Один раз кто-то из соседей предложил сходить на море. И она поняла, что не была на море уже больше года. Нет, она, конечно, проезжала и проходила мимо него, нередко его видела, но она не сидела на берегу, не купалась, не загорала. Она вспомнила, как удивляли ее неаполитанцы, которые могли не купаться годами. Теперь она сама стала такой. Ей достаточно было знать, что море рядом. Это как звонить друзьям детства: в какой-то момент понимаешь, что они все равно никуда от тебя не денутся, – и перестаешь звонить.
Теперь Фатима жалела, что так мало купалась, так мало слушала, так мало смотрела на это чудо, которое все время было рядом. Чувствовала что-то вроде детской обиды, что ее лишают того, чем она не успела насладиться. И вместе с этим понимала, что виновата сама. Каждый день – да каждую секунду – море было рядом, только немножко пройти. Но мы уделяем слишком мало внимания тому, что у нас как бы и так есть. Садишься в самолет – и ничего у тебя нет.
Долгожданное возвращение домой, как когда-то долгожданный отъезд в Неаполь, окажется совсем не тем, чего Фатима ожидала или могла ожидать. Но несмотря ни на что, ни на какие разочарования, приходится включаться, вновь становиться участником продолжающейся жизни. И осознание неминуемости жизни, порой не менее страшное, чем осознание неминуемости смерти, вновь делает тебя действительным, настоящим.
Сидя в самолете, Фатима могла бы и дальше с грустью думать об оставленном Неаполе или с волнением – о приближающемся доме. Но больше нет ни грусти, ни волнения. Есть только этот самолет. И пока она внутри, она позволяет себе не думать, не тревожиться, не вспоминать. Она – просто женщина, летящая в белом лайнере, у нее есть своя история, и пока она не приземлилась, эта история принадлежит только ей. Самолет набирает высоту. Впереди – долгие мили полета.
Лето скоро кончится[5]
Однажды мальчик проснулся не дома. То есть нет, место, в котором он проснулся, как раз таки было домом. Но это был деревянный дом. А мальчик вообще-то жил в квартире. Так что проснулся он не у себя дома, а на даче, в той половине, которую его родители сняли на лето. Лето только начиналось.
Мальчик родился в городе, который стоял на реке. Но город был большой, поэтому реку мальчик видел редко. Потом они жили в другом городе, поменьше. И река там была поменьше. И видел ее мальчик гораздо чаще. Дача стояла на той же реке, что и город. Но только совсем близко. Для того чтобы увидеть реку, надо было просто перейти дорогу и спуститься с холма. Тем летом мальчик видел реку каждый день, и даже чаще.
Так вот. Мальчик проснулся на даче. В комнате пахло старым печеньем. (Скоро мальчик познакомится с хозяйкой дома, старой-престарой эстонкой, от нее будет пахнуть так же.) На веранде стояла посуда, привезенная с собой. Вскоре проснулись родители. Теперь это – их дом.
Реку мальчик увидел в тот же день. Он видел ее и в городе. Но там река была другой – бурлящей, быстрой, беспокойной. Здесь река была тихой, неторопливой, ее можно было рассмотреть.
Папа подвернул брюки и вошел в воду. Мальчик сделал то же самое. Вода была мягкой, не холодной и не теплой. У берега покачивались лодки. Редкие волны шлепали их по бокам. На берегу росла трава. Когда мальчик вырастет, трава вырастет вместе с ним, подступит вплотную к воде. А пока они садятся на берег, прямо на серый речной песок. И родители тихо о чем-то разговаривают, и мальчик слышит стрекоз.
Девочку звали Тина. Она училась играть на скрипке, ее папа был музыкантом. Они снимали дачу неподалеку. Однажды родители мальчика познакомились с Тининым папой, и он позвал их в гости. Сначала все смущались. Потом Тина поиграла на скрипке и все стали обсуждать, как хорошо она играла, и перестали смущаться и стали просто разговаривать. А детей отпустили погулять.
Мальчику понравилась Тина. Ее светлые непричесанные волосы путались, как речная тина. Ей подходило это имя. Они поговорили про ее скрипку. Про какую-то книжку. (Мальчик не любил читать. Мальчик уже умел читать. Когда не знаешь, что сказать, можно поговорить про книжку). Тина показала мальчику двор и то, что за забором. А потом они остановились. Мальчик посмотрел на Тину и понял, что они уже давно не разговаривают. Тина не похожа на друга. Она не похожа на девочек из школы. С другом всегда знаешь, как себя вести. Девочек в школе много, их вообще как будто по отдельности нет. И мальчик испугался. Тина тоже что-то узнала, но не испугалась. И повела мальчика обратно в дом. Тина шла впереди.
Потом они возвращались домой теплым вечером по темной улице. Разговаривая, родители мечтательно растягивали слова. Им нравилось быть взрослыми.
Котенок появился из реки. Однажды папа пошел на реку и вернулся с котенком. Рыбаки хотели утопить, а папа не дал.
