Третьего, графа Кормилина, ныне почившего, можно было рассматривать в виде потенциального отца. На момент изготовления карточки у него была весьма привлекательная внешность, отсутствие кольца на пальце и огромная любовь к легким отношения.
Остальных кандидатов я пролистнул еще быстрее, они были либо слишком молоды, либо слишком стары для таких подвигов. А вот предпоследнее изображение меня заинтриговало больше всего. Я удивленно смотрел на него и не верил своим глазам. Такого просто не могло быть!
— Кто на этих карточках? — умоляюще спросила Блохина. — Покажите, прошу вас!
Я протянул все, кроме двадцать третьей. Она долго их рассматривала. Кого-то откладывала сразу, на ком-то ее взгляд задерживался чуть дольше, но так или иначе, ни на кого не показала.
— А кто на последней? Почему вы не отдаете ее мне? — Блохина ничего не понимала, а я лишь задумчиво хмурил брови.
— Думаю, мне лучше оставить вас.
Я положил карточку изображением вниз и вышел из кабинета, плотно прикрыв за собой дверь. Последнее, что я увидел — две пары одинаково ничего не понимающих взгляда. То, что будет происходить за ней, ко мне не имело ни малейшего отношения.
Да, я мог бы инициировать проверку по факту кражи личности, но я лично знал человека с карточки, его историю и переживания. Марк двадцать лет назад не просто соблазнил Блохину, а это был именно он, но и потом гору времени страдал по ней, напрочь забыв ее имя. Жаль, мне не удалось увидеть лицо друга, когда он перевернет карточку.
Так что пусть сейчас разговаривают. Знакомятся, ругаются, мирятся. К тому же Марку давно пора остепениться. А тут сразу взрослый сын, никаких пеленок. Хотя с воспитанием нужно будет что-то придумать. А на счет едва не сорванной коронации, позже разберемся, как эмоции улягутся.
Думаю, парень просто хотел привлечь внимание и наконец, докричаться до своего отца. И у него это получилось, пусть и не так, как задумывалось.
А мне предстояло узнать судьбу другого сына: Фомина Олега Николаевича, который выпустил в свет том с моим жизнеописанием.
Дом сына писаря располагался в районе среднего класса — основной массив в нашей столице. Возница остановил карету возле весьма обычного строения: каменный дом, пусть и видавший виды, но еще крепкий, широкое крыльцо, ухоженный сад и мощеная дорожка, слегка заросшая травой по краям.
Во всем чувствовалась крепкая женская рука, уж больно хорошо выглядела растительность, а вот сам дом явно нуждался в легком ремонте.
Когда я только подходил к дому, в окне мелькнула тень, и дверь почти сразу открылась.
— Добрый день, мы ничего не покупаем и не заказываем, — вежливо сказала появившаяся в проеме дама.
Она выглядела уставшей, но была элегантно одета и с высокой по нынешней моде прической.
— Добрый день, я не по этому поводу. Мне нужен Фомин Олег Николаевич. Он здесь живет?
— Олежа? Да… — она потерла переносицу. — Что он натворил? Я его мать, Фомина Надежда Ильинична.
— Рад знакомству, я… — вышла секундная заминка, потому что я не сразу сообразил в личине я или нет, — помощник Соколова Алексея Николаевича, Иванов Григорий Борисович.
— Господина архимага? Святые силы, — она побледнела и отступила вглубь дома. — Проходите, Григорий Борисович, я сейчас…
Я переступил порог и с интересом стал разглядывать обстановку. Когда-то здесь водились деньги. Зарплата писаря вполне позволяла содержать такой дом. Но то время прошло. Остались лишь потертая мебель, застиранные шторы да вытертый ковер.
Обойдя гостиную, я заглянул в соседнюю комнату. Там был склад книг. Тех самых. О моей жизни. С ходу сосчитать, сколько их тут у меня не вышло, стопки высились до потолка, лежали на всех поверхностях, занимая почти все пространство.
— Вы меня искали, Григорий Борисович? Я Олег Фомин.
Позади меня стоял долговязый мужчина лет тридцати: аккуратный костюм, очки, длинные пальцы. Почти так же выглядел его отец, разве что ростом был пониже. Я хорошо помнил Николая Петровича, почти каждый день виделись.
— Да, все верно. У меня вопрос вот к этому, — я обвел рукой книги. — На страницах я нашел конфиденциальные сведения, которые ни в коем случае не должны были попасть на глаза другим людям.
— Вы читали? — с нотками восхищения спросил Олег Николаевич.
— Читал, — кивнул я.
— И вы считаете, что написанное в книге… правда?
— Это конфиденциальные сведения, я не вправе даже говорить об этом.
— А я думал, отец все выдумал…
Он запустил руку в волосы и дернул за прядь.
— Меня теперь арестуют? За эти сведения?
— Вас спасла только приписка, что написанное — это неподтвержденные мифы. Сколько экземпляров вы продали и раздали?
— Да никто брать не хотел, вот, почти весь тираж так и остался лежать мертвым грузом, — он вздохнул. — Я надеялся, что такие истории аж про самого господина архимага разлетятся, как горячие пирожки на ярмарке, но…
Он развел руками, окинув скорбным взглядом лежащие книги.
