю надежду, что лето пройдет хорошо. Карл отвечает: «Нужно, чтобы ты понял: Джейк, Брэд и Батист – это не то же самое, что ты. С тобой мы вместе работаем». Я немного опешил. Звучит двояко. Будто кто-то из нас одноразовый и поэтому его в любой момент можно выкинуть. Но кто? Его драгоценные мальчики или все-таки я? Да, мы с Карлом связаны другим договором. Но в моих глазах он скорее морального, чем финансового характера. Ладно. Время все расставит по местам.
Проводя лето в Раматюэле, Карл вдобавок к собственной вилле на территории отеля «Ла Резерв» арендует еще одну, потому что вновь грядут гости. Эта вилла № 19 на время становится и «моей». Так Карл обеспечивает мне одновременно независимость и зависимость – чтобы я был в комфорте, но всегда под рукой. Когда «Ла Резерв» будет перестраивать виллу № 16, то по просьбе Лагерфельда в плане предусмотрят флигель уже лично для меня. А пока необходимость мириться с присутствием Батиста все больше меня подбешивает. Он обо всем доносит Карлу в мельчайших подробностях. Всякий раз, когда я сижу за рулем или нахожусь рядом с Карлом – а это, напомню, и есть вообще-то моя работа, – Батист тут как тут. Брэд тоже сопровождал нас, но время от времени, а этот – постоянно. Ему 20, он бездельник и даже не понимает, что попал в такой замес, после которого от него только рожки да ножки останутся. С Карлом он быстро пойдет по наклонной. Разница между Батистом, Брэдом и Джейком в том, что у двух последних есть семья, к которой они возвращаются. У них свои интересы и своя жизнь – помимо той, что ведут с Карлом. У Батиста же – по нулям. И это влияет на Карла. Стоит Батисту появиться, в Лагерфельде словно просыпается темная сторона: он становится не таким благожелательным, менее искренним. Он кричаще щедр с этим мальчиком и обожает выставлять его напоказ. Это Карл-кукловод. Всякие Брэды, Джейки – да и все остальные, я их тьму-тьмущую повидал, – они приходят и уходят, а проклятый Батист прям клещом вцепился в жизнь Карла.
Я окружен этой троицей. Вот уже 9 лет я работаю водителем Карла, его помощником и телохранителем, мы проводим вместе кучу времени, я пашу всю неделю без выходных – вплоть до того момента, когда налаженный механизм внезапно не начинает барахлить. Я плохо понимаю происходящее, но мне кажется, что у меня крадут что-то важное. До сих пор посторонние не слишком вмешивались в мои отношения с Карлом. Год спустя Батист проявил всю свою натуру. У него есть бесячая привычка: он цитирует фразы Лагерфельда, но бездумно, не понимая смысла, просто попугайничает. Батист приучает Карла к мобильнику, учит писать смски… Мое эго трещит по швам, мне кажется, я абсолютно теряю всякий контроль над ситуацией. Я готов за Карла жизнь отдать, и мне страшно обидно. Карл передает всю власть в руки Батиста. Но последний, конечно, не в состоянии пользоваться ею с умом. Иногда Карл что-то мне дарит, спонтанно, без особого повода. Батист, кажется, безумно ревнует, хотя Карл одаривает его вдвое, втрое, всемеро больше. Потом наступает день рождения мальчишки, и Карл преподносит ему часы своего отца. А ему самому Батист на день рождения – за 2 месяца до этого – не подарил ничего.
В декабре в Шанхае, на торжестве, устроенном Домом Chanel, Карл заставляет Батиста петь с Ванессой Паради. Это гротескно, неловко, но… Раз Карл так решил… Все делают вид, что считают это гениальным.
На Рождество мы с Карлом ужинаем вдвоем. Это ритуал. Польские миллиардеры подарили ему кабриолет Rolls-Royce.
Я горжусь своим положением при Карле. Этого места я добился сам. Сам стал тем, кто я есть. Но в конце этого года я узнал, что все думают, что я для Лагерфельда кто-то вроде Батиста. В те времена я еще не умею абстрагироваться и анализировать и попросту не могу этого вынести. Я говорю Пфрундеру, что хочу уйти. Все внутри меня клокочет от ярости. Я подавляю столько эмоций, что хочется выть. Я растоптан, раздавлен, убит. Эрик успокаивает меня. В конце 2009 года я уже холостяк и в одиночестве еду к своим корешам в Майами, а затем на остров Святого Варфоломея[60].
Мудрые слова Эрика помогли. В начале января 2010 года я уже поспокойнее и стараюсь думать о другом. Готовясь к дефиле Chanel от-кутюр, я сталкиваюсь с Батистом на улице Камбон. Он с отцом, это редкость, вижу его впервые. Во второй половине дня Батист заходит в студию Chanel, и я слышу, как он говорит Карлу: «Все кончено, мне плевать на твои шмотки, на твое окружение, на твои подарки… Если хочешь, я верну тебе твои часы и все остальное…» Карл посмотрел на него и холодно ответил: «Живи своей жизнью. Уходи, если хочешь». Невозможно, что он смог произнести это. Я думаю, что Батист наконец посмотрел в зеркало – и увидел себя настоящего. Полагаю, с этим как-то связан его отец.