Папа объяснил, что это девочка. Мальчик согласно покивал, но вообще-то не согласился. Котенок – это котенок. Девочка или мальчик, будет понятно потом, когда он подрастет. А пока это просто котенок. Раз котенок, значит – он. Раз он, значит – мальчик. А там будет видно.
Котенок был черный.
В комнате, где жили родители и мальчик, висела полка с книгами. Это были хозяйкины книги или кого-то из ее родственников (они иногда приезжали к хозяйке: дочка, ее дети, уже почти взрослые, другая дочка, постарше и без детей). К книгам мальчик относился с недоверием, так что на эту полку не обращал особого внимания.
Но однажды пошел сильный дождь. Папа был в городе, по делам. Мама читала, лежа на кровати. Мальчик посидел в комнате. Вышел на веранду, посидел там. На веранде дождь был слышен лучше, совсем близко, как будто сидишь внутри дождя абсолютно сухой. Все запахи стали сильнее. От банки с «Несквиком», стоявшей на подоконнике, пахло шоколадом. Но сидеть просто так было неинтересно, надо было чем-то заняться. И мальчик вспомнил про хозяйкину книжную полку. Он сходил в комнату, немного постоял там, разглядывая корешки, выбрал книгу и вернулся с ней на веранду. На веранде он лег у окна, полностью повторив позу, в которой читала мама, и открыл книгу.
В книге рассказывалось про одного эстонского мальчика, который только-только пошел в школу (все это было когда-то давно). Мальчик был самый обыкновенный: иногда веселый, иногда – задумчивый и грустный. Он тоже любил родителей и тоже не знал, как вести себя с одной девочкой. В школе у него был хороший учитель и был – не очень хороший. Однажды одноклассники напоили его чем-то вязким и сладковатым, от чего он опьянел, а потом было стыдно. Иногда он с батраками ездил в телеге на другой хутор. И бабушка рассказывала странную бесконечную сказку про кукушку, угодившую в смолу («освободила клюв – хвост увяз – освободила хвост – клюв увяз»).
Мальчику было понятно и как будто знакомо все, о чем говорилось в книге. Он не просто верил в то, про что читал, ему как будто открывалась прожитая жизнь хорошо знакомых, но до конца не узнанных людей. Ему нравилось их узнавать.
Дождь закончился. Из города вернулся папа. Вечером перед закатом ненадолго показалось солнце. Они снова гуляли втроем по берегу реки. Дома у крыльца что-то вынюхивал котенок. На веранде обложкой вверх лежала книга, дожидаясь мальчика.
У мальчика был друг. Друг был не похож на него, поэтому им было интересно. Друг был похож на него, поэтому они часто ссорились. Словом, друг был – настоящий. Его родители часто гостили у родителей мальчика, а иногда даже оставались ночевать (спать тогда всем было тесно, но очень здорово, друга клали вместе с мальчиком, они лежали в темноте и перешептывались). Они вместе ходили на реку, доходили до самого устья, где река впадала в залив, смотрели на маяк, залезали в привязанные у берега лодки. Иногда кто-нибудь из рыбаков прогонял их, а иногда – нет. Они разговаривали с умным видом, как папы, забывали про умный вид и разговаривали как мальчики, вообще ни о чем не разговаривали, подолгу гуляя молча. Иногда они громко обзывали друг друга, не в силах побороть какую-то странную, бурную, почти агрессивную нежность, вдруг овладевавшую обоими.
– Смотрите, наша киса кого-то поймала, – однажды утром сказала мама, выйдя на крыльцо. Лето кончалось.
Мальчик выбежал посмотреть. Кошка держала в зубах ласточку, уже мертвую, доверчиво положила птицу у дверей и принялась изучать.
– Настоящая хищница, – сказала мама. И мальчик понял, что уже несколько раз назвал про себя кошку – кошкой, а не котенком, как раньше. Что она действительно настоящая хищница, как Багира из «Маугли». Котенок подрос и превратился в маленькую кошку. Они так и стали ее называть – Багира.
Кстати, когда они уезжали с дачи, Багира куда-то пропала. Ее звали, ее искали, спрашивали про нее у соседей. Кошки нигде не было.
Она встретит их на следующий год, когда они снова снимут эту дачу. Родители с сумками подойдут к дому, а она просто прыгнет из травы на крыльцо. И точно так же снова исчезнет в день отъезда.
Мальчик обнаружил на старой липе возле дома первые желтые листья. Просто однажды задрал голову и увидел его – желтый лист. А потом еще. И еще. Они висели на дереве, покачиваясь на легком ветру вместе с остальными, зелеными. Мальчик посмотрел вниз. У края дороги тоже лежало несколько желтых листьев, опавших.
– Это просто потому, что лето жаркое, вот они и пожелтели раньше времени, – сказал мальчик своему другу, но сам в это не поверил. Август стоял уже давно. И лето уже не было жарким. И папа больше не купался в реке. И мама по вечерам набрасывала на плечи что-нибудь теплое, если они подолгу сидели на улице.
Скоро они вернутся в город, в квартиру, где за лето скопилось много пыли, где сохранился знакомый запах, к которому теперь снова придется привыкать.