— Сначала для рекламы друзьям раздавал, как-то умудрился в пару лавок протащить, где не смотрят на название. Но на этом все. Большие магазины меня разворачивали, едва видели обложку. Все деньги потратил на них, — он пробежался пальцами по корешкам. — Вы же арестовать меня пришли?
— Нет, любопытно стало.
— Хотите, я вам подарю экземпляр?
— Уже приобрел и ознакомился. Мне нужны все исходники, которые были у твоего отца. Абсолютно все.
— Конечно, все в кабинете отца. Пойдемте, я покажу вам.
Мы прошли по темному коридору и поднялись на второй этаж. Здесь все было в таком же состоянии. Магические рожки едва теплились, почти израсходовав заряд магии. Проходя мимо, я их пополнил. Мне несложно, а сделать что-то хотелось. Фомин восхищенно охнул и горячо поблагодарил меня. Оказывается, в их семье никто не блистал запасами силы, а заряжать каждый месяц светильники магией было весьма затратно.
Олег Николаевич остановился перед закрытой дверью, вытащил из кармана ключ и повернул его в замке. Едва уловимо запахло озоном — среагировала защита, работавшая по принципу «свой-чужой». Обрывать ее не стал, она мне не может причинить вреда, а любого другого, послабее, могла и поджечь. Фомин глянул на меня и испуганно вскрикнул.
— П-простите, я редко сюда захожу, совсем забыл про это заклинание. Вы не пострадали?
Я качнул головой, чувствовал, что в словах парня не было лжи. Действительно, забыл. С кем не бывает.
Кабинет разительно отличался от остального дома. Тут все было новым и без единой пылинки. Каждая вещь лежала на своем месте, словно всю обстановку перенесли из каталога. Мебели мало, но она идеально дополняла друг друга, представляя единую композицию.
Фомин подошел к столу и осторожно выдвинул один из ящиков. На свет появилась толстая папка, затем еще одна и еще.
— Я нашел их, когда разбирал вещи отца. Бумаги лежали в сейфе на чердаке под грудой коробок, но я смог его найти и открыть. Только сейчас понял, что зря это сделал.
Я подхватил ближайшую папку и глянул несколько документов. Дернулся глаз. Это были копии моих отчетов. Магия мгновенно появилась на кончиках пальцев.
— Что вы делаете⁈
Фомин в ужасе смотрел, как я испепеляю отчет за отчетом, но не дернулся, чтобы остановить меня.
— Это не та информация, которую ваш отец должен был оставлять.
— Вы сделаете то же самое с книгами?
— Конечно. И в ваших интересах впредь делать вид, что вы никогда не слышали фамилии Сербский и не знаете, что содержится в книгах.
В наступившей тишине медленно оседал пепел, который остался от отчетов.
Я развернулся и неторопливо вернулся в комнату с книгами. Фомин, задыхаясь, поспешил за мной. Его лицо вспотело, очки постоянно сползали на кончик носа, а в глазах стояла вселенская печаль.
— Я понял вас, — сказал он. — Можно, я только с матушкой попрощаюсь. Она совсем одна останется.
— Олег Николаевич, не говорите ерунды, родителям нужно помогать. Поэтому я выкуплю у вас все книги. Целиком. Сколько вы потратили на весь тираж?
— С учетом бумаги, краски, обложек и аренды оборудования, то сто восемьдесят золотых.
Я кивнул, по моим подсчетам выходило двести тридцать, видимо, парень вычел из суммы свою зарплату за работу в типографии.
Достав портмоне, я вытащил три ассигнации номиналов в сто золотых и вручил Фомину.
— Этого хватит. За старания, за работу и за провал в памяти. Постарайтесь найти хорошую работу, чтобы матушке помогать было легче.
После чего вскинул руку, и книги охватило ярко-голубое пламя. Сгорело все быстро, не оставив и следа на выцветших обоях.
— Всего хорошего, Олег Николаевич, надеюсь, мы больше не увидимся.
Он не ответил, продолжая сжимать в кулаке деньги и смотреть на пустую комнату.
С этим я тоже разобрался. Неужели уже можно отправляться в путь? На улице я с любопытством огляделся в поисках того, кто может быть против, но никого не нашел.
Не успел втянуть сладкий воздух свободы, как возле меня запорхал крошечный конверт — магическая почта во всей своей красе.
Дернув нить заклинания, я притянул к себе письмо от начальника тюрьмы. Иван Андреевич настоятельно просил приехать к нему, а это значит, мечты о карете и дальней дороге придется снова отложить.
Конверт вспыхнул в моих руках, вместе с ним исчезло чужое лицо, и я пошел ловить возницу.
К сожалению, в этот раз мое мрачное настроение чувствовалось всеми, особенно лошадьми, которые уносились от меня, роняя пену и иногда и самих возниц. Так что до здания тюрьмы и прошелся пешочком. Ничего, полезно иногда.
Начальника тюрьмы я нашел в одной из допросной. Напротив него сидел бледный парнишка в антимагических кандалах, на столе стояла смятая кружка, а сам Иван Андреевич задумчиво барабанил пальцами, отбивая замысловатый ритм стальными пальцами.
— Спасибо, что так быстро к нам приехали, Алексей Николаевич. Вот, полюбуйтесь, Платон Никитич Веселков, — маг иллюзии вздрогнул. — Кается во всех своих грехах.