Наступает огромное облегчение – не только для меня, но и для всей нашей команды.
Но в апреле Карл признается мне, что Батист позвонил ему и сказал, что сожалеет о сказанном. Карл приглашает его сняться в фильме Дома Chanel, который собирается делать. И Батист вновь появляется – теперь вместе со своей матерью, это войдет в привычку. Я наконец осмеливаюсь сказать Карлу, что не хочу возиться с мальчишкой. Их отношения возобновляются с новой силой, хотя встречаются они уже не так часто. Мы узнаем, что Батист нанял менеджера, Сида, потому что намерен выпустить диск. Карл находит это прекрасным. Разумеется.
В 2011 году Батист участвует в «Танцах со звездами». По дням, когда шоу показывают по телику, в доме все замирает, чтобы Карл мог усесться перед экраном. Батист все реже и реже ездит с нами в отпуск. Однажды он притаскивает в Раматюэль свою юную подружку, но прячет ее в городе.
До последнего вдоха Карл просил меня ничего не сообщать о его состоянии здоровья Батисту. Тот интересовался, конечно, но я был нем как могила.
Более деликатный Брэд ничего не просит, зато в ресторанах заказывает все самое дорогое. Мало-помалу я понимаю, что Батист шпионит за Карлом для России, куда уж в нашем деле без руки Москвы. Отношения Карла и Батиста стали шахматной партией, которая разыгрывается у всех на виду. Карл побеждает, но все мы понимаем, что Батист продолжит действовать и после шаха и мата. В последние годы было очевидно, что Карл забавлялся им. В глубине души я верю, что Лагерфельда тянет именно к таким мальчикам. Они почему-то делают его счастливым – а это, на мой взгляд, и есть самое важное. Мы с Карлом часто говорили о Жаке де Башере, умершем 20 лет назад. Сидим в кафе «Сенекье», в Сен-Тропе, и он рассказывает мне о его безумствах и о его образованности. Он признается, что в ту пору, когда Жак, как и многие другие, умер от СПИДа, сам Лагерфельд уцелел чудом. Он часто говорил мне, что в де Башере было что-то от мрачного денди-манипулятора. Говорил, что очень любил его, рассказывал об их разгульной жизни, о парижских кутежах, праздниках, о клане Сен-Лорана и клане Лагерфельда и как за то, чтобы принадлежать к ним, сражались все сливки столицы… И о тяжелых моментах, сопровождавших болезнь Жака. О том, что тот ежедневно выпивал бутылку коньяка или виски, чтобы хоть как-то унять боль. Об ужасе его последних дней.
И вот в окружении Карла возникает Джейк. Это очень красивый англичанин, темноволосый, элегантный. Он отлично воспитан, у него прекрасные манеры. По своему интеллектуальному багажу европеец Джейк очень отличается от американца Брэда. Я беру его с собой к Хемису в Испанию, где он вызывает всеобщее восхищение. Джейк держит с Карлом некоторую дистанцию и надолго останется в его круге. Я отлично ладил с ним, а Карл ценил его присутствие. С ним было спокойно и приятно.
Последняя прямая
Летом 2018 года, где-то ближе к 14 июля, после показа от-кутюр и перед тем, как вернуться в Париж на фотосессию, мы – как обычно – находимся в Раматюэле. В январе врачам удалось справиться с болезнью и остановить ее развитие. На вид Карл вполне бодренький, но он использует катетер на одной и той же руке, и она сильно распухла. Это одна из побочек. Карл стыдится и ничего об этом не говорит.
По этому поводу мне вспоминается одна история. Однажды в Биаррице все ждут, когда Карл будет готов к отъезду. Сторож Патрик, бывший военный, отчасти похожий на моряка Попая[61], – в боевой готовности. Карл, как водится, собрал все вещи еще в 4 или 5 утра, а потом оставил их для нас на 2-м этаже, а сам ненадолго прилег. Патрик торопливо поднимается за багажом, но, ошибившись дверью, открывает ту, что ведет непосредственно в ванную Карла. И там оказывается лицом к лицу с ним – с растрепанными и распущенными выбеленными волосами, в длинной ночной рубашке, – сидящим на унитазе. Иногда по утрам его всклокоченный силуэт можно увидеть в окнах, но все всегда помалкивают. Патрик спускается, по его лицу вполне понятно, что только что произошло. Он говорит мне: «О-ля-ля, ты не представляешь, что со мной случилось, вот это я встрял!» С высоты своих 25 лет я даю ему совет: «Не вздумай извиняться. Сделай вид, что ничего не было». Естественно, Патрик, трясясь от страха и чувствуя свою вину, не слушает меня – на кону его чаевые.
«Месье, мне правда очень жаль, что так случилось».
Эх, Патрик, зря ты меня не послушал.
Карл выкидывает его.
В то лето 2018 года меня беспокоит отек на руке у Карла. Он даже уже до лица поднялся и становится заметным. Лагерфельду трудно надевать пиджаки, особенно пролезать в правый рукав. Он начинает волноваться и говорит мне об этом. С некоторого времени он носит более свободные пиджаки. И даже перешел на кардиганы – они еще удобнее. Моя подружка Л. живет с нами на вилле в Раматюэле. В воскресенье 13 июля состоится ма