Но Максим вывез эту толстовку из туристической поездки в Швецию. И хотя данное изделие, как и весь шведский туристический мерч, было изготовлено в Поднебесной, Анин брат, по всей вероятности, очень этой толстовкой гордился.
Когда Мила вошла в сверкающий светодиодными огнями зал кафе, парня в джемпере с рогатым скандинавом там не наблюдалось. Миленькая девушка-администратор с голубыми прядями в иссиня-черных волосах проводила ее к угловому столику. Мила заказала кофе и от нечего делать стала разглядывать своё отражение в зеркале, висящем на стене напротив.
Минут через пять в кафе стремительно ворвался юноша с предельно аккуратной стрижкой, одетый в злополучную рогатую фуфайку. Торжественно сжимая в правой руке одинокую розу цвета фуксии, заботливо упакованную в целлофановую обёртку и перевязанную ленточкой того же ядовитого оттенка, он нервно оглядел зал в поисках девушки, которую пригласил на свидание.
Аня, описывая рост брата как «средний», сильно ему польстила. В лучшем случае, он был на полсантиметра выше Милы. Его лицо с исключительно правильными чертами, тем не менее, сложно было назвать симпатичным из-за намертво прилипшего к нему выражения откровенного самолюбования.
Парень увидел Милу и расплылся в улыбке, обнажившей мелкие беленькие зубы в брекетах. Он элегантно плюхнулся за стол и воткнул розу в длинную узкую вазочку, оперативно принесенную вместе с меню симпатичной официанткой с изумрудно-зелеными локонами. А затем вежливо подвинул в сторону Милы меню и барную карту. Сразу после этого молодой человек открыл рот и с этого момента закрывал его только во время пережёвывания пищи.
За какой-то час Мила узнала полную биографию Макса во всех подробностях. В частности, что до пятого класса он страдал энурезом, что в 14 лет болел корью, а в 16 — ветрянкой, причём в очень тяжелой форме с госпитализацией. Миле за эти 60 минут удалось разве что назвать своё имя и добавить, что раньше она работала в «Чудесном мире». Следующие полчаса девушка ждала, когда же, наконец, можно будет махнуть этому парню ручкой.
Стараясь не зевнуть во весь рот, чтобы не заснуть, Мила собралась подмигнуть своему отражению в зеркале напротив, как вдруг зевать ей совершенно расхотелось. Зеркальная амальгама с документальной точностью демонстрировала ей отражение Игоря, который вошёл в зал и с явным сарказмом во взгляде прошёлся по её визави в безумной толстовке. Ошарашенная, она не успела оглянуться, встать, побежать к нему. Игорь уже развернулся и пошёл к выходу.
Мила мысленно отпустила цветистую тираду, наполненную далеко не самой нормативной лексикой. И почти беззвучно прошептала:
— Игорь…
— Что ты сказала? — Макс на мгновение отвлёкся от своих разглагольствований.
— Извини, Макс, но мне пора.
Мила выскочила из-за стола и почти бегом направилась к гардеробу. Макс ошалело смотрел ей вслед — он не мог последовать за девушкой, не расплатившись по счёту. А бросить крупную купюру без сдачи, видимо, жаба душила.
На ходу накинув куртку, Мила выскочила на улицу, но Игоря и след простыл. И потом она полночи ворочалась на своей обычно очень комфортной тахте.
Игорь всё-таки вернулся. Для того чтобы увидеть её с этим самовлюблённым индюком.
В конце концов, девушка, отчаявшись уснуть, вылезла из-под одеяла и в пижаме проследовала на кухню. Сделала себе чашку какао, села на угловой диванчик, подтянула колени к подбородку и закрыла глаза. И перед её внутренним взором вдруг снова появился образ Игоря.
А он изменился.
На переносице появилась пара морщинок. На щеке под левым глазом — длинная полоска свежезатянувшегося шрама. Но, странным образом, этот новый шрам абсолютно не портил лицо Игоря. Оно стало менее совершенным, но еще более прекрасным.
Мила сидела за кухонным столом, сжимала в руках чашку с остывшим какао и представляла, как она губами касается этого шрама. Нежно-нежно. А потом прижимается к груди Игоря и прячет своё лицо в его длинных волосах цвета древесного пепла, слегка пахнущих океаном. А викинг загрубевшими пальцами берёт её за подбородок и впивается в её губы жадным властным поцелуем. Ну, прямо, как в женских романах…
— Я же очень просил не звать меня по ночам, — произнес Ингвар хрипло, оторвавшись от ее губ. — Ты мучаешь меня, девочка. Я хочу тебя. Я люблю тебя. Я вернулся в этот мир попрощаться с тобой. Но ты была занята. У меня очень мало времени. Я ухожу. И, боюсь, навсегда.
Мила обвила руками шею Игоря (или Ингвара?), прижалась к нему и прошептала:
— Я не хочу оставаться здесь без тебя. Я пойду с тобой. Я … я люблю тебя.
На ее полутораспальной тахте вполне хватило места для двоих. Мила ощущала прикосновения рук и губ Игоря к своему телу. Даже в тех местах, о которых она стеснялась думать. Она таяла от его ласк, как крем-брюле. В этот раз страха Мила не испытывала. Она хотела и ждала чего-то, сама не зная чего. Мила обнимала любимого мужчину и прижималась к нему, чтобы быть так близко, что ближе уже некуда. Тепло его тела обладало волшебством без всякой магии. Но внезапно на Милу пахнуло холодом, она вздрогнула, по коже обнаженных плеч побежали мурашки. Ингвар набросил на неё меховое одеяло. Где-то на периферии сознания Милы промелькнула мысль, что потолок стал темнее и качается, но ей уже было всё равно. Кроме Ингвара для нее ничего не существовало. Реальности для Милы больше не существовало.
Жар живого тепла. Ветра солёного дар…И подхватила волна…Времени полог пал.
Когда к Миле вернулась способность соображать, она поняла, что лежит под тем самым навесом на палубе драккара. Полностью обнажённая, завёрнутая в меха. Ингвара рядом не было. Сбоку от нее нашёлся уже знакомый комплект одежды — светлая льняная рубаха, коричневые штаны и тёплая шерстяная накидка. Но в этот раз он был дополнен верхней шерстяной рубахой бежевого цвета, шерстяными же носками забавной вязки и мягкими кожаными ботинками.
Мила надела всё это и вылезла из шатра по своим утренним делам. Море было относительно спокойным. Корабль шел под парусом.
На палубе девушка разглядела примерно тридцать мужчин, одетых примерно в такую же одежду, что и Мила. Почти все они были длинноволосы и бородаты. Большинство из них оказались блондинами — от льняных и золотистых до русых и рыжих. Но всё же некоторые головы и бороды были тёмными. А кормчий и вовсе оказался жгучим брюнетом с загорелым обветренным лицом. Его лицо Миле отчего-то не приглянулось, но она вскоре напрочь забыла о черноволосом «капитане» корабля.
Все эти мужчины занимались своими делами. Но при появлении Милы разом уставились на неё. И в их глазах появился особый блеск, который заставил девушку снова укрыться в шатре.
И тут Мила услышала голос Ингвара. Она не знала того чужого глухо звучащего языка, на котором он говорил, но смысл его слов магическим образом был ей понятен.
— Это моя женщина. Тот, кто посмеет прикоснуться к ней или хотя бы помыслить о таком намерении, отправится за борт и будет прикасаться только к дочерям Эгира на дне морском. Это я сказал, Ингвар хёвдинг[1].
[1] Хёвдинг — что-то вроде «предводитель народа» (от höf — главный, глава и ðing — тинг, вече). Но, возможно, первый корень происходит от hof— святилище. Своего рода политический, военный и религиозный лидер у викингов.
Сумерки кратки в преддверии тьмы.
Не успеваешь предчувствовать вечер.
Без ожидания смыслы бледны.
Столь мимолётного времени толика
Тонкой преградой и узкой тропой.
Мечется волглая стылая просека.
Тени вертятся — манят чередой
Корни велики — вблизи не видны.
Но разделенье неужто излечит?
Сумерки кратки в преддверии тьмы,
Тени теперь текут недалече.
Анонс следующей части: пребывание в Раннем Средневековье, любовь и реальность, как она есть…
История 3. (Не)реальная любовь Милитины МеркурьевойЧасть 4
Глава 7
Что же ты хочешь? Кто же ты будешь?
Здесь или там.
Жизнью рискуешь, помнишь иль любишь?
Выбери сам.
Сложно плетенье
Событий и слов…
Я — развлеченье
Здешних богов.
Ты — приношенье…
Через пару часов впереди показалась земля. Как выяснилось, это был остров, на котором располагался лагерь Ингвара и его людей.
И почему-то Мила не удивилась, что в гарде за частоколом есть и женщины. И если большинство мужчин были светловолосыми и светлоглазыми, то женщины поразили Милу разнообразием своих типажей. Блондинок было немного. По большей части обитательницы острова обладали длинными темными волосами и карими или зелёными глазами. Однако же некоторые из островитянок отличались очень смуглой кожей и совсем уж экзотическими чертами. Естественно, что все женщины в лагере были молоды и привлекательны. И Мила без труда догадалась, что это пленницы или рабыни, добытые викингами в походах.
Ингвар приставил к ней одну из местных девушек в качестве служанки. Гвен оказалась саксонкой с северо-востока Британии. Поэтому Мила, прилично знающая английский язык, кое-как смогла наладить с ней диалог. Однако особо дружеских чувств Мила к этой девушке не испытывала, поскольку логично предполагала, что эта красотка некоторое время исправно грела постель Ингвара, когда у него возникала в том нужда..
Осматривая лагерь, Мила обнаружила низенькое бревенчатое строение с земляной крышей, стоящее у самого частокола. Пока она раздумывала, кому может принадлежать этот дом, дверь открылась, и на пороге показалась уже знакомая Миле старая вёльва Фрида.
— Заходи, раз пришла.
Мила вошла. В доме всё так же пахло дымом и ещё какими-то травами, горькими и пряными. Девушка села на скамью. Фрида расположилась напротив и вытащила откуда-то полотняный мешочек, наполненный источающим резкий аромат порошком. Потом взяла небольшую серебряную чашу, вероятно, привезённую викингами из похода, налила туда кипящей воды из котла, висевшего над очагом, и б